Леонид Могилев - Хранители порта

• Название: Хранители порта
• Автор: Леонид Могилев
• Издательство: "Азбука”, Книжный дом “Терра”
• Жанр: Триллер
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0133-4

Остросюжетный роман-боевик «Хранители порта», рассказывает о таинственных и подчас фантастических событиях. Вместе с тем, это лирические повествование, увлекающее читателя глубоким психологизмом и тонким проникновением в характеры героев. Сейчас на книжном прилавке редко встретишь роман, где автору удалось бы успешно совместить воедино захватывающий сюжет, динамизм изложения и плотный, прозрачный язык текста. Леонид Могилев блистательно демонстрирует все эти неотъемлемые качества настоящей литературы.

---

— Но расстрелять могут запросто.

— Это да.

— Так будь осторожен, товарищ.

— Сейчас контрольное время кончится. Сколько еще?

— Еще три минуты. А магазины у вас со скольки?

— Круглый Божий день. И ночь. Эвакуация, товарищ.

И он ушел, а я стал рассматривать окрестности, мост, канал, дома и улицы, но ничего существенного не обнаружил.

Я принял холодный душ и переоделся. Потом вернулся на свое временное ложе и крутнул волшебный барабан, из которого выпало следующее воспоминание.

Остров. Корабли прошли. Прошли «Федор Шаляпин» и «Эрнест Буш». И тогда музыка вращающегося моста повисла над ожидающими счастливой возможности пройти на остров. Падает мелкий утробный дождик. С этой стороны канала — край, где город еще цепляется за эту землю, и топорщится сторожевая будка (для продажи абонементов), а поодаль еще и киоск «Союзпечати». А в трехстах метрах от этого великолепия мой бывший дом.

С другой стороны канала Семино «дупло», где я провел немало времени в беседах о мироздании.

Остров был обширен, но малонаселен — узкоколейка, ресторан «Галс», одна многоэтажка.

Мост поворачивается медленно, и одни идут туда, где конечная остановка желтого автобуса и большая талонница в будке, а другие — туда, где крепостные развалины, «Галс», Сема. Наконец мост останавливается, и служитель стопорит его специальным ключом.

Жители двигаются навстречу друг другу. И я двигаюсь, но тщетно, так как мне кладут руку на плечо и спрашивают: «Ну. Есть ли жизнь в других галактиках?»

Я не часто слышал этот голос. Совсем не часто. Но я так запомнил его, что теперь не оборачиваюсь и бегу. Должно быть, окружающие удивлены. С чего бы это вдруг? Как в фильме про разведчиков. Или про преступный мир. Я еще не разведчик и не шпион, но я бегу. До дома Семы совсем недалеко. Меня, естественно, никто не преследует, но я вбегаю в подъезд, вижу неприкрытую, по Семиному обыкновению, дверь, вваливаюсь в квартиру, закрываюсь на все три замка и кричу: «Семушка…» Никто не отвечает. Сема думал о мироздании в совмещенном санузле. Обстоятельства не позволяли этого где-либо еще в квартире. Диктатура. Здесь все как раньше. Пишущая машинка на тумбочке, тетрадка на крышке стиральной машины. И концентрическими кругами расходится вокруг тетрадки, вокруг сортира, вокруг всего Дупла — волна. Волна безумия. Природу этого поля определить невозможно. Но оно отличается различными физическими свойствами. Напряженностью, влиянием на различные предметы и прочее. Например, почему я побежал, не оглядываясь, когда мне задали совершенно невинный вопрос? Потому, что уже находился в этом поле.

Подобных мест в городе несколько. Мой дом теперь не излучает. А когда-то… Излучает, но, видимо, слабее, Дупло Врачевателя. А попавшие в это поле и не имеющие достаточно сил для сопротивления — люди конченые, все у них теперь наперекос. «Сема, ты где?» И весь город этим полем схвачен, где посильнее, где нет.

Наконец я покидаю свое убежище и обследую квартиру. В ней нет никого. Хозяин вышел ненадолго и даже дверь не прикрыл. Я иду на кухню, открываю холодильник, достаю холодную котлету, вторую, вспоминаю, где У Семы обычно припрятан ситный. А ситный в шкафчике. Потом я долго пью чай. Семы все нет. Я иду в комнату, вижу наконец, что я в обуви, возвращаюсь в прихожую, отпираю дверь. Мне кажется, что больше не нужно опасаться. Иду в комнату, падаю на диван и мгновенно засыпаю. А когда сон оставляет меня и я открываю ясные очи, можно уже лицезреть Сему. Он сидит за столом, покуривает и говорит: «Не спи, не спи, художник».

Потом я долго рассказываю ему про звезды и космический ветер, а он мне про свое изумительное существование. Потом я иду принимать ванну, а Сема бежит к бутлегеру за чекмариком, и мы празднуем встречу.

Сумерки наполняют комнату, что очень располагает к длинному и незамысловатому мужскому разговору.

— Я сегодня встретился с одним человеком. Вернее, не встретился. Он мне сзади руку на плечо положил и говорит: «Как там насчет жизни в иных мирах?»

— И правильно спросил. Ты сюда вообще зачем приехал? Сидел бы да следил за туманностями. Сколько тебе за бдение платят?

— Платят. Хорошо платят.

— Ну вот. Приехал, так получай вопросы от своего — дорогого Невероятного человека. Это ведь он был?

— Да!

— Он, видимо, тоже подрастерялся и сидит сейчас дома и гладит Ижицу по попе. И думает, что ты намерен предпринять? Он от ужаса и в состоянии аффекта спросил. Ты понял? А что бы нам предпринять? Хочешь взять меня в подручные?

Что я мог сказать Семе? Он понимал в делах ностальгических и кромешных больше меня.

Мы вышли из дому к каналу, чтобы присесть на наше обычное место и прикинуть, что к чему. Прежде, однако, мы должны были пройти через двор.

Собирали в огромные эмалированные тазы белье, снимали со шнуров свое богатство островные хозяйки, возвращались по своим квартирам блудные дети и старательные ученики начальных классов, так как настал одновременный час их возвращения. В исчезающем свете дня? можно было различить вспышки маяка, к которому мы — направлялись. А на другой стороне канала, на «большой земле», стояло здание моего бывшего дома, то есть это просто так говорится. Какие у нас такие свои дома? Квартира у меня была там своя. И то не своя, а взятая внаем. И не внаем, а по «подряду» на охрану и полив цветов. А те, кто эти цветы взращивал, тоже не могли считать ее своей, так как она принадлежала незыблемому государству. Но как бы то ни было, я там жил, а дом моего житья там не одобрял. Между домом и мною теперь чистое поле, триста метров перспективы.

Механика наших взаимоотношений была такова. Я отбил, а какое, простите, еще бытовое слово вы предложите? Именно отбил Ижицу у Семы, и ничего нас после с ней не должно было разлучить — разве только старость и комья земли на крышку гроба. Но тем не менее…

В Сыктывкаре-городе рождаются такие люди. И когда-нибудь я поеду туда и посмотрю на место произрастания этих образчиков противозаконов природы.

…Канал. Рябь и блики. Ферма вращающегося моста.

— А что, Сема, не пойти ли нам испытать судьбу? Не искупаться ли в фонтане на площади? Или в пруду? Где лебеди и гуляющая публика?

— Нет больше лебедей. Кончились птички.

— А здорово мы тогда… А не сыграть ли нам на бильярде, на станции?

— Нет больше бильярда. Там теперь новый компрессор и акваланги…

— Тогда пойдем к Врачевателю. Ударим по точкам акупунктуры. Потом у него, кажется, есть спирт.

— Конечно, метиловый.

— Нет. Медицинский. Он теперь живет с медсестрой. Хоть немного, но есть. Пойдем, повеселимся. Поразвеемся. Про Шамбалу посудачим. А потом можно и в пруд.

И так бы мы и беседовали мирно и незамысловато, глядя на расходящиеся волны у опор причала, если бы эти волны вначале не стали чем-то необъяснимым, не покинули бы лоно канала и не стали бы обволакивать меня, а потом они вновь материализовались и стали волнами безумия, но уже невидимыми, и тогда они слились с волнами, исходившими от Семы, его жилища и всего острова, и, многократно усилившись, двинули меня в побег. Я вдруг вскочил и побежал, оставив ухмыляющегося Сему…

Потом я еще приезжал и возвращался и зарекался было вовсе, а теперь вот с рацией и автоматом…

— Товарищ!

— Да, товарищ?

— А что, если нам пообедать?

— Неплохая мысль. У меня есть гороховый суп.

— Товарищ, ты что, немец?

— Товарищ, не хочешь, не ешь.

— Ладно. Разогревай. Вот тебе из моего сухого пайка.

— У меня есть треска.

— Копченая?

— Конечно. Эвакуация эвакуацией, а треска останется. Картофель есть в мундирах. Холодный.

— Отлично. Тащи все. А я включу приемник.

— А если война?

— На войне как на войне.

— Пиво будешь?

— Пиво — это да. Какое у тебя? Немецкое?

— Обижаешь. «Сенчу». Свежачок.

— Только не больше трех бутылок. А то потом проблемы.

— Я вот смотрю на тебя и не понимаю, как можно пить этот глицерин литрами?

— И не литрами вовсе, а только второй сосуд открыт. Ты ничего не понимаешь в жизни. У тебя потом какое задание?

— А у тебя?

— Это мое дело.

— А это мое.

— Но тогда, в безмятежные времена, нам было лучше.

— Это понимаешь только потом. Здорово нас обштопали.

— Ну ты поспеши с обедом.

— Сигнала нет.

Потом я понаблюдал, что происходит в моем секторе обстрела.

Прошли танки в сторону озера, очень низко пролетел вертолет, а у «Крылова» не было уже никого. Уже выталкивало меня, но я удержался, крутнул барабан, и выпал пляж, но он был слишком прекрасен, и я вернул его обратно. И тогда выпал «санаторий».

Мне тогда предстояло провести ночь в настоящем «Икарусе». Большом и красном. К этим замечательным машинам я испытывал особое пристрастие, так как в последние годы часто путешествовал в них по далеким и близким городам и в совокупности провел в их салонах не один месяц. А как прекрасно было, прождав час под дождем, на бетонке, увидеть огни приближающегося «дома». А потом чудесное мадьярское творение останавливается, мягко отходит в сторону дверь, я называю город, до которого собираюсь ехать, вручаю сменному водителю рубли, тот отрывает по трафарету билет, дежурный свет гаснет, я нахожу свободное место, вешаю мокрый плащ в гардеробе за последними рядами кресел, возвращаюсь, сажусь, достаю из сумки сухой свитер, переодеваюсь наскоро, откидываюсь в кресле, что достигается простым нажатием клавиши на подлокотнике, а за окном на скорости возникают и пропадают огни встречных машин, проселков, изредка мы въезжаем в города, и тогда автобус останавливается. Или, сбросив скорость, проносится мимо площадей и домов со светляками мающихся окон, в ночь, в даль, по бетону и асфальту. А потом, проснувшись, я узнавал, что через час или около того будет мой город — цель и смысл. А потом опять бетонка или асфальт и ночь с дождем или без него, а может, не будет бетонки, а будет нормальный, обжитый и набитый ночными людьми автовокзал. У меня, насколько я помню, было тогда достаточно времени для передвижения по ближайшим региональным окрестностям.