Леонид Бежин - Чары. Избранная проза

• Название: Чары. Избранная проза
• Автор: Леонид Бежин
• Издательство: Хроникер
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-901238-26-5

В новую книгу мастера современной прозы Леонида Бежина вошли лучшие и наиболее характерные для творчества писателя повести и рассказы последних лет, а также роман «Калоши счастья».

Некоторые произведения специально переработаны автором для этого издания.

---

— Сейчас в полушубке, в подбитых валенках… — стал я предсказывать.

Так и вышло.

— Лизочка! — Валенки заскрипели по снегу, полы дубленки распахнулись, и я смущенно пожал большую, мягкую, нататуированную руку хозяина.

Запорожец познакомил нас с женой, заварил чаю, принес пузатый графинчик с наливкой, и мы славно посидели в оранжерейке, любуясь зимними розами. Жена его тоже была пряничная, румяная, с толстой косой, венком уложенной на голове.

— А это Лизочка, моя первая любовь, — сказал ей запорожец.

…Оно было отчаянно, неправдоподобно счастливым, наше арбатское затворничество среди зимы с ее воздухом, жестким, словно холст, похожими на зачехленную мебель домами, малиновым инеем, белым паром над вентиляторами метро и чугунными решетками бульваров, обожженными морозом. Мы не заглядывали в будущее, и только однажды Лиза мне тихонько, вкрадчиво сказала:

— Тебе надо вернуться домой… В твоем возрасте так бывает: убежал, а теперь надо вернуться.

— Сумасшедшая, дуреха, никогда!

— Я же знаю, ты вернешься…

— Может быть, ты не только отгадываешь прошлое, но и предсказываешь наперед?!

И Лиза рассказала мне все, что со мной будет. Я женюсь на Сусанне и тем самым попаду в яблочко: будет у меня и аспирантура (ее отец сумеет выхлопотать для меня местечко), и кандидатский диплом на гербовой бумаге, и кармашек с моим именем на кафедре (для записок), и домашний уют, и дети-двойняшки, оба курносые, с голубыми глазами.

«Но что будет с ней?!» — думал я, не решаясь ничего предсказывать.

XIV

Спасаясь от снега, мы вбежали в метро. Я закрыл зонт (после морозных дней снова была оттепель), состучав с него на мозаичный пол маленький сугробик, и развернул Лизу к себе спиной, чтобы смахнуть мокрый снег с ее воротника. Она терпеливо ждала, стараясь искоса подглядеть, что я там с ней выделываю, не собираюсь ли с рычанием наброситься на нее сзади, вырвать зубами клок меха или нежно поцеловать в шею…

И тут меня окликнули:

— Петя!

Обернувшись, я увидел Сусанну, заговорившую со мной смеха ради. Она собиралась выйти из метро и, открывая зонтик, попросила ей помочь — подержать на поводке собачку, которую она провезла тайком, спрятав ее под шубой. Собачка у нее была маленькая, пушистая и злая, а зонтик очень элегантный, особенно по сравнению с Лизиным, драным, со сломанными спицами, провисавшим, как балдахин.

Пока я держал собачку, Сусанна наблюдала за мной с улыбкой, подчеркивавшей, что лишь забавность, пикантность и неожиданность столкнувших нас обстоятельств заставляет ее с ними условно мириться. Смеха ради она даже спросила, как поживает моя дама (себе она тем самым отводила роль дамы с собачкой), о которой столько слухов, сплетен и самых разных домыслов, один фантастичнее другого. Лиза при этом по-прежнему стояла ко мне спиной и не поворачивалась, раз о ней говорили в третьем лице и не рассчитывали, что она это услышит. В ответ я промолчал и перевел разговор на другую тему, склонявшую к его скорейшему завершению.

— Как дела в университете?

Я давно уже там не был, больше трех недель, и вдруг почувствовал, что ужасно соскучился, истосковался и сейчас отдал бы все за университетский дворик, каменное крыльцо с залепленным снегом фонарем, раздевалку с надтреснутым зеркалом, библиотеку и всякие там старые книжки…

— Рада, рада за вас! — воскликнула Сусанна, с умильным восторгом складывая на груди руки в тонких кожаных перчатках и потехи ради поглядывая на Лизу.

Выбежав из метро, она накрылась зонтиком, сразу побелевшим от снега.

XV

Мы с Лизой ненадолго расстались: я все-таки решил заглянуть в университет, пройтись по родным коридорам, постоять на каменном крыльце с приятелями, полистать книги в библиотеке. Вечером, вернувшись на Арбат, я застал Лизу в смятении, она была бледна, руки у нее дрожали, она смотрела на меня с выражением панического испуга, за столом же в преизбытке любезности и воспитанности восседали мои родители — парламентеры. И с ними — Сусанна, всем своим видом изображая, что смеха ради.

Отец, надо полагать, долго таил бумажку с адресом, нацарапанным Лизой, но потом сдался. Почему вдруг? Не знаю… Невозможно до конца понять доброго человека. Словом, мои нагрянули, и мне снова был предъявлен ультиматум — на этот раз в присутствии Сусанны.

— Пока что ты прописан не здесь! — Мать воскликнула это с полувопросом, демонстрирующим мою полнейшую ничтожность, если я осмелюсь утверждать обратное. — Пока что твой дом в другом месте! Даем тебе полчаса, или…

Говоря это, мать переполнялась воспитанностью, а Сусанна непроницаемо изображала комизм. Отец, добрый человек, сидел как-то понуро…

Нас оставили наедине, меня и Лизу, и мы должны были все обсудить и что-то решить. Я ждал, когда в моей голове уляжется сумбур, и я смогу немного соображать. Лиза обняла меня, ободряюще кивнула и сказала так, словно мой уход был делом давно и бесповоротно решенным:

— Милый, я соберу чемодан…

— Что?! Какой чемодан?!

— Твой шикарный чемодан, с наклейкой… Третья смена закончилась, и пора возвращаться домой.

Я насторожился, услышав в голосе Лизы незнакомые мне ледяные нотки.

— Ты притворяешься жестокой или на самом деле такая?!

— Да, я жестокая, а с дураками иначе нельзя. Уезжай! — выкрикнула Лиза и странно подняла согнутые в локтях руки, то ли нападая, то ли защищаясь от кого-то.

— Гонишь! Откровенно гонишь! — Чтобы уязвить Лизу, я предлагал наиболее обидное и в свою очередь уязвляющее меня истолкование ее слов и действий.

— Я устала с тобой нянчиться! Сопли тебе вытирать! — Она нарочно выбирала слова, которые могли ранить меня как можно больнее. — Не мучь меня больше! Хватит!

— Гонишь?! Гонишь?! Сама?!

— Да выкатывайся ты!

Лиза вынесла за дверь чемодан, нахлобучила мне на голову шапку, сдернула с веревки и сунула мне в руки недавно выстиранную рубашку, и с этим мокрым комом я оказался в коридоре.

— Что это?! — брезгливо сморщилась мать. — А других вещей там не осталось?!

Мы погрузились в машину — я сидел между Сусанной и матерью. Сусанна улыбалась краями губ, все молчали. Я чувствовал, что между мною и матерью должен состояться разговор, и молчание остальных создавало для него обстановку.

— Девочка нам рассказала, — начала мать шепотом, но затем повысила голос в знак того, что обращается ко мне от имени всех сидевших в кабине.

Она даже притянула к себе Сусанну, обняв ее как дочь.

Сусанна улыбалась и улыбалась.

— Девочка нам все рассказала, — произнесла мать так, словно после предыдущей фразы могла создаться видимость, будто Сусанна от них что-то утаила — Как ты мог повести себя столь непорядочно?! Как мог допустить такую низость ты, мой сын! Счастье, что девочка первым рассказала нам! Не представляю, что сделал бы с тобой Николай Афиногенович, попади ты ему под горячую руку. — Мать перешла на почтительный тон, называя столь редкое по тем временам отчество генерала. — Надо немедленно, немедленно загладить свою вину! Ты понимаешь, какие на тебе обязательства!

Я спешно пытался что-то сообразить. Значит, Сусанна рассказала… то, что произошло в горах, теперь известно матери, отцу, всем… Дьявольская гордость, унаследованная от предков, не помешала ей… и это после ненависти, презрения, отвращения, нежелания даже видеть?!

— Такие же обязательства у меня и перед другими, — пробормотал я, чувствуй себя, как арестант между двумя конвоирами.

— Как ты равняешь?! — чуть ли не взвизгнула мать. — Вот плоды… — Она угрожающе посмотрела на отца, напоминая, к чему приводит его безответственная доброта, проявляющаяся в подсаживании случайных попутчиц.

Сусанна улыбалась и улыбалась.

XVI

Вот такая история… Наверное, каждый пережил в юности роман с женщиной, которая вдвое старше и, что называется, знает жизнь, как царь Соломон, и конечно же всеведуща в любви.

С той поры промелькнули годы, студенчество мое кануло в Лету, и стал я Петром Тарасычем, сухопарым, длинным, как жердь, с размашистыми, заплетающимися жестами и привычкой, осклабившись в слащавой улыбке, слегка втягивать голову в плечи и эдак подныривать от подобострастия перед тем, кому я спешу протянуть руку.

Разумеется, я женат (а как же иначе!), воспитываю детей-двойняшек, дважды остепенился и скоро стану профессором — таким же льстивым и циничным, как профессор Преображенский. Правда, я не любимец дам, но по остальным меркам попадаю в яблочко (а яблочки сейчас дорого стоят).

Словом, на мой счет Лиза не ошиблась. Но что стало с ней?!

Из университета мне иногда приходится ездить на метро — с той самой станции. Да, той самой, где я когда-то состукивал снег с зонта и отгибал воротник ее пальто, и вот взгляну под своды потолка — глаза какая-то дрянь застилает, все плывет, и я отворачиваюсь к телефонным нишам. Но и там меня дразнит призрак, и кажется, что я опять отгибаю воротник и состукиваю снег…