Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

• Название: Юрий Тынянов
• Автор: Аркадий Белинков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В "Пютуа" герой появляется в связи с тем, что не хочется ехать на скучный воскресный обед к богатой старухе.

Если бы герой не был выдуман, могла бы произойти ссора.

В "Подпоручике Киже" герой возникает из небытия, потому что нужно найти и наказать преступника. Если преступник не будет найден, то кому-то не миновать плетей и Сибири.

Можно ли из этого заключить, что "Пютуа" менее значителен, чем "Киже", потому что ссора с богатой старухой не идет в сравнение с плетями и Сибирью?

Или потому, что в одном рассказе - средняя буржуазная семья, а в другом - император Павел, барон Аракчеев?..

Нельзя, конечно. Если бы значительные события определяли значительность художественного произведения, то рассказ П. Люссака "Конец", повествующий о гибели восточного полушария, был бы несравненно значительнее романа А. Пушкина "Евгений Онегин", в котором гибнет всего один человек.

Почему рассказ Чехова о пустяке - значительное художественное произведение и трагедия Шекспира о гибели династии - тоже значительное художественное произведение?

Совершенно очевидно, что дело не в значительности или незначительности событий, а в том, что они выражают - значительные или незначительные явления.

Художественное произведение не может быть исчерпано сжато сформулированной аннотацией, потому что образ обладает многообразной многозначительностью. Образ искусства шире его идеи, ибо он может долго, иногда беспредельно развертываться, и чем значительнее явление, тем больше и беспредельней.

"Подпоручик Киже" выражает значительное явление - тупое, тираническое, абсолютное господство власти и ничтожность человека пред этой властью - все то, что столетия правило миром.

Тынянову удалось найти характернейшее, закономернейшее выражение самодержавной государственности, власти, расплющивающей людей, страны, население которой было разделено на рабов и господ, и только на рабов и господ.

В рассказе через незначительные события переданы значительные явления. "Подпоручик Киясе" - это самодержавная Россия.

Можно ли сказать, что "Пютуа" - это Франция?

Можно ли сказать, что события и люди этого рассказа выражают страну, государство, историю, народ? Разумеется, нет.

Все, что происходит с героем тыняновского рассказа, ничем не отличается от того, что происходило с другими людьми.

События жизни героя писатель перечисляет как типические события самой характерной в истории русского самовластия эпохи.

Тынянов написал рассказ с отсутствующим героем, то есть таким, место которого может занять любой человек, потому, что его тревожил вопрос взаимоотношений человека и государства, возникающий во всякую новую эпоху.

Для Тынянова павловская эпоха, русское самовластие, самодержавие, империя нужны были, чтобы понять, чтобы угрожающе показать, что тираническая власть не может исправиться.

Что она не может быть исправлена.

Что она должна быть уничтожена.

А в это время в Соединенном королевстве Великобритании и Ирландии правил король Георг III.

Он прожил восемьдесят два года и царствовал пятьдесят один год.

За годы его жизни в России властвовали Анна Иоанновна, Иван VI Антонович, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, Петр III Федорович, Екатерина II, Павел I, Александр I.

В это время прошли величайшие события английской и всемирной истории: промышленный и аграрный перевороты, отпадение североамериканских колоний, французская революция, термидор, империя Наполеона, реставрация.

С 1765 года у Георга III начали проявляться признаки психического расстройства, в 1789 году они повторились, в 1801 усилились, а в 1811 году король впал в безнадежное безумие. Власть была передана в руки регента.

Кроме сумасшедшего короля в эти же годы Англия имела премьер-министра Вильяма Питта Старшего, графа Чатама.

Вильям Питт Старший, граф Чатам, ушел в отставку из-за тягчайшего нервного расстройства.

Георга III сменил Георг IV, а графа Чатама - герцог Графтон.

О том, что Георг III был сумасшедшим, вероятно, знают не все, потому что люди, не занимающиеся специально историей, обычно читают не подробности об отдельных королях, а общие сведения об эпохах.

Но дело не в этом.

Безумие короля, который только царствует, но не управляет, не в состоянии было что-либо существенно изменить.

Судьбы Соединенного королевства Великобритании и Ирландии решали не сумасшедшие или нормальные короли, а общество, общественное мнение, борьба оппозиционных партий.

Из всего изложенного следует сделать вывод, который можно сформулировать примерно так:

Дело в том, что одному сумасшедшему дают, а другому сумасшедшему не дают устроить сумасшедшее царствование.

"Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы. Русские защитники Самовластия в том несогласны... Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкою"...

V

ТЯЖЕЛЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, ПОИСКИ ВЫХОДА

1930-1933

"Подпоручик Киже" был так хорош, что казалось, если писать дальше таким же способом, то все будет так же прекрасно.

Тридцать страниц этого произведения, очевидно, ни в какой степени не исчерпали возможности приема.

Поэтому следом за "Подпоручиком Киже" Тынянов пишет "Восковую персону", "Исторические рассказы" и "Малолетнего Витушишникова".

В "Восковой персоне" и "Малолетнем Витушишникове" по-разному, но явственно различимо влияние "Киже". Однако достоинства рассказов оказались независимыми от "Киже", а их недостатки были связаны с ним непосредственно. В произведениях, написанных способом, который только что себя так блистательно проявил, самым уязвимым оказался именно способ. Но виноват в этом был не "Киже", а сам автор, не посчитавшийся с неповторимостью первого рассказа и не заметивший, что рассказ был удачен не приемом, годным на все случаи жизни, чего никогда не бывает, а строгой связью приема с материалом.

Достоинства и значение рассказов были, как и во всем, что писал Тынянов, в его умении показать разрушительность самодержавной власти. Но бесспорности "Подпоручика Киже" в этих рассказах не было, потому что производность коллизии от эпохи оказалась нарушенной, коллизия соединялась с эпохой не исторической необходимостью, а удивительным случаем и анекдотом.

Прием "Киже", перенесенный в другую эпоху, потерял значительность, и то, что было естественно для эпохи Павла, оказалось далеко не во всем верным для последе-кабрьской эпохи и для эпохи Петра.

"Восковая персона" и "Малолетный Витушишников" были ниже возможностей автора "Смерти Вазир-Мухтара" и "Подпоручика Киже" не по необъяснимым иногда причинам - почему одно произведение писателю удается больше, а другое меньше, а потому, что в "Восковой персоне" не было создано формулы смутного времени, наступившего после смерти Петра и подобного тому, которое некогда шло за катафалком грозного царя Ивана Васильевича, а в "Малолетном Витушишникове" не было образа царства, стремящегося к удушению всего живого. В "Смерти Вазир-Мухтара" и в "Подпоручике Киже" это все было: самодержавная власть и безмолвствующая страна.

Поэтому "Восковая персона" и "Малолетный Витушишников" остались лишь превосходнейшими рассказами великой литературы.

Склонный к восприятию всякого рода пессимистических инфекций, писатель оказался захваченным распространившейся эпидемией вульгарного социологизма, заразившей круги художественной и нехудожественной интеллигенции. Искусительность вульгарного социологизма была особенно сильна, потому что он разрешал существовать только верноподданным, а всем прочим не разрешал существовать и в отдельных случаях даже дышать. Вульгарный социологизм утверждал, что он есть самый главный марксизм. И он не только искушал, соблазнял, заманивал и прельщал круги художественной и нехудожественной интеллигенции, но случалось, что в отдельных случаях он даже громко топал ногами.

Злобные вульгарно-социологические фантазии незамедлительно разрушили нормальные, то есть исторически обязательные, связи между объектом и способом его выражения, и писатель, по логике исповедовавшейся им концепции, обратился к поиску соответствующих концепций средств выражения. Так как всего того, что навязывал истории вульгарный социологизм, на самом деле не было, то писателю пришлось искать средства выражения, соответствующие концепции, а не изображаемому объекту. Изображаемый объект и способ выражения разошлись. Вульгарный социологизм, как всегда неверное философское условие, породил ошибочное художественное решение.

Тынянов был инфицирован эстетической теорией, настаивавшей на том, что истинное произведение искусства получается только тогда, когда формализм соединяется с социологизмом.

Тынянов послушался, соединил и получил высокохудожественного кентавра: формалистическое тело с вульгарно-социологической головой.