Игорь Всеволожский - Ночные туманы

• Название: Ночные туманы
• Автор: Игорь Всеволожский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1967

Автор романа «Ночные туманы» — писатель Игорь Евгеньевич Всеволожский известен читателям по книгам о маршале С. М. Буденном («Хуторская команда», «Восемь смелых буденновцев», «Отряды в степи»), о генерале Оке Городовикове («В боях и походах») и по многим романам о моряках («Уходим завтра в море». «В морях твои дороги», «Балтийские ветры», «Раскинулось море широко», «Пленники моря», «Неуловимый монитор», «Золотая балтийская осень»).

В годы Великой Отечественной войны писатель служил на Черноморском флоте и навсегда связал свою жизнь и творчество с флотом.

«Ночные туманы» — роман о трех поколениях моряков советского флота. Первое поколение красных моряков плавало на колесных буксирах, переоборудованных в тральщики, и на обветшавших катерах.

Их молодые наследники ceгодня владеют грозным оружием, способным надежно защитить морские просторы Родины, — ракетными катерами и кораблями.

---

Все это рассказал мне Сергей Иванович. То, что рассказано им о боевых друзьях Гущине и Васо Сухишвили, может быть полностью отнесено и к нему самому.

Только из скромности Сергей Иванович не упомянул, что и он не раз кидался в холодную воду, в огонь, спасая погибающих товарищей.

В этом я убедился, прочтя посвященные Тучкову листовки и очерки и взглянув на Звезду, которая зря не дается. Ее носят выше всех орденов.

Но мне хотелось знать о Сергее Ивановиче как можно больше. Знать все.

И я подружился (невзирая на разницу в возрасте) с капитан-лейтенантом Юрием Строгановым и с Севой Тучковым. (Сева пришел на катер на практику.)

Вечер.

Я сижу в комнате с окнами на море. Лампа прикрыта зеленым абажуром. В бухте воет ревун: по ночам на море спускаются густые туманы…

Книга вторая Наследники Рассказ Юрия Строганова

Глава первая

Моя бабка Варвара Корнеевна жила у нас в небольшой комнатке возле кухни. Тощая, подвижная, с морщинистым смуглым лицом. Трудно представить, что она была когда-то красавицей. Но возле большого потускневшего зеркала на синих обоях висела ее фотография: черноглазая дивчина удивительной красоты, в буденновском шлеме на коротко подстриженных волосах, в штанах и в гимнастерке с орденом боевого Красного Знамени стоит опершись на конноармейский клинок. Вид у конармейки необычайно лихой. Еще бы! Бабка была пулеметчицей, носилась по степям на тачанке и даже скакала верхом.

Буденный наградил ее орденом, расцеловал в обе щеки и сказал: «От Варвары и бабой не пахнет, она у нас молодец».

Конармейцы ей прокричали «ура». Они за девицу ее не считали. «Наш парень», — говорили о ней. Все же влюбился в нее черноморский матрос Варсанофий Подколзин.

Судьба затесала его каким-то образом в конницу. Варсанофий командовал эскадроном. Когда, опрокинув укрепления Врангеля, Красная Армия прорвала Перекоп и Конармия докатилась до Черного моря, в Севастополе бабка и дед поженились.

Со стороны бабки на свадьбе были в гостях лихие конармейцы и сам начдив Городовиков, со стороны жениха — черноморцы-матросы. Пили чистейший самогон. Молодым прочили блестящее будущее — и не ошиблись.

После гражданской войны Варвара-пулеметчица работала в ПУРе, а Подколзин — в штабе Военно-морских сил.

У них родилась дочь Александра, которую они выдали впоследствии за студента-физика Строганова. Это и были мои отец с матерью.

Дед погиб в самом начале Великой Отечественной войны, на переходе из Таллина в Кронштадт, подорвавшись на мине. Бабка в эти дни опять воевала и снова в кавалерийских частях, с Окой Городовиковым… Инспектор кавалерии Городовиков определил бабку к делу. Он возил ее с собой в глухие леса, где кавалерия (в последний раз в истории войн) готовилась к рейдам во вражеские тылы.

Бабка зажигала сердца молодых бойцов рассказами о традициях легендарной Конармии. Орден Боевого Красного Знамени, в начале войны очень редкостный, горел на ее гимнастерке и убеждал слушателей в полной правдивости бабкиных слов.

Конники уходили в ночные опасные рейды по тылам гитлеровцев. Бабка рвалась вместе с ними. Городовиков, посмеиваясь в усы, ее не пускал: «Ты, Варвара, дороже золота, убьют — кем я тебя заменю?»

Бабку все-таки ранило, и тяжело, когда гитлеровцы обрушили сотни фугасок на лес, где готовился рейд. Городовиков ее вывез в Москву, уложил в госпиталь. Мы все были в эвакуации. Когда вернулись в сорок четвертом, бабка, исхудавшая, почерневшая, надрывно кашляла в платок. На груди ее был второй орден Красного Знамени.

Мать кинулась бабке в объятия, отец почтительно поцеловал ее сухую, в морщинах и голубых узлах руку, но не удержался от шутки:

— Вы у нас, Варвара Корнеевна, драгоценная реликвия прошлого.

— Прошлого? — обиделась бабка. — Я и нынче, зятек, воевала, а не отсиживалась в Чувашии.

Долго матери пришлось ее уговаривать на отца не сердиться. Окончательно бабка оттаяла через несколько месяцев. У входной двери раздался звонок. Я побежал открывать — и оторопел: за дверью стоял с букетом цветов сам Ока Иванович Городовиков со своим адъютантом. Генерал спросил, дома ли Варвара Подколзина.

— Бабушка! — заорал я неистово. — Иди, смотри, кто к тебе!

— Господи! — воскликнула выбежавшая из своей комнаты бабка. — Ока Иванович! Милый! Да вы все такой же!

— Вот уж нет! — усмехнулся Городовиков. — Стареем, Варвара, стареем.

Она не знала, куда гостей усадить. Представила меня, мать. Городовиков сказал, что об отце моем много слышал:

— Нынче настало их время, физиков.

— Да, кони, бедные, нынче у нас не в почёте, — пригорюнилась бабка. Читала в газете статью, пишут: век кавалерии кончился.

— Ну, кавалерия и в нынешнюю войну послужила, — сказал Городовиков, но потери были велики. Конь, он друг человека. До слез его жалко.

— Кому говорите, — вздохнула горестно бабка. — Мой Черныш умирал, он со мной, как родной брат, прощался; тоски смертной в глазах его век не забуду.

— А помнишь, Варя, гражданскую? Штаб наш спасла, пулеметным огнем от белых прикрыла…

— Ну уж, скажете тоже: спасла! — засмущалась бабка. — А что прикрыла то верно. Прикрыла.

И бабка принялась вспоминать. Я чувствовал себя совершенно счастливым: мои сверстники о гражданской войне только в хрестоматиях да в книжках читали… А здесь сидят два ветерана легендарной Конармии и так просто, как о вчерашнем футболе, о таких делах вспоминают; даже адъютант, совсем молодой, слушает с огромным вниманием…

— Ну, нам пора, — взглянув на часы, сказал Городовиков. — Ты, Варвара, ни в чем не нуждаешься?

Бабка заверила, что всем обеспечена (так, собственно, оно и было).

— Внук-то в отца пойдет, в физики, или в моряки, в Деда?

— Да он еще сам не знает, — ответила бабка. — Разве в его годы такое решать? Он и моря-то никогда не видал…

Глава вторая

С морем я познакомился позже. Отцу привелось побывать весною в Пярну, и он снял дом у каких-то старушек.

— Послезавтра мы выезжаем.

Бабка, славившаяся своей независимостью, объявила, что с городской квартиры никуда не поедет.

— Ну и пусть остается, — рассердился отец.

Мы доехали до Таллина, а оттуда в тряских, шатающихся вагончиках узкоколейки поздним вечером добрались до Пярну.

На вокзале в Пярну мы услышали глухой рокот.

— Море, — сказал отец.

Но самого моря не было видно. Мы шли узкими, вымощенными булыжником улочками среди потемневших садов и загоравшихся огоньков в окнах. Носильщик вез наши чемоданы на тачке.

Отец, шагая в длинном пальто впереди, привел нас на шумящую каштанами улицу, к приземистому, низкому дому. В темных ставнях светились золотые сердечки. Отец толкнул тяжелую дверь, и мы очутились в сенях.

Две высохшие древние старушки со свечами в руках приветствовали нас еле слышными голосами и просили располагаться как дома. В комнатах пахло чем-то печеным, они были до отказа забиты громоздкой старинной мебелью; за стеклами книжных шкафов отсвечивало золото на кожаных корешках.

В доме можно было разместить еще четыре семьи.

Старушки Леокадия Степановна и Эльвира Степановна уже поставили на стол соленья, варенья, печенья, принесли самовар, уютно гудевший на медном подносе. Угощали радушно: «Кушайте, кушайте, дорогие, будьте как дома».

Старушки оказались отставными учительницами. Обе чистенькие, морщинистые, со слезящимися дальнозоркими глазками, добрые и сердечные.

— Библиотека наша, наверное, для вас устарела, — сказала Эльвира Степановна.

— Ее собирал наш покойный отец, — добавила Леокадия Степановна.

— Но может быть, что-нибудь выберете, она в вашем распоряжении. — И Эльвира Степановна положила на стол возле тарелки с булочками связку ключей.

После чая отец, оставив мать разбирать привезенные вещи, вышел не в садик, где в темноте таинственно шелестели огромные лопухи, а на улицу, обсаженную каштанами.

— Вот здесь я и буду делать свой моцион, — решил он и стал шагать в темноте.

А я сбежал от него. Схватил ключи, лежавшие на столе, и ринулся к шкафам с книгами. Отец не любил беллетристики, у него были только научные книги. Здесь книг было множество. Они хранились в кабинете, в столовой, в передней и в коридоре. Я нашел морские романы о кругосветных походах под парусами, рассказы Станюковича и других, неизвестных мне авторов… На каждой книге была наклеена этикетка: чайка, парящая над морем. И надпись под белокрылой чайкой гласила: «Из книг капитана первого ранга Черкасова».

Неужели капитан первого ранга, отец симпатичных старушек, прочел все это множество книг?

— Нам пришлось туго, но на книги отца рука у нас не поднялась. Он так любил и ценил их, — сказала одна из старушек. — Большая просьба к вам, молодой человек, не выносить их из дому. Не дай бог, забудете где, потеряете.