Коллектив авторов - Полдень, XXI век (февраль 2011)

• Название: Полдень, XXI век (февраль 2011)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98652-303-3

В номер включены фантастические произведения: «Проволочник» Дмитрия Смоленского, «Прокол» Владимира Голубева, «Время амока» Елены Первушиной, «Три письма к Елизабет Кавендиш» Андрея Кокоулина, «Шанс для неудачника» Александра Прокоповича, «Последняя Мировая» Михаила Зипунова, «Точный расчет» Игоря Перепелицы.

---

– Плевать, – пробормотала она сквозь зубы. – Хочешь, ударь меня еще пару раз – мне понравилось. Оказывается, это совсем не больно, когда тебя бьют – будто холодной водой в лицо плеснули!

Глаза Юрико прикрыла не до конца – сквозь ресницы просвечивали белки. Из ноздрей у нее торчала вата, и от этого она говорила, часто прерываясь и втягивая ртом воздух. Разумом я не хотел ее нисколько, но мужское естество против воли отозвалось на нетерпеливые движения ее руки. Даже если она сошла с ума, подумал я, что я теряю? Скорее всего, мы действительно умрем здесь оба, так не должен ли я удовлетворить ее маленькую прихоть? Даже приговоренные к смерти, говорят, имеют право на исполнение последнего желания…

Я толкнул Юрико от себя, и она с готовностью повалилась на спину, потащив меня за собой.

У нас ничего не вышло. Не прошло и нескольких секунд, как ее руки, лихорадочно гладившие мою поясницу, вдруг замерли.

– Стой, – сказала она.

– Что? – я качнулся еще дважды, но Юрико так напряглась, что продолжать уже не смог. – Что случилось?

– На спине, – ответила она.

Перед глазами медленно рассеивался красноватый туман, и когда до меня дошло сказанное ею, то преисполненное еще мгновение назад полнотой и силой, выскользнуло наружу жалким обмылком.

– Не может быть, – сказал я, привставая.

– Точно. Прямо под пальцем!

Она держала его плотно прижатым где-то рядом с позвоночником. Заведя руку за спину, я попытался нащупать то, что уже нашла она, и никак не мог – кожа натягивалась, мышцы напрягались, и подозрительная находка исчезала.

– Пошли в ванную, к зеркалу, – приказал я.

Там мне пришлось убедиться, что Юрико права – под кожей, но довольно глубоко, с трудом прощупывался червь примерно полутора сунов длиною. В каком направлении он движется и движется ли вообще – понять было невозможно. Но зато стало ясно, почему меня с самого утра беспокоила поясница.

В несколько минут я приготовил все необходимое: расстелил на полу чистое полотенце, приготовил флакон со спиртом, скальпель, иглодержатель с кривой иглой, заряженной хлопковой нитью, бинты. От Юрико толку было мало – она так и простояла все это время, ухватившись рукой за край фаянсовой раковины. Единственное, что она сделала – протерла мне спиртом кожу. Самому мне было уж никак не извернуться.

– Слушай, – я примерился скальпелем, зажатым в правой руке, – оказывается, это жутко трудно, глядя-то в зеркало…

– Почему? – спросила она, не отводя глаз от поблескивающего в электрическом свете стального жала.

– Да вот, – хмыкнул я, – «лево» с «право» вдруг начал путать… Я хорошо прицелился?

Юрико наклонилась, всмотрелась в чернильную линию, нарисованную на коже, поправила мою руку.

– Вот так.

Я закусил губу, прижал лезвие к пояснице, сильно надавил и протянул его на два пальца к остистым отросткам. Плавной лаковой струйкой побежала кровь. Больно почти не было, лишь вспотели подмышки и выступила испарина на лбу.

– Промокни, что стоишь! – шепотом рявкнул я. – Я ж не вижу ничего!

Юрико засуетилась, схватила бинт, начала отматывать, уронила его на пол, подняла, обдула, оторвала длинный кусок. Я стоял и ждал с заведенной за спину рукой, сжимающей скальпель.

– Ой, что это из тебя вылезло? – испугалась Юрико, оторвав от разошедшейся раны испачканный кровью ком марли.

– Жир, – ответил я. – Думаешь, человеческая шкура сразу к мясу крепится?

Разрез вышел кривоватый, но довольно глубокий. Судя по тому, что вытекающая кровь не пульсировала – повреждена была одна из тонких подкожных вен. Если не копаться с удалением червя слишком уж долго, кровопотеря должна составить не больше чашечки для сакэ.

– Подай «москит», – попросил я, сунув Юрико скальпель. За прошедшую неделю она выучила названия инструментов.

– Держи.

Я вывернул руку еще сильней и завел острый кончик зажима в рану. Вот это было по-настоящему неприятно – ковыряться внутри самого себя железкой. Тем более что я почти сразу понял – толку от этого не будет. Глядя в зеркало, держа «москит» за спиной, весь перекрутившись, я абсолютно потерял чувство сопротивления мягких тканей инструменту, а без этого нащупать в подкожной клетчатке проволочника было невозможно.

– Нет, – сдался я через несколько секунд, – ничего не выйдет…

Юрико, присев на корточки, продолжала держать все более намокающий бинт под раной, ловя сочащуюся кровь.

– Слышишь? – повысил я голос. – Ничего не выйдет!

– И как быть? – подняла она голову.

За то время, что я занимался собственной проблемой, из памяти полностью вылетело недавно произошедшее, и ее раздутый ватными затычками нос, ее гнусавый голос и приоткрытый рот неприятно меня поразили.

– Я не смогу его вытащить, – пришлось признаться мне, и снова шепотом. – Возьми зажим, – протянул я ей инструмент вперед ушками, – попробуй сама.

– Я не умею, – отодвинулась Юрико.

– Научишься, – попробовал я ее успокоить. – Тут нет ничего сложного.

Видимо, она поняла, что иного выхода нет, и с опаской протянула руку к «москиту». Она ковырялась минут десять, и все это время я балансировал на грани обморока. Юрико то ли забыла, что даже под кожей у человека есть нервы, то ли впала в панику, которая проявлялась совершенно безжалостными дерганьями, растягиванием раны, грубыми мазками марлевых тампонов по окровавленной коже. Наконец, она рванула сильней обычного и торжествующе показала мне захваченного зажимом проволочника.

– Во, смотри! Жирный какой!

Я с трудом сконцентрировал зрение на кончике инструмента.

– Почти взрослый…

– А ты что такой мокрый? – только сейчас она обратила внимание на мое состояние.

– Жарко… – и, отчетливо понимая, что даже один кровоостанавливающий шов на рану мне наложить уже не под силу, спросил: – зашить сама сумеешь?

– Попробую, – ответила Юрико.

По-моему, копаться в ранах становилось для нее удовольствием…

5

«…В отсутствие лечения на 3-4-й неделе наступает пик клинической симптоматики. В зависимости от преобладания поражения органов и систем, на первый план выступают либо признаки общей интоксикации (высокая температура, мышечные и суставные боли, диспепсия, кожные проявления аллергических реакций, изменения в биохимии крови), либо локальные (паразитарная пневмония, печеночные и почечные абсцессы, перитонит при множественных перфорациях стенки кишечника, слепота при поражениях глаз). Наиболее тяжелой является клиника генерализованной инвазии у пациентов с ослабленным иммунитетом: беременных, больных туберкулезом, страдающих от недоедания и авитаминоза. Прогноз у таких больных даже в случае немедленного начала массированной химиотерапии негативный…» (там же, стр. 131).

За две с лишним недели пребывания взаперти и почти не вставая с постели, с зашторенными окнами, благодаря чему в комнате была либо ночь, либо закатные сумерки, наш ритм сна и бодрствования сбился окончательно. Всякий раз после еды (ели мы мало, но невзирая на это ощутимо толстели) или приема очередной дозы алкоголя – на нас наваливалась слабость и потливость, сопровождающиеся коротким сном-оцепенением, похожим на отравление ядом кураре. Сознание растягивало секунды в минуты, минуты в часы, тело же будто разбивалось мгновенным параличом или даже нет, не разбивалось, а попросту исчезало, растворялось в застоявшемся, темном и густом, как соевый соус, воздухе комнаты.

Не сразу, но пришлось дать себе отчет об основной проблеме, которую я не учел при выработке плана, – вынужденном бездельи. В тот момент мне казалась главной сама болезнь, а присутствие рядом со мной Юрико – фактором, снимающим массу трудностей. Однако все оказалось совсем не так.

Уже через два или три дня мы почти перестали разговаривать. Короткие фразы, произносимые лишь в случае крайней необходимости: «Хочешь есть?», «Тебе больно?», «Повернись на бок!», «Попробуй заснуть» – вот и все, чем мы обменивались. Ощупывания друг друга, выполняемые каждые несколько часов, поначалу вызывали неловкость и страх, потом дошли до автоматизма, превратились в привычку, а сейчас стали нудной обязанностью, замешанной на брезгливости. Ничего странного: на каждом из нас уже несколько сотен ранок в разной степени заживления, некоторые из них, как ни старался я соблюдать правила хирургической асептики, воспалились и начали подгнаиваться, вынуждая расходовать на перевязки скудный запас бинтов. Плюс то самое нездоровое увеличение веса, отеки на лице и ногах, неистребимый запах перегара и пота.

Пару раз, выйдя из оцепенения в разгар дня, я пробовал читать, пристроившись с книжкой на коленях в полоске света, косо падающего в комнату между экранами. К стыду своему, должен признаться, что из этой затеи ничего не вышло: после недели вынужденного пьянства, необходимого в той же мере, в какой при лечении пневмонии требуется поддержание в крови больного нужного уровня антибиотиков и сульфаниламидов, мой разум отказывался воспринимать текст. Словно дошкольник, я разглядывал оттиснутые типографской краской причудливые иероглифы, не в состоянии вспомнить значение большинства из них, как если бы передо мною были вавилонские глиняные таблички с клинописью или древнеегипетские пиктограммы. Потратив в бесплодных усилиях около часа, пришлось навсегда отказаться от затеи читать с прокисшим тофу вместо мозгов.