Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век, 2011, № 02

• Название: Полдень XXI век, 2011, № 02
• Автор: Журнал «Полдень XXI век»
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2011

---

Уже через два или три дня мы почти перестали разговаривать. Короткие фразы, произносимые лишь в случае крайней необходимости: «Хочешь есть?», «Тебе больно?», «Повернись на бок!», «Попробуй заснуть» — вот и все, чем мы обменивались. Ощупывания друг друга, выполняемые каждые несколько часов, поначалу вызывали неловкость и страх, потом дошли до автоматизма, превратились в привычку, а сейчас стали нудной обязанностью, замешанной на брезгливости. Ничего странного: на каждом из нас уже несколько сотен ранок в разной степени заживления, некоторые из них, как ни старался я соблюдать правила хирургической асептики, воспалились и начали подгнаиваться, вынуждая расходовать на перевязки скудный запас бинтов. Плюс то самое нездоровое увеличение веса, отеки на лице и ногах, неистребимый запах перегара и пота.

Пару раз, выйдя из оцепенения в разгар дня, я пробовал читать, пристроившись с книжкой на коленях в полоске света, косо падающего в комнату между экранами. К стыду своему, должен признаться, что из этой затеи ничего не вышло: после недели вынужденного пьянства, необходимого в той же мере, в какой при лечении пневмонии требуется поддержание в крови больного нужного уровня антибиотиков и сульфаниламидов, мой разум отказывался воспринимать текст. Словно дошкольник, я разглядывал оттиснутые типографской краской причудливые иероглифы, не в состоянии вспомнить значение большинства из них, как если бы передо мною были вавилонские глиняные таблички с клинописью или древнеегипетские пиктограммы. Потратив в бесплодных усилиях около часа, пришлось навсегда отказаться от затеи читать с прокисшим тофу вместо мозгов.

Толчком перейдя от сна к бодрствованию, в котором о бодрости не могло быть и речи, я некоторое время прислушивался, пытаясь понять, что именно меня разбудило. Наконец, понял: возле двери моей квартиры шаркали по цементу чужие туфли.

— Куда? — спросила голосом, в котором сна не было ни на фун, беззвучно лежащая до того Юрико.

— Спи, — прошептал я в ответ. — Пойду послушаю… Кажется, кто-то рядом с дверью бродит…

Она не шевельнулась, и мне показалось, что весь обмен репликами лишь почудился: мало ли до какой степени безумия может дойти человек, запертый в собственной квартире без глотка свежего воздуха, да к тому же смертельно больной.

Я бесшумно поднялся с матраца и на цыпочках прокрался в крошечную прихожую. Да, здесь намного лучше было слышно, как на внутренней лестничной площадке кто-то расхаживает. Воры? Еще не хватало — попасть в такое положение! Впрочем, нет, кажется, неизвестный начал спускаться по лестнице.

Я вернулся в комнату и вновь начал укладываться. Нет смысла вставать так рано — приготовленная с вечера еда, которой хватит на два или три дня, стоит в холодильнике. Голова привычно побаливала, мочевой пузырь может потерпеть еще с час.

— Кто был? — оставаясь совершенно неподвижной, спросила Юрико. Мне кажется, если бы она однажды перестала дышать, я не сразу бы это заметил.

— Не знаю.

— А что ему было надо?

— Тем более не знаю.

— Как мне все это надоело…

Юрико вскоре снова задышала легко и беззвучно, я же остался лежать, понимая, что заснуть уже вряд ли удастся.

Мысли, вяло покружившись над темой неизвестного за дверью, скользнули к ближайшей перспективе, затем к сегодняшнему положению и вскоре вновь скатились в наезженную за время заточения колею: как могло так случиться, что мы с Юрико заболели одновременно?

Что в ее глазах виновным был я — не было сомнений. Я же был уверен в своей невиновности и, следовательно… Сама Юрико? Что я о ней знаю — почти ничего. Познакомились мы с ней в Сацуки[17], едва начался учебный год в медицинском колледже, куда она поступила. Месяц ухаживаний принес свои плоды, и однажды вечером, в канун дайсё[18] она согласилась войти в мой дом, где все и произошло. Она была девственницей, она мне нравилась, и я сразу решил не избегать женитьбы, а как следует подготовиться: накопить денег, снять более просторное жилье, ближе к зиме познакомить ее с родителями. Но могу ли я сейчас признаться, что полностью и во всем ей доверяю? Ведь я даже не знаю, с кем она дружит, как и с кем проводила вечера, когда мне выпадали ночные дежурства. Звонок из телефона-автомата на закате, который она сделала как-то раз и впоследствии ставший обычаем, не мог служить гарантией, что сразу после него она не встречалась с другим мужчиной и не делила с ним постель.

Нет, в который раз оборвал я свои размышления, так можно зайти слишком далеко. Впрочем, если я способен так холодно об этом думать, вспоминать ее поведение и взвешивать поступки — не проскакивала ли в них ложь, недомолвки, умолчания, — мы оказались с ней так далеко, что вряд ли способны без потерь вернуться назад.

И все-таки как это могло произойти? Чем дольше я думал, тем явственней чувствовал неприятное шевеление в мозгу бесформенной мысли. Это было похоже на зуд в подживающей ране, покрытой сухой толстой коркой: можно сколь угодно расчесывать вокруг нее покрасневшую кожу, но пока не подденешь край, не начнешь по одному бу отслаивать эту корку в ожидании капель скопившегося под ней гноя, — легче не становится.

Что-то я читал не так давно, какую-то статью в журнале или заметку в газете… Странное что-то, я еще подумал: совсем репортеры изолгались, хоть бы проконсультировались со специалистами. О чем она была, эта заметка, и где вообще я мог ее читать? Помню, торопился еще сильно, посмотрел мельком… Симатта, да в поезде же я листал газету, в тот самый день, когда организовывал телеграмму от отца! И не статья это была — буквально несколько строк в «Токё симбун» после сообщения об очаге проволочника в Синагаве. Это меня и зацепило — упоминание о забое и уничтожении ста голов свиней в крестьянском хозяйстве. И мысль тогда мелькнула: эти-то от кого могли заразиться?

А действительно, от кого? Сырым мясом свиней не кормят, так какое нужно стечение обстоятельств, чтоб целое стадо пришлось под нож пустить, залить мазутом их туши и сжечь в наскоро отрытом рву? Да минимальное, ответил я тут же сам себе на заданный вопрос. Проволочник лишь по нашей, японской, классификации относится к венерическим паразитозам. А вообще-то самкам червей все равно, где, под какую именно слизистую рожать свои крошечные, но активные личинки. Прямая кишка, рот, бронхи — везде могут образоваться эти мелкие, заполненные мутным ихором пузырьки, везде они могут лопнуть, высвобождая содержимое. И не так уж трудно представить крестьянина, смачно сплевывающего на земляной пол свинарника, прямо возле поросят, сосущих матку. И уж совсем легко прикинуть путь зараженного мяса на рынок или в городской ресторан, и как кусок его разделывают на обитом листом оцинкованного железа кухонном столе, и как отбивают большим шипастым молотком, и протирают после того стол несвежей тряпкой, и еще чуть позже делают там же суси с креветками и свежим огурцом, тунцом и семгой. И парочку, сидящую за низким столиком при свечах — ему скоро тридцать два, ей всего восемнадцать, — я смог представить себе очень четко. Так четко, что даже скрипнул зубами от жалости к себе и Юри-тян и от абсолютной невозможности возвращения в то самое место, но всего за минуту до момента, когда мы оба возьмем в руки хаси[19].

Не может быть, продолжал думать я, что инфекционисты упустили из виду или пренебрегли подобным путем распространения проволочника. Скорее всего, он известен им давным-давно, да только надежно перекрыть пищевой канал заражения по каким-то причинам не представляется возможным. Быть может, дело в экономических и организационных причинах — дорого и хлопотно, а, возможно, проблема запутывается в более сложных и тонких материях. В конце концов, Япония — страна вековых традиций, не в последнюю очередь касающихся и кулинарных пристрастий. Нигде, ни в одной стране мира не едят так мало жареного и вареного, вообще так мало мяса. Устроить проблемы со свининой? Соевый белок и рыба окажутся весьма слабым заменителем. К тому же молочные продукты в нашей кухне не прижились, сколь ни пытались приохотить к ним японцев христианские миссионеры-одиночки.

И еще возможно, что даже не в этом дело, осознал я почти сразу, едва закончив с гастрономией, — как бы не было здесь политики! И тогда вовсе не случайно ужасная эпидемия проволочника вспыхнула в самом конце периода Эдо[20], когда режим Сакоку[21], казалось, вот-вот рухнет под нажимом Российской империи или Северо-Американских Штатов. Что сталось бы с мирной патриархальной Японией в случае угрозы военной интервенции с их стороны? Весьма сомнительными представляются шансы на мирную реставрацию императорской власти и наступление благословенной эпохи Мэйдзи с ее взвешенной опорой на собственные силы, на аккуратность и умеренность в контактах с иностранцами, на нейтралитет в международных делах. Не полыхай в то время в прибрежных районах Японии смертоносная эпидемия, ничто не смогло бы остановить какого-нибудь коммодора Черри в требованиях к императору Муцухито открыть порты страны для иностранных кораблей, а рынки для чужих товаров. И влачила бы сейчас Страна восходящего солнца жалкое существование колонии, как Филиппины, или полуколонии, как Китай, а может быть, и ввязалась бы в войну с гигантской Россией или Британской империей и подверглась бы истреблению и унижению.