Лев Понтрягин - Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим

• Название: Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим
• Автор: Лев Понтрягин
• Издательство: Прима
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998

С именем Понтрягина связана целая эпоха в развитии математики. Труды Л. С. Понтрягина оказали определяющее влияние на развитие топологии и топологической алгебры. Он заложил основы и доказал основные теоремы в оптимальном управлении и теории дифференциальных игр. Его идеи во многом предопределили развитие математики в XX веке.

Текст публикуемого ниже «Жизнеописания...» был написан, по воспоминанию вдовы Льва Семёновича — Александры Игнатьевны Понтрягиной, после тяжёлой болезни, зимой 1982–83 года, и подготовлен к изданию по рукописи, предоставленной вдовой.

Книга насквозь лична и субъективна, но в ней хорошо отражена эпоха развития науки в Советском Союзе, в частности — развитие математики. Она поражает своей правдивостью и открытостью. В этом, может быть, и есть её историческая и воспитательная ценность.

---

Это событие имело место в конце 60-х годов и толкнуло меня на то, чтобы вникнуть поближе в работу издательства. Мною была организована группа по наблюдению за изданием математических книг главной редакцией физико-математической литературы. Распоряжение о создании этой группы было подписано Президентом М. В. Келдышем в 1970 году. Переговоры об организации этой группы я вёл сперва с Л. И. Седовым, председателем этой секции РИСО. Он не реагировал положительно на моё предложение. Тогда я обратился к более высокому начальству — вице-президенту, председателю РИСО М. Д. Миллионщикову, который поддержал меня.

По рекомендации Келдыша мы составили с Седовым письменное соглашение о правах и обязанностях моей группы. Оформление официального документа, который должен был подписать Келдыш, было поручено учёному секретарю РИСО Лихтенштейну.

Зная повадки Лихтенштейна, я ознакомился с документом, составленным им, до его подписания Келдышем и обнаружил, что роль моей группы полностью обесценена в той формулировке, которую дал Лихтенштейн, искажая наше соглашение с Седовым. Я сказал об этом Миллионщикову и попросил его внести соответствующие исправления. Так и было сделано. Исправленный документ был подписан Келдышем.

Группа наша под моим председательством начала работать в 1970 году и продолжает работать до сих пор, внося, как мне кажется, полезный вклад в работу издательства. Позже по образцу этой группы были организованы группы по физике и по механике при том же издательстве.

* * *

Мой доклад о принципе максимума в Эдинбурге вызвал большой интерес со стороны математиков, особенно американских. Меня просили сразу же дать его для быстрой публикации, не дожидаясь публикации в трудах конгресса, которая происходит обычно медленно. Я не согласился, так как был не единственным автором результатов, но обещал опубликовать свой доклад в журнале «Успехи математических наук» сравнительно быстро, что и было сделано[45]. К тому времени, как книга четырёх авторов была опубликована в Москве в 1961 году главной редакцией физико-математической литературы, её результаты приобрели уже широкую популярность как в Советском Союзе, так и за границей. Появилось много работ на эту тему. Книга была сразу же переведена на английский язык в Соединённых Штатах и в Англии двумя издательствами одновременно.

В 1962 году цикл работ, включающих эту книгу и работы по малому параметру при высших производных, был удостоен Ленинской премии. Так что все мы четверо — я, В. Г. Болтянский, Р. В. Гамкрелидзе и Е. Ф. Мищенко — стали лауреатами Ленинской премии. Я считался руководителем этой работы, вполне заслуженно, насколько понимаю.

Уже в 1962 году Гамкрелидзе и Мищенко ездили в Америку, где читали лекции по нашей новой тематике. Вернувшись, они с увлечением рассказывали о том, как хорошо их там принимали и с каким интересом слушали лекции. Так что мне тоже захотелось поехать в Америку. Эта поездка состоялась в 1964 году, и я о ней расскажу позже. Поездки Гамкрелидзе и Мищенко в США приобрели систематический характер. Там они продолжали читать лекции по нашей новой тематике. Поездки эти продолжались до 1970 года, когда они оборвались по каким-то неизвестным мне причинам. Кажется, они совершили какую-то неосмотрительность во время пребывания за границей, и наши выездные органы перестали их выпускать.

Принцип максимума нашёл многочисленные приложения, в частности, в астронавтике. В связи с этим я был избран почётным членом Международной академии астронавтики, вместе с Гагариным и Терешковой. Принцип максимума нашёл также применение в вариационном исчислении, так как все результаты последнего можно получить из него. Огромный поток математических публикаций, связанных с принципом максимума и с цитированием его, продолжается до сих пор, но особенно высокого подъёма он достиг в конце 60-х и 70-х годов.

Преподавание новой тематики в университете

Уже за первый год работы нашего семинара зимой 1952–1953 годов мы освоились с новой тематикой и стали смотреть на теорию обыкновенных дифференциальных уравнений как на раздел математики, имеющий важное приложение при изучении электронных приборов и приборов регулирования.

Наши новые взгляды нам захотелось довести до студентов механико-математического факультета МГУ. Очень настаивал на том, чтобы работа на мех-мате была развернута как можно скорее, Е. Ф. Мищенко. Я заявил о своём желании читать обязательный курс обыкновенных дифференциальных уравнений на мех-мате и начал его читать в 1953 году. Одновременно было открыто несколько семинаров по новой тематике для студентов второго и старших курсов. Наши семинары привлекли студентов второго курса, потому что они должны были делать курсовые работы. Эта деятельность осуществлялась мною, Мищенко и Гамкрелидзе и продолжалась три года.

Мой курс лекций был чётко направлен на применение дифференциальных уравнений к теории колебаний и теории регулирования. Этого требовали мои взгляды и работа тех семинаров, которые мы организовали на факультете. В курс лекций были включены реальные, а не игрушечные применения дифференциальных уравнений. Поэтому теория линейных уравнений с постоянными коэффициентами была дана очень рано и не как частный случай линейных уравнений с переменными коэффициентами, а непосредственно, независимо от общей теории. Рассказывалась теория электрических цепей, работа ёмкостей, самоиндукции и взаимоиндукции и соответствующих приборов, колебательный контур, трансформатор. Поэтому теоремы существования и единственности для решений дифференциальных уравнений были в начале курса только формулированы, а не доказаны. Во втором полугодии я дал теорию фазовой плоскости, теорию предельных циклов Пуанкаре, теорию устойчивости Ляпунова и на этой основе разобрал и изложил работу Вышнеградского о регуляторе Уатта и работу Андронова о ламповом генераторе.

Лекции мы готовили вместе с Женей Мищенко. На лекции я говорил, а он писал формулы. Слушателей у меня было около 200 человек. Благодаря многочисленной аудитории ощущение от лекций было совсем не то, какое было раньше, когда число моих слушателей колебалось между тремя и пятью десятками на спецкурсах.

Первоначально Женя Мищенко беспокоился, что студенты не поймут. Но оказалось, что его тревоги напрасны. Дело у нас пошло хорошо. Гамкрелидзе и Мищенко одновременно вели упражнения по моему курсу, а также руководили семинарами, которых было несколько. К их руководству привлекались и другие, более молодые математики.

На семинарах мы разбирали со студентами работу электронных и других приборов, причём каждый студенческий доклад заранее репетировался кем-нибудь из руководителей. Вся эта наша очень большая работа имела серьёзный успех.

С этими моими лекциями у меня произошли два не совсем приятных для меня инцидента. Первый из них заключался в оплате моей работы. Колмогоров — декан мех-мата — в ответ на мою просьбу дать мне обязательный курс ответил согласием, он обещал платить мне полную ставку за мою работу. Но так как я имел обычай не ходить за зарплатой, а переводить её на сберкнижку, то за деньгами я отправился только через полгода. Выяснилось, что никакой зарплаты мне не переводят. Я обратился к Колмогорову с вопросом: «В чём дело?» Он сказал мне: «Извините, Лев Семёнович, мы не можем платить вам полную ставку, мы можем платить только полставки». Я ответил ему, что мне не платят ровно ничего. Он забеспокоился, но ничего не сделал. В разговоре с ректором университета И. Г. Петровским я упомянул об этом обстоятельстве. Он очень грубо и резко заявил мне: «Произошло недоразумение, но, увы, исправить его мы уже не можем».

Второй инцидент произошёл с публикацией моих лекций. Так как подходящего учебника для моего курса не было, то я после каждой лекции записывал её, готовя к печати. Петровский, бывший одновременно заведующим кафедрой дифференциальных уравнений и ректором университета, обещал мне издать мои лекции к концу курса в университетской типографии ротапринтным способом. Учебный год стал подходить к концу, приближались экзамены, и оказалось, что заведующий университетским издательством некий Цейтлин решительно отказывается печатать мои лекции, якобы издательство перегружено «другой, более важной работой». При мне происходило несколько встреч Петровского с Цейтлиным, причём Петровский очень ненастойчиво «уговаривал» Цейтлина пойти всё же навстречу мне и издать мои лекции, а тот резко отвечал, что ничего не может сделать.

Пришлось печатанием заниматься мне самому. Я нашёл какую-то ротапринтную типографию, доставил туда бумагу, рукопись, конечно ещё не законченную, и сам нанимал человека для вписывания формул в печатный текст. Незадолго до окончания учебного курса было изготовлено 300 экземпляров моих лекций. Бумагу для печатания этих лекций я сам добывал и привез в типографию. Точно так же, отпечатанные экземпляры я доставил сам на автомобиле в университет и сдал в деканат с тем, чтобы книжки были переданы в библиотеку.