Владимир Каткевич - Германская шабашка

• Название: Германская шабашка
• Автор: Владимир Каткевич
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Четыре сотни, - говорю.

Он усмехнулся в фуфайку, но ничего не сказал.

После шампанского останавливаемся часто. Девушка в очках спускается из бельэтажа, подаю руку. Пальчики холодные.

- Спасибо. - Взмахнула крылышками и по тропинке.

- Туда не идите, - говорю, - там бабушка.

Очень раскрепощенная бабушка, приседает, где попало, я на нее чуть не упал.

При ней муж, не старые еще, чтоб совсем наплевать на приличия. Что это, местечковость или в знак протеста?

Девушка рассеянно прогулялась, лесок чахлый, много мусора, пыльные кульки валяются. Веточку отломила, бросила, гадко.

- Сколько он вам дал? - спрашиваю.

- Кто? Четыреста с чем-то.

- Плюс мои четыреста. На месяц в Алупке хватит. Отстать не хотите?

- А почему именно в Алупке?

- Там есть где остановиться. Товарищ снял комнату с видом на Ай-Петри. Между прочим, Меркуцио играет.

- Он в Алупке на гастролях?

- Он там меняет рубли на купоны, но не ломщик. А вообще в двух театрах играет.

На остановке у родничка не вышла.

- Сколько стоим? - спрашивают.

- Мы опаздываем. - Водитель лягнул колесо.

Куда опаздываем? Можно пересечь границу за сутки, а можно за полчаса.

Углубляюсь в кусты, слышу, ветка хрустнула, автолюбитель дружелюбно побрызгал под елочку.

- Сарай наш, - говорит, - завелся.

Присматривает, а может, разговор мой с барышней подслушал.

Дверь закрылась, водитель просит:

- Посмотрите, все ли есть.

- Все, все.

Только тронулись:

- Стойте! Деда с бабкой забыли.

Ту самую парочку без комплексов.

- Вы же всегда дольше стояли, - говорит бабка вместо извинений.

Нигде в мире нет такой армии опоздавших. Опоздания планируются, на них рассчитывают. Если я опаздывал, то всегда кто-нибудь сдавал билет.

Один даже предъявил билеты всего вагона. Он в Кургане задержался у газетного киоска, стал листать "Новый мир", увлекся, а поезд ушел. Дежурный говорит ему:

"Подождите, вы не один".

Опоздавший: "Извините, не могу ждать, я проводник". А под мышкой у него сумка с билетами и "Новый мир". Оказалось, студент-заочник. "Моя тема, - говорит, - Брюсов".

Или представьте, опаздывает водный пассажир. Буксиры отлепили судно от стенки, уже метровая полоса воды, а он догоняет с чемоданами. Матросы из ласт-порта, выреза в борту, кричат: "Прыгай!". Пароход не поезд, человек и прыгает с трап-сходней, но не успевает пригнуться, ударяется лбом о корпус судна и летит на бетонный причал вместе с матросом, не отпускает его. Высота метров семь. Я видел это с борта другого судна.

Те, кто на ПМЖ, уложили детей и на них спят. Справа зарево в небе, объезжаем большой город. Разбитая дорога, как последнее проклятье, домишки вплотную, не отстают, будки, будки, непрерывный пригород без города. Кто-то горбатится под козырьком заведения, допивает ночную водку.

Двенадцатый час. Кажется, скоро. Повороты, встречные фургоны с ревом толкают воздух, чужие номера, наши изношенные легковушки просели, еще прицепы тащат. И сетка, навес-модуль, прожектора, строгость, волокита под видом порядка.

- Чья собака? - спрашивает таможенник.

Евроюноша предъявляет штампы прививок. Питбуль проснулся, но плетется неуверенно, от таблетки его пошатывает. С прививками все в порядке, а у хозяина просрочена виза. Разбили голову, ограбили, лежал в киевской больнице.

Звонил из больницы в посольство. Сказали: "Предъявите выписку из больницы, там пропустят". Теперь ему надо ехать во Львов в консульство.

Снова лезем в голубятню. Надоело. Какие-то бесполезные огни в камышах, кусты щетинятся, столбы, шесты и столбики, ничейность и снова резервация.

Неувязка с детьми. У кого-то не записаны дети в паспорте или записаны не те.

Предъявляют сонных детей.

- Проше отвожць торбэ, - говорит таможенник. Передали блок сигарет и сразу: - Проше, пани, до машины.

Автолюбители разлили в темноте "Распутина". Открыли что-то острое, намазали на хлеб.

- Вы к нам не присоединитесь? - спрашивают.

Отказываюсь, хотя хочется есть. Девушка в очках тоже отказалась, ей всучили апельсин.

Водитель пришел собирать плату за проезд. Мой молчаливый сосед рассчитываетя марками, похоже, не первый раз катается. Мало ли, с собакой же высадили.

Очередь машин уже оттуда. Пятеро в спортивном провожают сарай глазами, лица злобные. Ночная охота.

Сосед даже не оглянулся.

- Один коллектив тоже собрался в Голландию за машинами, - рассказывает. - Из Житомира. Наняли автобус, проехали километров восемьдесят. Ночь. Лес. Поперек дороги две машины, и ребята с калашниковыми.

Едем через городок. Загулявшая парочка. Улицы освещены, непривычно. Теперь совсем все.

Опустил спинку кресла. Харьковская мамаша-бабушка назад токнула:

- Вы же меня придушите! - Поднимаюсь, сдвигаю рычаг, уложил. - Вот тоже наказание, - говорит. - А назад как?

- Скажете, - говорю, - я вас подниму.

- Вы не спите? - спрашивает сосед. - В первый раз?

- Да, - говорю.

Был когда-то в Бременхафене, в Гамбург заходили. А что я там видел? Всегда спешили, кому-то на вахту. Завернули с двумя матросами в порномагазин, а наша уборщица осталась ждать. Выходим, ее нет. Сидит в скверике, плачет, стыдно ей.

Купили мороженого.

- А вы далеко? - спрашиваю.

- До Хамма. Я машины перегоняю.

- Пошлину не увеличили?

- Если будет совсем не выгодно, пойду подработаю... гробовщиком. - Он улыбнулся. - Вообще-то я медик.

- В коллективе, наверное, перегонять спокойнее?

- Как эти? Им четыре машины надо выбирать, а мне одну. Подержанные оптом не продают.

А зря. Почему бы "опели" не продавать на вес, как списанные пароходы? Я на одном таком плавал. Англия продала его по металлоломным ценам Панаме, а мы перекупили и до сих пор эксплуатируем. Турбоход назывался "Кармания", переименовали в "Собинов".

- Не опасно? - спрашиваю.

- Я на ночь в села сворачиваю, подальше от трассы. Меня немецкая полиция больше ограбила, шестьсот марок штраф заплатил. Потом за Познанью свои остановили. "Даешь сто марок? - спрашивают. - Да или нет?" И монтировкой по капоту.

Светает. Катовице. Трамвай идет рядом с автобусом, ноздря в ноздрю, обогнал даже. Остановились у бензоколонки. Девушке в очках тоже не спится. Зовут Майей, филолог, едет к бывшему мужу.

- Садимся, - говорит водитель. - В Берлине кто выходит?

- Я выхожу, - Майя поднимает ручку, как на уроке.

- Тогда, - говорю, - у меня к вам просьба.

4

Котю Любовича вызывает Ганновер Последняя лесная стоянка перед границей. Магазинчик сувениров с германской ориентацией. Взвод пенопластовых Санта-Клаусов, самые рослые со спаниеля.

Приседавшая бабушка устроилась с мужем за столиком кафе, сало режут, чеснок лущат. В бутылке из-под "Лимонной" что-то густое, наверное, кисель. Все с нетерпением ждут, когда хозяин их прогонит. Снова в будках исподлобные взгляды. Поляки действительно нас ненавидят, или у меня уже комплекс?

Посещавший в очках что-то вкручивает автолюбителям, сыплет немецкими названиями, везде он был.

- С нового года автобаны будут платными, - говорит.

- Так какая у вас просьба? - спрашивает Майя.

- Отнести рукопись в издательство. Если, конечно, вас это не затруднит.

- В какое?

- Адрес на папке.

В автобусе развязала папку, близоруко заглянула в середину, полистала.

- Это ваша? А почему в немецкое издательство?

- Чтобы очернить самое святое и вернуться эмигрантом.

- Можно почитать?

- Если не будете менять знаки препинания. Одна знакомая медсестра добавляла мне запятые.

- Ваш приятель действительно выбросился за борт?

- Да, был такой случай.

Едем через немецкий лес.

- Чувствуете, какая дорога? - спрашивает посещавший.

Я не чувствую. Автолюбители открыли новую бутылку "Распутина". Кто-то проснулся и спросил:

- Мы где?

Проспал Польшу.

Первая физиологическая остановка в Германии. Охи, ахи после даммен туалета.

- Там голубая вода. Вы видели?

На стоянке много машин. Автолюбители хищно топчутся, заглядывают под рамы.

- За Висбаденом бензин дешевле, - сообщает бывавший. Он уже изучил расценки на табло.

- Это последняя остановка, - напоминает водитель.

- Можем обменяться адресами, - предлагаю Майе. - Ваш бывший не читает письма?

- Он вообще ничего не читает, он добытчик.

- Добытчики обычно читают разные полезные брошюрки.

- Он безработный добытчик.

Дорога расширилась, рядом укатанная насыпь будущего автобана, рабочие в ярких комбинезонах.

Снова восторги:

- Они под плиты стелят войлок!

- Это еще что. Посмотрите... - В очках активизировался.

Дома пошли, унылые, типовые, три этажа или четыре, в покатой крыше закругленные окна, как световые люки на судах.

- В таких вот живут гастарбайтеры, - говорит доктор.

- Это уже Берлин? - спрашиваю.

- Да, кажется.

Город начинается нерешительно. Траншеи, трубы. Дети резвятся в котловане. Все дети любят стройки. Что за детство без стройки или развалки?