Марина Левицкая - Краткая история тракторов по-украински

• Название: Краткая история тракторов по-украински
• Автор: Марина Левицкая
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15539-2

Горькая и смешная история, которую рассказывает Марина Левицкая, — не просто семейная сага украинских иммигрантов в Англии. Это история Украины и всей Европы, переживших кошмары XX века, история человека и человечества. И конечно же — краткая история тракторов. По-украински. Книга, о которой не только говорят, но и спорят. «Через два года после смерти моей мамы отец влюбился в шикарную украинскую блондинку-разведенку. Ему было восемьдесят четыре, ей — тридцать шесть. Она взорвала нашу жизнь, словно пушистая розовая граната, взболтав мутную воду, вытолкнув на поверхность осевшие на дно воспоминания и наподдав под зад нашим семейным призракам. …Мне казалось, эта история превращается в грубый фарс, но теперь я видела, что она перерастает в дешевую трагедию».

---

— А я этого и не знала, — сказала Вера, считавшая, что ей известно о разводе все.

Когда папа предложил Валентине развестись, она расхохоталась:

— Сначала получу паспортну визу, а потом получишь розвод.

Папа тоже отказался от идеи развода. Он боялся, что его начнут спрашивать, «стоит» ли у него. Боялся, что все узнают: у него «висит, как тряпка».

— Лучче придумай шось друге, Надя, — сказал он.

Несмотря на постоянный стресс, ему удалось дописать очередную главу своей истории, но она была выдержана в унылом ключе. Когда мы с Майком навестили его в начале февраля, он проводил нас в заваленную прошлогодними яблоками гостиную, где было холодно, как в кладовке, и принялся читать вслух.

Изобретатели первых тракторов мечтали о том, чтобы перековать мечи на орала, но наступила лихая година и орала были, наоборот, перекованы на мечи.

Харьковский паровозостроительный завод, когда-то производивший 1000 тракторов в неделю, чтобы удовлетворить требования Новой Экономической Политики, был переброшен за Урал, в Челябинск, и по приказу Народного комиссара обороны К.Е.Ворошилова переоборудован для производства танков.

Главным конструктором стал Михаил Кошкин, который окончил Ленинградский институт и до 1937 года работал на Кировском заводе. Он был сдержанным, культурным человеком, и Сталин использовал, можно даже сказать, эксплуатировал его гений для достижения советского военного превосходства. Первый кошкинский танк, А-20, стоял на оригинальном гусеничном ходу и был снабжен 45-миллиметровой пушкой и броней, выдерживавшей удар артиллерийского снаряда. Когда размер пушки увеличили до 76,2 мм и сделали толще броню, этот танк был переименован в Т-32. Он участвовал в Гражданской войне в Испании, вызывая восхищение своей маневренностью, но оставаясь уязвимым из-за тонкой бронированной обшивки. На основе этого танка был разработан легендарный Т-34, который, по мнению многих, позволил переломить ход войны. Броня сделалась еще толще, и с целью компенсировать дополнительный вес на этой машине был впервые установлен литой алюминиевый двигатель.

Голос отца ослаб и задрожал — ему пришлось остановиться и перевести дух.

В лютый февральский мороз 1940 года первый Т-34 был доставлен в Москву для участия в параде перед советским руководством. Танк произвел огромное впечатление, в частности, потому, что легко передвигался по разбитым, заснеженным булыжным мостовым столицы.

Однако бедному Кошкину так и не довелось увидеть свое детище в серийном производстве. Во время этой поездки, проведя несколько часов на жутком холоде, он подхватил воспаление легких и через несколько месяцев скончался.

Проект был завершен его учеником и коллегой Александром Морозовым, блестящим молодым инженером. Под его руководством в августе 1940 года с конвейера сошли первые танки Т-34, и в скором времени их счет пошел уже на сотни и тысячи. В ознаменование этого события город Челябинск, ранее известный производством тракторов, был переименован в Танкоград.

За окном солнце садилось в заиндевевшие борозды, которые так и не оттаяли за весь день. Ветки покачивал морозный ветер, дувший с равнинного побережья Восточной Англии, туда — со степей, а в степи — с Урала.

Чтобы согреться, отец надел варежки, шерстяную шапочку и три пары носков. Он сидел, сгорбившись, на стуле, в очках с толстыми стеклами, и читал. За его спиной на каминной полке стояла мамина фотография. Она выглядывала из-за его плеча и смотрела на поля и линию горизонта. Почему же мама вышла за него — эта задумчивая молодая женщина с карими глазами, заплетенными косами и загадочной улыбкой? Неужели он был блестящим молодым инженером? Или, быть может, он пленил ее рассказами об автоматической трансмиссии и достоинствах машинного масла?

— Почему она вышла за него? — спросила я Веру. Миссис Эксперт-по-разводам и миссис Понаехали-тут-всякие обменивались новостями по телефону, и наша беседа приобрела задушевный характер. От женитьбы отца на Валентине мы перешли к женитьбе наших родителей, я заметила, как приоткрылась дверь в прошлое, и мне захотелось ее подтолкнуть.

— Это произошло после того, как в Севастополе погиб капитан подводной лодки. Наверное, мама испугалась, что останется одна. Время было тревожное.

— Какой еще капитан подводной лодки?

— Он служил на Черноморском флоте. И она была с ним помолвлена.

— Мама была помолвлена с капитаном подводной лодки?

— Разве ты не знала? Это была любовь всей ее жизни.

— Не папа?

— Как ты могла такое подумать?

— Не знаю, — прохныкала соплячка, — мне никто обэтом не рассказывал.

— Иногда лучше не знать.

Старшая Сеструха с лязгом захлопнула дверь в прошлое и повернула ключ в замке.

11 «АНДЕДУРЕС»

Назначили дату обжалования решения иммиграционной службы относительно Валентины. Внезапно отец осознал, что не такой уж он и беспомощный. Суд должен был пройти в апреле в Ноттингеме.

— Я не пойду, — сказал папа.

— Нет, пойдешь! — отрезала Валентина.

— Идь сама. Нашо мине ихать у Ноттингем?

— Дурень ты! Если ты не пойдешь, бюрократы з миграционки спросять: а де ваш муж? Чого вы без мужа?

— Скажи бюрократам, шо я больный. Скажи, шо я не захотив ихать.

Валентина посоветовалась с юристом в Питерборо. Тот сказал ей, что она сильно скомпрометирует себя, если ее муж не приедет, — разве только она представит доказательства его болезни.

— Ты больный на голову! — сказала Валентина отцу. — Од тебя одни неприятности. Одни самошедши розговоры та цьомкання. Тебе ж уже висемдесят чотыре года! Треба одвести тебя до врача!

— Я не больный! — сказал отец. — Я поэт и инженер. Между прочим, Валентина, ты должна помнить, шо усяки недалеки люди даже Ницше считали самошедшим. Мы сходим до доктора Фиггис. И она тебе скаже, шо я не больный на голову.

Деревенский врач — тихоголосая женщина, чуть-чуть до пенсии, — лечила мать и отца целых двадцать лет.

— Добре. Сходим до доктора Фиггис. И я розскажу доктору Фиггис про оральносекс, — сказала Валентина. — (Что-о? Оральный секс? Мой отец?)

— Не-не! Валя, почому ты должна усем об етом розсказувать? — (А мне об этом рассказывать можно!)

— Я розскажу ей, шо мой висемдесятчотырехлетний муж хоче заниматься оральносексом. Шо у него не стоить, а он хоче робить оральносекс. — (Умоляю тебя, папа, мне аж дурно стало.)

— Будь ласка, Валенька.

Валентина смягчилась. Но взамен они должны были пойти к другому доктору. Валентина и миссис Задчук запихнули отца в Дерьмовую Машину. Они так спешили попасть на прием, пока отец не передумал, что застегнули его пиджак не на те пуговицы и перепутали правый ботинок с левым. Вместо очков для дали на нем так и остались очки для близи, и поэтому все расплывалось у него перед глазами: струи дождя, работающие «дворники», запотевшие стекла и мелькавшие за ними заборы. Валентина сидела впереди и вела машину как попало — под стать самоучке, а миссис Задчук сидела сзади, тесно прижавшись к Николаю — на тот случай, если он надумает открыть дверь и выпрыгнуть. Так они и мчались по узким деревенским улочкам, разбрызгивая воду в лужах и вспугивая фазанов, которые разбегались как угорелые.

Они повезли его не к доктору Фиггис в местную поликлинику, а в соседнюю деревню, где находился ее филиал, укомплектованный другим персоналом. Ожидали увидеть индийца средних лет, но их приняла его заместительница. Доктор Поллок оказалась молодой, рыжеволосой и очень симпатичной женщиной. Отцу не хотелось обсуждать с ней свои проблемы. Он близоруко пялился на нее сквозь запотевшие очки для чтения и пытался незаметно переобуть ботинки. Говорила в основном Валентина. Она была уверена, что эта молодая женщина отнесется к ней с сочувствием, и обстоятельно рассказала о странном поведении отца — о его кашле, яблоках-«тосиба», монологах о тракторах и настойчивых сексуальных домогательствах. Доктор Поллок пристально посмотрела на отца, обратила внимание на перепутанные ботинки, вытаращенные глаза, неправильно застегнутый пиджак и задала ему несколько вопросов:

— Как долго вы находитесь в браке? Испытываете ли сексуальные проблемы? Почему пришли ко мне на прием?

На все вопросы отец отвечал: «Не знаю». Потом повернулся к Валентине и с мелодраматическим пафосом воскликнул:

— Потому шо она меня привела! Изверг рода человечеського!

Доктор Поллок отказалась писать в иммиграционную службу о том, что отец серьезно болен и не может присутствовать на суде. Но выписала ему направление к психиатру-консультанту в районную больницу Питерборо.

— От бачиш! — ликующе сказала Валентина. — Врачиха сказала, шо ты самошедший!

Отец промолчал. Он ждал совсем другого результата.

— Ты считаешь меня самошедшим, Надя? — спросил он меня на следующий день по телефону.