Мартин Сутер - Лила, Лила

• Название: Лила, Лила
• Автор: Мартин Сутер
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-432-7

Мартин Сутер – швейцарский писатель, сценарист и репортер. Много лет за ним сохраняется репутация одного из самых остроумных и изощренных наблюдателей и бытописателей современной европейской «буржуазии»: этими наблюдениями он делится в своих знаменитых колонках Business Class, которые публикуются в нескольких влиятельных газетах Германии и Швейцарии. В конце 90-х Сутера прославил остросюжетный триллер «Small World», ставший мировым бестселлером.

«Лила, Лила» (2004) – роман в романе. Признанный мастер психологического письма и увлекательных сюжетов сделал своим героем скромного официанта, чья страсть – литература. И стоило тому приобрести по дешевке видавший виды ночной столик, в ящике которого обнаружилась странная находка – рукопись автобиографического романа неизвестного автора, как жизнь героя круто меняется. «Лила, Лила» – книга о любви, верности, предательстве и смерти, книга трогательная и человечная.

---

Этот диалог вывел Давида из ступора, и он стал читать, причем, как ему показалось, вполне сносно. Во всяком случае, без эксцессов, благополучно обошел рифы кружевной наколки, манжетки от торта и рандеву.

Г-жа Бюглер призналась Давиду, что частенько теряет дар речи, когда надо произнести вступительное слово. Лет пятнадцать уже организует чтения, а мандраж не утихает, наоборот, только усиливается.

Лучше бы ей про это помалкивать. Он бы вообще предпочел, чтобы кое-что было иначе. Например, чтобы интеллектуалка перестала разъяснять ему книгу. И чтобы кто-нибудь сказал г-же Кольб, что у нее в уголке рта прилипла яичная крошка. И чтобы пухленькая девушка-ученица, та, у которой нет друга, перестала пялиться на него как на редкое насекомое. И чтобы супруг-интеллектуал – он преподавал в маркхаймской профтехшколе – не перекладывал на свою тарелку последний из шести ломтиков копченой ветчины. И чтобы г-жа Бюглер не приносила с собой гостевую книгу.

На развороте перед страницей, отведенной Давиду, была наклеена вырезка из газеты. Довольно большая статья под заголовком «Георг Рельман собрал полный зал». Фотография изображала задумчивого седовласого мужчину с трубкой. Подпись гласила: «Воспоминаниями из богатой актерской жизни дал пищу раздумьям и веселью – Г. Рельман». Статья начиналась фразой: «Точное число слушателей, собравшихся этим погожим июльским вечером в маркхаймском «Книжном мире», владелица магазина, К. Бюглер, не сообщила, опасаясь неприятностей с пожарной охраной…»

Против газетной вырезки автор размашисто написал: «Ах, если бы у меня, актера, всегда была такая публика, как у меня, писателя, здесь, в Маркхайме! Спасибо, спасибо! Георг Рельман».

Под взглядами участников застолья Давид отчаянно силился придумать, что бы такое написать. Супруг-интеллектуал, забирая последний ломтик ветчины, заметил:

– Раз нет желающих…

А когда Давид покосился на него, со смехом воскликнул:

– Незачем смотреть на меня, ведь это вы – писатель!

Г-жа Бюглер попыталась помочь:

– Необязательно писать что-то литературное. Что придет в голову, то и напишите.

И Давид написал: «В память о незабываемых чтениях. Сердечно, Давид Керн».

Супруга-интеллектуалка – она тоже имела отношение к педагогике, только Давид не понял, какое именно, – при этом заглянула ему через плечо и обронила:

– Замечательно: в память о незабываемом… Очень изящно.

В одиннадцать Давид вернулся в гостиницу. На всякий случай его снабдили ключом от входной двери – вдруг он придет после десяти.

Он вошел в темный холл, включил свет. Из переполненной пепельницы у стойки портье кисло пахло окурками. К лестнице надо было идти через столовую. Столы уже накрыты к завтраку, буфет почти готов. Два стеклянных кувшина с соками рядом с блюдом сыра, прикрытым пленкой.

Давид поднялся к себе в номер, сел на узкую, короткую кровать – больше сесть не на что.

Так, теперь еще Борнштадт, Штауферсбург, Пландорф и Миттхаузен – и он сможет снова обнять Мари.

21

На берегу стояла старушка с обтрепанной хозяйственной сумкой, стараясь по справедливости поделить ее содержимое между утками. На самых нахальных, которые бесстрашно подходили к ее ногам, она не обращала внимания, бросала хлеб самым робким, которые вперевалку сновали у воды и, едва схватив еду, тотчас оставались ни с чем, потому что те, кто посмелее, всё у них отбирали.

Давид и Мари, держась за руки, прошли мимо старушки, сочувственно ответив на ее улыбку. По обе стороны узкой береговой дорожки росли тополя. Давид и Мари то и дело сходили на обочину, пропуская велосипедистов, хотя ездить по этой дорожке запрещалось.

Прогуляться у реки предложил Давид. Этот маршрут он знал еще по тем временам, когда бегал трусцой и вечно досадовал на пешеходов, занимавших всю дорожку. Сейчас он решил, что это идеальное место для разговора. А поговорить он хотел о своей писательской карьере. Рассчитывал осторожно втолковать Мари, что отнюдь не намерен посвящать себя писательству. И, в зависимости от ее реакции, быть может, рассказать ей всю правду.

Он без утайки поведал Мари о своем маленьком турне, ей было и грустно и смешно. Теперь они молча шагали рядом.

– Это не для меня, Мари.

– Поездки с чтениями? Но без них нельзя.

– Да нет, вообще писательство.

Она хрипло рассмеялась – как же он стосковался по этому смеху! Потом взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала. Тем самым вопрос для нее, похоже, был исчерпан.

– Серьезно, эта профессия не для меня.

Навстречу, тоже держась за руки, шла парочка. Давид хотел было выпустить руку Мари и отступить ей за спину, ведь на дорожке могли разминуться только трое. Но Мари крепко стиснула его ладонь.

– Почему всегда мы? Пускай они уступят нам дорогу.

Однако встречная парочка, увлеченная разговором, не делала поползновений посторониться. И Давид не выдержал. Когда они почти поравнялись, он отступил назад, парочка прошла мимо, не обратив на них ни малейшего внимания.

Снова взяв Мари за руку, Давид сказал:

– Вот в этом и заключается разница между писателем и официантом. Писатель нипочем бы не посторонился.

Мари снизу вверх посмотрела на него и с улыбкой покачала головой.

– Писателя узнают по тому, как он пишет. А не по тому, как он ходит.

Около десяти утра, когда они проснулись, светило солнце. Но сейчас небо затянули облака, кажется, собирался дождь. На берегу расположилось на пикник какое-то семейство, делая вид, что погода их ничуть не тревожит. Мамаша раскладывала на тигровом пледе содержимое сумки-холодильника, папаша раздувал жаровню с древесным углем, младенец в коляске насасывал пальчик на ноге, а мальчуган постарше бросал в реку камешки.

– Писатель – совсем не такая профессия, как чертежник или электрик. Там идешь на краткосрочные курсы и, если не понравится, переключаешься на что-нибудь другое. А писатель – это человек, который просто не может не писать.

Хорошая зацепка, подумал Давид. И сказал:

– Я знаю.

Мари остановилась, обняла его за шею, посмотрела прямо в глаза.

– Прости. Ты-то, конечно, знаешь. Кому я это говорю.

Они целовались, пока трезвон велосипедного звонка не вынудил их разомкнуть объятия и отступить на обочину. Парочка на новеньких великах, в одинаковых гоночных костюмах проехала мимо.

– Тут ездить запрещено! – крикнула Мари им вдогонку.

Давид обнял ее за плечи, и они пошли дальше. Двое мужчин, побагровев от натуги и со всей силы отталкиваясь веслами, гнали вдоль берега каноэ. Третий, толстяк с секундомером, стоя на откосе, покрикивал: «Раз-два! Раз-два!»

– Ты не должен падать духом, с дебютами всегда так бывает. Их нужно заметить. «Лилу» пока что не заметили. Но я уверена, это лишь вопрос времени.

Надеюсь, она ошибается, подумал Давид. Впереди шла престарелая чета, еще медленнее их. Женщина держала своего спутника под руку, и оба вели неспешный разговор, с долгими паузами.

– Интересно, давно ли они вместе? – спросила Мари.

– Наверняка лет тридцать – сорок.

– И до сих пор разговаривают друг с другом.

– Мы тоже будем разговаривать, – сказал Давид.

Мари обхватила его за талию, притянула к себе.

По маленькой дамбе они перешли на другой берег. «Купаться запрещено! Опасно для жизни!» – предупреждала красная надпись на белой табличке. Облокотясь на парапет, оба минуту-другую смотрели на буроватую пену у выхода из шлюза. Что-то голубое – не то куртка, не то пуловер – вынырнуло из водоворота, мгновение плясало на поверхности и опять ушло в глубину.

– Пойдем отсюда, – попросила Мари.

На том берегу они зашагали вверх по течению, в сторону города. Миновали несколько мелких садовых участков и дощатое здание гребного клуба, в котором, наверно, состояли давешние каноисты. За длинным деревянным столом сидели по-летнему легко одетые люди, тоже члены клуба. Какой-то дядька цедил пиво из небольшого алюминиевого бочонка. Пахло жареными сардельками.

– Сейчас хлынет! – крикнул кто-то, и в ту же секунду на пыльный асфальт прибрежной дорожки упали первые тяжелые капли. Давид и Мари припустили бегом.

Сначала Давид хотел бежать в умеренном, ровном темпе. Но Мари летела стрелой. Бежала не как девчонка, а длинным, широким шагом. Давид догнал ее уже у входа в летний ресторанчик. Они едва успели занять столик под крышей, как туда же устремился народ из сада, спасая от дождя самих себя, бокалы, бутылки и тарелки.

– Не знал, что ты так здорово бегаешь, – тяжело дыша, выдавил Давид.

– Ты еще многого не знаешь. – Мари тоже запыхалась. Мокрые волосы облепили голову, щеки разрумянились от напряжения. До чего же красивая! – подумал Давид и взял ее за руку.

– Но хочу узнать все.

– Все?

– Все.

– Это долгая песня.

– Тем лучше.

Мари улыбнулась.

– Я тоже хочу узнать все.

– Опять же долгая песня.

– Тогда давай начнем прямо сейчас. Без секретов?