Том - Когда я был настоящим

• Название: Когда я был настоящим
• Автор: Том
• Жанр: Современная проза

---

   Новый выстрел эхом раскатился по складу. От этого мурашками покрылись стены – стены, потолок, пол. Покрывшись мурашками, они гудели, и пели, и, казалось, возносились. Взлетевшие с пола опилки вихрем кружились в воздухе; кусочки мусора подпрыгивали. Номер два тоже вознесся – он взлетел с того места, где стоял - взлетел, как вертолет, прямо вверх; только он одновременно двигался вверх и слегка назад. Зависнув ненадолго в воздухе, второй рухнул обратно на землю.

   Я встал, подошел туда, где он лежал, и посмотрел на него сверху. Он лежал на спине.

   - Он должен быть на боку, - сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь.

   Я опустился рядом с ним на колени и подтянул его – теперь он лежал в такой же эмбриональной позе, в какой под конец оказался номер четыре. Он тоже был явно мертв. У него тоже текла кровь – но не такая чистая, как у номера четыре. В ней были такие кусочки, такие крупицы и комки. Я ткнул пальцем в его незащищенную плоть. Она была очень похожа на плоть четвертого: такой же губчатой структуры, одновременно мягкая и твердая.

   В помещение склада вошел Наз. Он двигался медленно-медленно. В конце концов он остановился в нескольких футах от меня и пробежал глазами по полу к тому месту, где кровь второго собиралась в лужицу.

   - Ух ты! Вы только поглядите, – сказал я. – Да это же просто... это самое. Обрывок. Кусочек повторяется.

   Я снова потыкал пальцем в незащищенную плоть второго, почувствовал, как она сперва чуть поддалась, потом ощутил ее сопротивление.

   - Правда, красота? – обратился я к Назу. – Можно все убрать - заставить испариться, скопировать, видоизменить, - а это все равно останется. Сколько угодно раз.

   Наз не отзывался - просто стоял на месте, замкнутый, закрытый, отсутствующий. Ничего путного от него было не добиться. Мне пришлось отвести его обратно к машине и самому сесть за руль, чтобы доехать до терминала аэропорта неподалеку; по дороге двое оставшихся реконструкторов хныкали и тряслись рядом со мной. Мы запарковались на стоянке длительного хранения. Я попросил Наза раздать нам всем наши билеты. Он лишь наполовину повернул ко мне голову и ничего не сказал. Я залез к нему в пиджак, нашел билеты, раздал их реконструкторам, оставив себе два наших. Сказал всем, что в здание терминала мы войдем вместе, а потом разделимся: двое реконструкторов направятся к своему выходу, а мы с Назом пойдем к специальной стойке регистрации для частных самолетов.

   - Нам придется проходить через металлоискатель? – спросил я Наза.

   Наз молча смотрел в пространство перед собой.

   - Наз! Нам придется...

   - Нет, - ответил он.

   Его голос изменился, став чем-то средним между тем, монотонным, каким говорил со мной мой пианист, и тем, какой я велел изображать моим реконструкторам.

   - Это хорошо! – заметил я. – Втягиваетесь понемногу.

   Я сложил свое ружье и упаковал его в сумку. Теперь оно мне нравилось, я хотел иметь его при себе, повсюду носить, как король повсюду носит свой скипетр. Я чувствовал себя королем в еще большей степени, чем обычно. Наз вышел из игры, и я принял на себя верховное командование всеми непосредственными делами: оргвопросами, документацией, всем. Я объявил, обращаясь к машине вцелом:

   - Волноваться не о чем. Сегодня очень счастливый день. Прекрасный день. А теперь мы все отправимся в воздух.

   Мы вышли из машины, двинулись дальше через парковку и вошли в здание терминала: я первый, остальные тащились сзади. Я скомандовал остановиться, построил их всех вместе и уже собирался отправить двоих реконструкторов куда следует, как вдруг мое внимание привлекла одна вещь. Это опять была кофейная точка, стилизованная под Сиэттл. Мы находились не на том терминале, где я встречал Кэтрин, но на этом терминале точка тоже имелась – хотя и не совсем в том же месте. Прилавок, касса и кофейные аппараты тоже были расположены иначе, хотя все они были были такого же размера, формы и цвета, что и те, в точке на первом терминале. Все было такое же, но немного другое. Я приблизился к прилавку.

   - Девять маленьких капучино, пожалуйста.

   - При-вет! Девять одинарных... девять?!

   - Угу, - сказал я ему, показав свою бонус-карточку и протянув двадцатифунтовую бумажку. – Мне еще девять осталось. Значит, девять плюс один.

   Он начал выстраивать чашки, но тут меня осенило, и я сказал ему:

   - Остальные восемь можете не давать. В смысле, остальные девять. Мне нужен только оставшийся. Дополнительный.

   Вид у него сделался озадаченный.

   - Я же не могу проштамповать карточку и дать вам дополнительный – надо сначала остальные девять пробить.

   - Да нет, за девять я заплачу. Но нужен мне только десятый. Девять можете оставить себе, или выбросить, или как хотите. В следующий раз возьму еще девять.

   - В следующий раз?

   - Неважно.

   Я расплатился; он проштамповал мою карточку и протянул мне новую, с уже проштампованной первой чашкой, затем дал мне мой дополнительный кофе. Я вернулся туда, где были построены остальные. Там по-прежнему стоял один лишь Наз, замкнутый, отсутствующий.

   - Куда делись реконструкторы? – спросил я его.

   Он, разумеется, не ответил. По-моему, он даже не понял вопроса.

   - Ну, ладно. Пускай будет утечка. Это хорошо. Так где наша стойка?

   Я окинул терминал взглядом. В нескольких ярдах от нас был газетный киоск. Перед ним на стоящей отдельно рекламной доске был вывешен вечерний заголовок. «Обвал акций», - гласил он.

   - Это тоже хорошо! Нет – это замечательно! Все нарастает, потом обваливается. Как солнце.

   Я нашел нашу стойку. Она оказалась шире обычных стоек, что было странно – ведь самолеты, на которые тут регистрировали, были меньше. Мы зарегистрировались; женщина спросила, есть ли у нас какой-нибудь багаж; я сказал, нет, только эта маленькая сумка, я возьму ее с собой в качестве ручной клади. Нас провели через небольшую дверь на площадку и, посадив в странный электромобиль, немного похожий на багги для гольфа, отвезли через аэропорт к полосе, на которой шеренгой выстроились самолетики. Тут мы вылезли, прошли несколько футов по полю и забрались по ступенькам в крохотный реактивный самолет. Нас поприветствовала стоявшая у двери стюардесса.

   - Ваш друг себя хорошо чувствует? – спросила она у меня, когда мы проходили мимо нее.

   - О, с ним случился шок. Впрочем, этого следовало ожидать. А вообще сегодня очень радостный день.

   Кокпит находился всего в нескольких ярдах от наших сидений. От пассажирского салона его отделяла небольшая, настежь распахнутая перегородка. Когда мы проходили мимо этой дверцы, пилот полуобернулся и сказал:

   - Добро пожаловать на борт, ребята.

   Мне понравилось, как он полуобернулся, как крутнул корпусом, не поворачиваясь целиком. И то, как произнес свою реплику. Он произнес ее так, как положено пилоту. Надо будет как-нибудь устроить реконструкцию всего этого. Мы сели. Стюардесса сказала, что нам уже дали разрешение на взлет, но как только взлетим, она готова будет предложить нам напитки. У нее есть вино, крепкие напитки, чай, кофе, вода...

   - Кофе! – сказал я. – Я выпью еще кофе.

   Наз не попросил ничего. Он просто смотрел прямо перед собой, как статуя. Стюардесса попросила его пристегнуть ремень; не дождавшись от него никакой реакции на свою просьбу, она наклонилась и сама его пристегнула. Проверила и мой, потом ахнула:

   - Ой! У вас кровь на запястье. И на лице тоже немножко. Давайте я вам тряпочку принесу.

   - Не беспокойтесь, - улыбнулся я ей. – Все совершенно нормально. Возьму с собой в воздух немного беспорядка. Так будет даже правильно.

   Она неловко улыбнулась мне в ответ, потом пошла и пристегнулась к собственному сиденью. Мы вырулили через поле, затем повернули, подождали, снова повернули и начали разгоняться по длинной полосе; самолет покрылся мурашками, завис над землей. Мы взлетели, сделали вираж, поднялись, пробились сквозь маленькое одинокое облачко, потом выровнялись. Стюардесса принесла кофе. Она протянула его мне на подносе, как когда-то секретарша Мэттью Янгера, только на этот раз чашка была обычная, а не состоящая из трех частей. Я пригубил кофе, взглянул на Наза. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой, но теперь еще и обливался пóтом, бормоча про себя бессмысленные обрывки слов. Бедняга Наз. Он хотел, чтобы все было было идеально, аккуратно, хотел систематизировать, подшить в папки всю материю, чтобы не было беспорядка. Это ему урок: живыми нас делает именно материя – поток кусочков, шрамовая ткань, визитная карточка самой первой мировой катастрофы и долговое обязательство, гарантирующее самую последнюю. Попробуйте ее разутюжить на свою беду. Наз попробовал, и все у него пошло черт-те как. Я попытался разобрать, что он такое бормочет. Кажется, это были какие-то данные: цифры, времена, встречи, места - все они, покинув свой пост, суматошно пробирались к дверям, пóтом катились с него - крысы, бегущие с тонущего корабля.