Майкл Роэн - Преследуя восход

• Название: Преследуя восход
• Автор: Майкл Роэн
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00604-2

Майкл Скотт Роэн (1951) получил образование в Эдинбургской академии и Оксфорде. Он специалист в области антропологии, палеонтологии и классической и народной музыки. К концу 1980-х, после выхода ряда книг, в числе которых его прославленная трилогия «Зима мира», Роэн был признан одним из крупнейших современных мастеров фэнтези.

Действие романа «Преследуя восход», первого из серии романов о приключениях и преображении Стивена Фишера, разворачивается в современной Англии и на таинственной Эспаньоле — родине кровавого вудуистского культа Дона Педро. Это образец «умной» фэнтези, где основательный интеллектуальный и моральный багаж автора отнюдь не в тягость, но приходится как нельзя кстати главному герою в его путешествиях через время и пространство.

---

— Звучит очень хорошо, — мрачно признал я. — Хотел бы иметь такую же достойную цель в жизни.

Колокол, подвешенный высоко на корме, спокойно прозвенел в темноте, отмечая время окончания вахты. Внизу, на палубе, сонные руки стали сбрасывать одеяла и будить других вахтенных. Луна теперь была в зените, и длинные тени упали на доски палубы, когда еще несколько матросов спустились с рей, подобрали брошенные одеяла и растянулись на месте своих товарищей. Молл повернулась ко мне, опершись на руль, и задумчиво изучала меня.

— Ни жены, ни настоящей любви, ни цели в жизни… И все же у тебя есть ум и по крайней мере что-то от сердца; и то и другое не так плохо, если я правильно разобралась. И конечно, у тебя есть мечты — или были когда-то. Ребенком я тратила каждый скудный пенни на дома, где играли представления, — стояла и мечтала о спектаклях, где женщины переодевались юношами для какой-нибудь отчаянной цели. Только это было потому, что роли девушек все равно исполняли мальчики. Прекрасная ирония: даже на сцене мы не могли быть самими собой.

Что-то в ее словах заставило меня навострить уши, но понять, что именно, мешало выпитое бренди.

— У меня, наверное, тоже когда-то были мечты. Правда, довольно глупые: в них не было ничего, имеющего отношения к цели.

— Для этого надобно время, — отозвалась Молл, и прозвучавшая в ее голосе горечь поразила меня, превратив все мои чувства в банальность. — Мне потребовались долгие годы, чтобы избавиться от последних пороков моего рождения и оставить их позади на дороге. Пока я не отчеканила себя заново из старого металла.

— А где ты родилась, Молл? — мягко спросил я, пытаясь изо всех сил отобрать в памяти то, что уже принимало какую-то форму.

Она пожала плечами:

— Найди моих отца и мать и спроси. Я не помню ни их имен, ни лиц. Мои первые воспоминания — о публичном доме, где я была ребенком — общим и ничьим, и меня растили, как скот, который откармливают на продажу. Я сбежала оттуда так скоро, как только смогла, но все же недостаточно скоро. Но у тебя, однако, детство не могло быть столь скверным.

Я покачал головой, но согласился:

— Не могло, конечно. Я родился не в очень богатой семье, но у нас ни в чем не было недостатка. Я хорошо ладил с родителями, они дали мне образование, я получил приличную работу и хорошо справляюсь с ней. И так случилось потому, что я очень рано расстался с мечтами, а вместо них у меня появились разумные амбиции. Я стал планировать свою жизнь еще в колледже — как я буду продвигаться в бизнесе, а потом, может быть, попытаюсь сделать карьеру в политике. Может, в парламенте или в Европейском сообществе. Нет, ни в какую конкретную партию или во что-нибудь в этом роде я вступать не собирался. Идеалов у меня не было. Просто естественный прогресс, течение вещей. Я довольно серьезно относился к этому — да и сейчас отношусь. И наверное, я мечтал о комфортной и независимой жизни — так я и живу; это сбылось. А что еще имеет значение?

— Это ты спрашиваешь меня? — спросила Молл. Вид у нее был такой, словно ее это забавит. — Многое, если ты мужчина, а не набитое соломой чучело или волк. Но даже слепой в ночь, более черную, чем эта, увидел бы, да ты и сам это знаешь.

— Ну хорошо, — признался я. — Человеческая сторона вопроса. Любовь, если хочешь, назовем это так. У меня было много подружек, но я не привязывался к ним — в этом моя вина? Я очень хорошо проводил время. Я тепло относился к ним, даже серьезно, но любить — нет, я не любил ни одну. В любом случае в последние год-два я был слишком занят для этого — с головой ушел в работу. Нужно много работать, если хочешь идти впереди. А со временем, знаешь, это приносит все большее удовлетворение — о, конечно, за исключением физической стороны, — прибавил я, увидев выражение ее лица. — Но я и это могу получить, если потребуется.

— От шлюх, — холодно произнесла Молл. — Кукол, проституток, куртизанок…

Я уже начал злиться:

— Не делай поспешных выводов, черт побери! Это, в конце концов, несерьезно! Ну и что? Ты думаешь, это менее честно, чем вся эта возня с подарками, обедами и ерундой вроде «Я люблю тебя, дорогая», когда оба знают, что это лажа? Или просто соблазнить глупую девчонку и опрокинуть ее на спину? Я так не считаю. Я уже играл в эти игры, и мне они осточертели. Но мне не приходилось платить — черт, да, никогда не приходилось. Ну почти никогда, — добавил я, вспомнив командировки в Бангкок. — Но это была просто игра в туриста. Осмотр достопримечательностей.

— Мужчины покупают не только деньгами, — спокойно сказала Молл, когда я выдохся. — Поверь, я знаю! Но я не пуританка и не читаю тебе проповедей. Они прелюбодействуют, и ваши девушки, и парни; это древний порок, и есть еще много гораздо страшнее — если только в человеке не заложено что-то лучшее. И клянусь мессой, в тебе это есть, мастер Стивен! Ты никогда не любил, говоришь? Ловлю тебя на лжи! Ибо сами твои слова выдают тебя.

Я уставился на нее и чуть не расхохотался.

— Послушай, Молл, думай, что тебе хочется, черт побери…

Я остановился. Когда я попытался подняться, ее рука легла мне на плечо легко, но твердо:

— Ты от всего пытаешься убежать? Но вот от своего долга перед Клэр не сумел. Так зачем бежать от себя?

— А тебе-то что за дело, в конце концов? — сердито огрызнулся я.

— Никакого, — просто ответила Молл. — У меня нет никакого права вмешиваться, даже волноваться. Но когда жизнь человека висела на острие моего меча, я не могу не интересоваться им в дальнейшем.

— Хорошо! — признал я, стараясь подавить раздражение оттого, что мне об этом напомнили. — Может, я и был довольно сильно влюблен какое-то время. Но все равно из этого ничего не вышло, видит Бог!

— Постой, постой! — Молл отпустила мое плечо и с улыбкой взъерошила мне волосы. — Я хочу всего лишь, чтобы ты поразмыслил, а не выдавал мне свои самые сокровенные тайны. Ты можешь удивиться самому себе.

— Нет уж, к черту, я тебе расскажу, а ты суди сама. На самом деле я не хочу, чтобы ты навоображала обо мне всяких гнусностей. Я познакомился с ней на первом курсе колледжа, она училась в школе искусств, и мы стали встречаться. Нам было хорошо вместе — Господи, она была интереснее любой английской девушки, каких я когда-либо встречал. Просто совсем не такая, как все… такая… не знаю. Совершенно из ряда вон выходящая. Все девушки, каких я знал, даже те, что без предрассудков, они были без предрассудков в тех рамках, как это полагалось, если в этом вообще есть какой-то смысл. Она была евразийкой, наполовину китаянкой — из Сингапура — и дьявольски хорошенькой. Прекрасное тело, почти совершенство. Похоже на отполированную бронзу. В этом тоже была беда. — Молл теперь стояла, снова положив руки на руль и глядя за горизонт, но она медленно кивнула, давая понять, что слушает. Я следил за тем, как играют изгибы ее грудей и ребра, когда она пошевелилась, и впадины на ее мускулистых бедрах. Фигура у Джеки была совсем другой, гораздо более мягкой и нежной — почти хрупкой. — Она не была богата. Получала деньги из дома, но их вечно не хватало. Она подрабатывала натурщицей, чтобы заработать.

— И ты ревновал?

— Нет, — сказал я с некоторым удивлением. — Не совсем. Я даже гордился ею. Мне было немного не по себе, но я гордился. Ничего нечестного в этом не было, она была не такая. Но ей была противна сама мысль о том, что она будет жить за мой счет, она хотела платить сама за себя, когда мы ходили в рестораны, такая уж она была упрямая, даже глупо. И… ну, она зашла чуть-чуть слишком далеко. Решила, что заработает больше всего, позируя для журналов, и — Господи, просто взяла да сделала это, не сказав мне ничего.

— А зачем надо было говорить? Что за разница?

— Послушай, есть огромная разница между парочкой студенческих набросков и журналами на каждой газетной стойке по всей стране! Фотографии-то ведь остаются! Они повсюду болтаются! Они могут всплыть через много лет…

Молл резко вдохнула воздух:

— Ага! А ты боялся, что всплывут?

— Послушай, ты должна понять, наконец. Я же говорил тебе, что все спланировал заранее! Ты же знаешь, как это бывает. Когда ты молод, тебе кажется, что все это случится прямо завтра. Она могла мне все испортить! Я не мог допустить, чтобы какой-нибудь подонок объявился с этими фотографиями — а они были весьма внушительного размера, черт бы их побрал, — и разослал их во все газеты в то время, когда я пытался бы стать серьезной фигурой в обществе! Я хочу сказать, представь себе такое, что я, например, боролся бы на первичных выборах! Так что… — Я безнадежно махнул рукой.

— Так что вы поссорились?

— Ну да… немного. Но я не просто бросил ее и всякое такое, я был не так жесток. Просто дождался, когда все выдохнется само собой в течение летних каникул. Мы говорили о том, чтобы поехать в Сингапур, но это… в общем, сорвалось. А потом пришла зима… — Я пожал плечами. Закричала чайка, дикий и одинокий вопль, и я слегка вздрогнул. — Следующим летом она вышла замуж за другого, так что у нее это тоже было не слишком глубоким чувством. Но не за того человека, какого я мог бы предположить, а за одного из своих художников, простого бесталанного маленького пьянчужку. Последнее, что я о нем слышал, — это то, что, закончив колледж, он занимается дизайном оберток для мыла. А о ней вообще ничего. Кроме того, что они по сию пору женаты, если она не свернула его тощую шею к этому времени. Это было самое близкое к любви чувство, которое я испытал в своей жизни, Молл; но ведь и это не было слишком серьезно, правда?