Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства

• Название: Адъютант его превосходительства
• Автор: Игорь Болгарин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1987

Роман о гражданской войне на юге России, о разгроме деникинщины молодой Красной Арией. Главный герой произведения — разведчик Павел Кольцов, действовавший по заданию красного командования в штабе деникинских войск.

---

— Да-да! К Бинскому не нужно! Пойдёшь к Прохорову в Дарницу. Помнишь, ты ходил к Прохорову?

— Песчаная, пять?

— Вот-вот! Скажешь, дядя прислал за маслом. Да, за маслом и ещё за перловой крупой. Только, пожалуйста, живее, бегом!.. Надевай курточку!

— Можно, я без курточки, Викентий Павлович! На улице жарко! — неожиданно упёрся Юра.

— Тебя, болвана, не спрашивают, жарко или нет! Одевайся! — исступлённым шёпотом прошипел Сперанский.

— Что за тон, Викентий?! — возмущённо сказала вошедшая в комнату Ксения Аристарховна. — Право же, подобным тоном…

— Мне сейчас не до церемоний, дорогая! — резко обернулся к жене Сперанский, и на щеках его вспухли два возмущённых румянчика. — Ах, тон вам, видите ли, не нравится? Львовская порода! Чистоплюи! Дон-Кихоты!.. — И, яростно обернувшись к Юре, закричал: — Слышишь, ты? Одевайся!

Викентий Павлович стал со злостью натягивать на Юру курточку, неловко заламывая ему руку. Юра решительно отстранился, обернулся к Сперанскому и тихо, но твёрдо отчеканил:

— Никуда я не пойду! Ни в курточке, ни без курточки! Вы дадите мне адрес папы, и я уеду к нему! Сегодня же!

Они долго так стояли, с нескрываемой ненавистью глядя друг на друга.

Первым очнулся Сперанский и совсем другим тоном, ласковым, жалобным, сказал:

— Я тебя прошу… умоляю! Да-да, умоляю! Это крайне необходимо… если ты не желаешь несчастья мне и Ксении Аристарховне! — И с уничижительной, просительной улыбкой протянул к Юре руку с курточкой.

Юра медленно оделся, не глядя на Сперанского, неторопливо вышел из дому. Путь в Дарницу был не близкий. Надо было спуститься на набережную и по Цепному мосту перейти через Днепр. Дарница напоминала деревню, столько было на её улицах травы и соломенных крыш. Она была сплошь застроена деревянными хатами и дачными домиками. Жизнь здесь текла тихо и дремотно. Тощие дворовые собаки грелись на солнце, лёжа прямо на середине пыльных улочек. К посёлку примыкала лесопилка с ржавыми подъездными путями. На поросших высокой травой запасных путях покоилось огромное кладбище неремонтируемых вагонеток, вагонов и паровозов. Многие были без колёс, иные лежали на боку. Обойдя это кладбище, Юра вышел на узкий деревянный тротуар. За старинной часовней отыскал знакомый невзрачный домик, толкнул косо зависшую на петлях калитку. Вошёл в небольшой запущенный двор, посредине которого стоял колодец со сгнившим срубом, а дальше — в самой глубине — виднелся полузавалившийся сарай. Некрашеные ставни окон дома были наглухо закрыты. Создавалось впечатление, что дом брошен, что в нем давно никто не живёт. Поднявшись на крыльцо, Юра постучал.

— Заходи! — ответили ему тотчас.

В почти пустой, оклеенной узорчатыми обоями прихожей Юра разглядел невысокого полного человека с гладкой, до блеска выбритой головой. Это и был Прохоров. Он выжидательно смотрел на Юру.

— Викентий Павлович послал за маслом и крупой! — тяжело дыша, сказал Юра.

— За маслом? И за крупой? — переспросил Прохоров и поспешно провёл Юру в комнату, сухо сказал: — Раздевайся!

Скрипнула дверь, и в комнату вошёл Бинский.

— А, кадет! — сказал он, ничуть не удивившись появлению Доры.

— Он пришёл за крупой! — многозначительно сказал Прохоров Бинскому и добавил: — И за маслом тоже!

Словно тень набежала на холодные глаза Бинского, он тревожно взглянул на Прохорова, краешки его плотно сжатого рта опустились.

Юра привычно снял курточку, повесил её на спинку стула и беспечно отвёл глаза в сторону, как бы давая понять, что он все понимает. Они оба одновременно положили руки на курточку, и так же разом отдёрнули их. Переглянулись. И Бинский все тем же скрипучим голосом привычно сказал:

— Вот что, кадет! Ты пока погуляй во дворе. Ну, пока мы все приготовим!

Юра пожал плечами и вышел во двор. Добрёл до сарайчика, возле которого среди густых кустов бузины стояла полендвица дров. Полусгнившая дверь сарая была приоткрыта, и Юра заглянул туда. С шумом выпорхнула стайка воробьёв, которая пригнездилась в сарае среди штабелей полуразбитых ящиков, пустых рассохшихся бочек и боченков. Он ещё немного послонялся по двору, но, не найдя ничего примечательного, присел на корягу возле поленницы. Пригревало отходящее к закату солнце, от поленницы тянуло прельцой, шелестела листьями бузина. И Юре вдруг показалось, что он на берегу пруда, сейчас послышится мамин голос, он откроет глаза и увидит на тропинке её и отца — рядом, вместе… — Но, открыв глаза, Юра увидел, как к крыльцу торопливо прошёл оборванный человек, постучал в дверь. К нему вышел Бинский. Они о чем-то коротко поговорили, и незнакомец так же торопливо ушёл. А Бинский исчез в доме и вскоре появился во дворе, держа в руках завёрнутый в тряпьё какой-то длинный предмет. На ходу он сказал Юре:

— Вы извините, кадет! Но масла не оказалось, и я сейчас за ним схожу! Я быстро!.. — И ушёл, смешно подпрыгивая и клоня вперёд сухое угловатое тело.

Юре ничего не оставалось, как ждать. Он снова присел возле поленницы, и память опять вернула его в прошлое…

Парк, окружавший усадьбу, переходил в непролазные заросли бузины, а за ними начинался заповедный, вечно наполненный гулом листвы и птичьим гомоном лес. Петляющая тропинка приводила к пруду, куда Юре запрещали ходить одному. Но он часто нарушал запрет, считая и заросли бузины и пруд самыми таинственными и интересными местами в имении. В тот день он пошёл к пруду с садовником дядей Семёном, Добрый седобородый садовник вырезал из дерева кораблики. Куски крепкого дерева превращались в дредноуты и броненосцы. Дядя Семён должен был командовать германскими кораблями, а Юра был командующим русской эскадрой. Он обрушивал на германские корабли сокрушительный огонь, топил их и десантом врывался во вражеские порты, а дядя Семён только разводил руками и ласково признавался в своём неумении командовать.

…Бинский торопливо миновал несколько сонных улочек, лесопилку и очутился возле кладбища паровозов и вагонов. Крадучись, прошёл на край кладбища, затаился среди зияющих прогнившими рёбрами вагонов, стал ожидающе высматривать что-то на глухой тропке, ведущей к посёлку. И вскоре увидел: четверо чекистов вели к кладбищу Загладина. Загладин шёл впереди. Во всей его фигуре была видна обречённость. Рядом с ним широко вышагивал Семён Алексеевич. Замыкали шествие остальные трое чекистов, среди которых был и Сазонов. Все пятеро подошли к кладбищу и пошли вдоль вагонов.

Напряжённо следя за чекистами и Загладиным, Бинский торопливо развернул тряпьё, и в его руках тускло блеснула короткостволая кавалерийская винтовка. Он сунул её в щель между досками и, приложившись щекой к прикладу, продолжал наблюдать за всеми пятерыми.

Вот Загладин, а следом за ним и чекисты свернули к вагонам, и Бинский на какое-то время потерял их из виду. Появились они совсем близко от него, прошли мимо. На мушку винтовки Бинского попал Семён Алексеевич и долго так шёл всего в одном мгновении от смерти. Потом ствол переместился на Сазонова, но почти тотчас неотвратимо сдвинулся ещё раз — и теперь в прорези прицела покачивалась голова Загладина.

Когда Загладин приостановился, Бинский не спеша, как на учениях, спустил курок. Грянул выстрел. Весовщик удивлённо распрямился и поднял руку, точно хотел показать на крышу вагона или дотянуться до неба. И так, с поднятой к небу рукой, рухнул на землю. Семён Алексеевич и трое чекистов привычно выхватили оружие и шарахнулись к старым вагонам, припали к доскам, вжались в них. Поводили глазами по сторонам, пытаясь разобраться, откуда последовал выстрел.

Но было тихо, очень тихо. Мёртвый Загладин лежал между такими же мёртвыми и никому не нужными вагонами.

Семён Алексеевич послушал ещё немного и осторожно двинулся вдоль вагонов. Заскрипел под его сапогами ракушечник. Этого только и ждал Бинский. Тенью скользнул он к насыпи, бесшумно нырнул в густой кустарник, прошелестел листьями. А уже на другой стороне насыпи не удержался и — была не была! — побежал, петляя, точно заяц, и жадно хватая широко открытым ртом воздух, ожидая всем своим устремлённым вперёд телом, что вот-вот в спину ему ударит пуля. Возле посёлка он пробежал огородами, перелез через забор лесопилки, затерялся среди штабелей леса. Тяжело дыша, остановился, смахнул руками с лица пот. Прислушался. Погони не было. Теперь можно было чуть передохнуть. И едва установил дыхание, снова, крадучись, двинулся дальше.

…Юра терпеливо ждал Бинского. Ему наскучило сидеть, и он снова ходил по двору, гонял длинной веткой воробьёв и голубей, бесцельно сбивал чурками другие чурки, и все равно ему было невесело и одиноко.

Несколько раз на крыльцо выходил Лысый-Прохоров, молча с тревогой смотрел, словно не замечая Юры, на улицу, прислушивался. И так же молча уходил.