Наталья Суханова - В пещерах мурозавра

• Название: В пещерах мурозавра
• Автор: Наталья Суханова
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 1978

---

Наталья СУХАНОВА В ПЕЩЕРАХ МУРОЗАВРА Фантастическая повесть с приключениями

Часть первая

Глава 1 Тревожный звонок

Едва следователь Людвиг Иванович положил после очередного разговора телефонную трубку, как она задрожала от нового звонка. Может быть, именно поэтому звонок показался ему тревожным. Однако, сняв трубку, Людвиг Иванович ответил с привычной веселостью:

— Да-да, кому я понадобился?

— Люда, это ты?! — зазвенела мембрана высоким голосом.

Люда, этим женским именем звали Людвига Ивановича только близкие знакомые. И в самом деле, звонила Людвигу Ивановичу Ольга Сергеевна, вдова его покойного друга, землеустроителя.

— Люда, милый, Фимка пропал! Ты слышишь?!

Честно говоря, Людвиг Иванович не очень-то поварил в исчезновение Фимки, сына Ольги Сергеевны. Следователю много-много раз приходилось иметь дело с мальчиками, которые никуда не пропадали, хотя мамы их считали, что они исчезли навсегда.

— Он пропал, Люда! Я ничего не могу понять, он пропал из закрытой комнаты!

— Ах, плут! Он под кроватью! Или в шкафу!

— Нету! Его нигде нет! Он пропал, пойми же наконец!

— В окно?

— Ты ведь знаешь: окно зарешечено!

Действительно, Людвиг Иванович вспомнил совершенно отчетливо: окна в их квартире зарешечены.

Между тем трубка так и отдавала дрожью в его руке от взволнованного голоса Фиминой матери:

— Что делать?! У меня ум за разум заходит — я, наверное, не в своем уме!

— Мм-да, — сказал Людвиг Иванович, — ну хорошо, иду. А ты, Оля, за это время постарайся вытащить ум из-за разума и обязательно разберись, чей же он все-таки, этот ум…

Положив трубку, Людвиг Иванович пробормотал в рифму:

Чуть придет беда — и сразу
ум запрячется за разум
и кричит оттуда: «Ой!
Не хватайся — я не твой!»

Стихи его успокоили и помогли собраться с мыслями.

В это время снова задребезжал телефон, и дежурный милиционер доложил, что на Зоологической улице, в доме номер тридцать семь, пропал мальчик Ефим Морозов двенадцати лет.

— Как, еще один?! — удивился Людвиг Иванович, но тут же вспомнил, что Ефим Морозов — это и есть Фимка, и ему действительно двенадцать лет, и живет он на Зоологической улице. Оставались только выяснить, пропал ли он на самом деле.

Впрочем, прежде чем пойти на Зоологическую улицу, Людвиг Иванович, как и полагается опытному работнику, тщательно проверил следственный чемодан, есть ли в нем всякие необходимые вещи, а так как он и сам не всегда помнил, что именно там должно быть, то, проверяя чемодан, пел песенку, где все нужное не только перечислялось, но и рифмовалась:

Ты проверь сначала, брат,
где твой фотоаппарат,
лампа-вспышка, две кассеты,
две рулетки и планшеты,
циркуль, компас, валик, лупы,
порошки, подъемник, щупы…

— и так далее. Песня длинная, но короче было спеть ее и ничего не забыть, чем потом бегать или кого-то посылать за забытым. Да и укладывалась в уме песня удобнее, чем всякие справочные таблицы. Песню можно заткнуть в памяти куда угодно, лишь бы наружу торчала первая рифма. А когда понадобится, хватайся за рифму, как за конец веревки, а там уж и не заметишь, как вытащишь всю песню целиком со всякими сложными припрятанными в ней словами.

…люминал, перхлорвинил,
соду, ортотолидин,

быстренько закончил Людвиг Иванович и на минуту задумался. Ольгу Сергеевну знал он больше десяти лет и не мог назвать ее паникершей. Да и Фимка до сих пор не относился к мальчишкам, мамы которых то стонут: «Господи, хоть бы отдохнуть от тебя недельку», то заливаются слезами: «Мальчик пропал. Найдите мне его немедленно или я умру». И все же Людвиг Иванович очень и очень сомневался в том, что Фимка действительно исчез.

Тем не менее он позвонил от диспетчера по всем милицейским постам и велел интересоваться пионерами маленького роста и серьезного вида, ибо именно так и выглядел в свои двенадцать лет Фимка.

Потом Людвиг Иванович еще раз сосредоточился и, написав на прощание:

Дядя Люда выходит на след,
всем коллегам опер-привет,

отправился на Зоологическую улицу.

Глава 2 Голоса за дверью

Подходя к дому номер тридцать семь, Людвиг Иванович уже вспомнил все, что знал о доме и его обитателях.

Дом был старый, одноэтажный, в шесть комнат. В двух комнатах вот уже несколько месяцев жили Ольга Сергеевна с Фимкой. Еще в двух — Матильда Васильевна Бабоныко с внучкой Анюней, как звала ее бабушка, или Нюней, как звали все остальные, хотя девочка совсем не была плаксой. Пятую комнату занимала старушка по фамилии Тихая, и едва ли кто знал, как ее зовут и величают, потому что была она неприветлива и ворчлива. В шестой комнате помещалась общая кухня с газовыми плитками, столами и чем там еще полагается. Двор был не так уж мал, но запущен. В дальнем углу двора стоял туалет. За деревянным забором открывалось пустое заброшенное поле. За полем виднелась ограда зоопарка.

Людвиг Иванович вошел во двор, щелкнул фотоаппаратом на полукрашеную, полуржавую решетку Фимкиного окна.

Из-за угла дома выглянула детская мордашка и тут же скрылась.

— «Падмузель» Нюня! — окликнул Людвиг Иванович, но Нюни и след простыл.

На ходу Людвиг Иванович окинул цепким взглядом заборы между участками, заросший запущенный двор с несколькими фруктовыми деревьями, крыльцо, веранду.

— Люда! Как хорошо, что ты уже здесь! — выскочила на крыльцо Ольга Сергеевна и тут же расплакалась: — Люда, ну куда, куда он мог деться?!

— Спокойно! Без паники. Если мальчик исчез, значит ему это было очень нужно. У тебя есть какие-нибудь предположения, зачем это могло быть ему нужно?

— Нет, — растерянно призналась Фимина мама.

Людвиг Иванович прошел по коридору, мысленно составляя план квартиры и в то же время внимательно слушая Ольгу Сергеевну.

— Я сегодня выходная, — рассказывала она, — и с утра затеяла уборку…

— Во сколько?

— Что?

— Во сколько это было?

— Часов в восемь-девять утра. Выругала Фимку — но это еще просто так, не сердясь, — что он совсем не убирает у себя в комнате. Он начал убирать, а я пошла мыть посуду после завтрака. Прихожу — он уже не убирает, а пишет.

— Что пишет?

— Ну, какую-то тетрадь свою секретную. Я говорю: «Ефим, это же безобразие, это неряшество и эгоизм». А он мне: «Подожди, мамочка, не мешай, мне тут надо продумать — я кончу и все уберу». Ну, я полезла протирать вещи на его шкафу и тут уж по-настоящему рассердилась. Я… поругалась с ним.

В это время Людвиг Иванович, осмотрев первую комнату, остановился на пороге Фимкиной, не входя, однако, внутрь, а только внимательно, вещь за вещью, метр за метром, оглядывая ее. Он не торопил Ольгу Сергеевну, пока она справлялась с волнением, но видно было, что очень ждет продолжения рассказа.

— Я рассердилась из-за… из-за памяти мужа.

Фимин отец, Ревмир Георгиевич, погиб, спасая лес от пожара, и память о нем — Людвиг Иванович это знал — была священной в семье.

— Все эти годы, — продолжала Фимина мама, — я берегла патронташ Ревмира как память… я думала, и Фимке он дорог, а тут увидела, что патронташа в коробке на шкафу нет. «Это ты его взял!» — закричала я на Фимку. «Да, это я», — сказал он. Мол, все равно патронташ лежал без дела или что-то в этом роде. Я крикнула: «Негодяй! Сейчас же положи на место, иначе я не знаю что сделаю!» и схватилась за дверцу шкафа, в котором лежат Фимкины вещи. «Ты не смеешь обыскивать! — закричал тогда и он. — Все равно патронташа в доме нет! Я его продал, понимаешь?» И так вцепился в дверцы шкафа, что не оторвать — даже не думала никогда, что он уже такой сильный. Не драться же мне с собственным сыном! «Ну, хорошо, — сказала я, — сиди у своего шкафа и думай над своей жизнью. А завтра я позову милиционера, и мы поговорим, верно ты поступаешь или нет». Я заперла его, а сама стала прибирать в этой комнате — когда я так расстраиваюсь, физическая работа успокаивает меня. И все-таки я думала: вдруг я не права. Ведь Фимка… Фимка неплохой, он на плохое бы тратить денег не стал. Может, я виновата, что ограничивала его. Ведь не воришка же он!

— Воришка и есть! — вдруг раздалась решительная реплика за неплотно прикрытой дверью. — У мене всю алою начисто срезал. Вот разразится пидемия гриппа, и в нос закапать нечего. Фулиган такой!

Это был явно голос бабушки Тихой, одинокой соседки Ольги Сергеевны.

— Это она сейчас на него наговаривает! — тут же зачастил за дверью Нюнин голосок. — А небось всегда: «Ехвимочка, деточка, дай конхветочку!» Сколько он ее конфетами перекормил — это ужас! А теперь цветка пожалела!