Валентин Катаев - Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

• Название: Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
• Автор: Валентин Катаев
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Мистер, негодяи хотели вас похитить как раз накануне состязания. Вас везли на вокзал. Но, к счастью, я подоспел как раз вовремя.

Двадцать четыре американки торжествовали.

- Да здравствует Иван Степанч! - кричала восторженная толпа.

Иван Степанч перелистал словарь и старательно сказал, раскланиваясь:

- Напрасно вы беспокоитесь, я не боюсь негодяев.

В день состязания директор потирал руки. Иван Степанч грустно натягивал на свои тощие, но очень волосатые ноги красивое трико.

Десятки сыщиков во главе с Гарри Пилем шныряли в коридорах цирка, охраняя Иван Степанча от злостных покушений.

Чемпионы волновались в ожидании страшного жребия.

Спортинг-Палас содрогался, как лейденская банка. Джаз-банд играл туш. Двадцать четыре американки рыдали от нетерпения.

Наконец на арене появился директор:

- Мистеры, состязание начинается. Сейчас будет брошен жребий.

Двенадцать чемпионов всех цветов интернациональной радуги выступили в зыбкую полосу ослепительных прожекторов. Вслед за ними вышел тощий Иван Степанч. Цирк задрожал от аплодисментов. Иван Степанч слабо раскланивался.

Двенадцать жребиев было брошено в цилиндр директора, и двенадцать чемпионов, обливаясь холодным потом, опустили в него двенадцать мускулистых рук.

Жребий достался чемпиону среднего веса, голландцу ван Гутену. Голландец побледнел, спешно начал письмо в Амстердам, своей престарелой матушке.

Иван Степанч, загадочно улыбаясь, положил на ковер словарь.

Ван Гутен передал письмо директору цирка, в последний раз пожал одиннадцать рук товарищей-чемпионов и вышел в круг, надевая перчатки.

Раздался свисток. "Будь что будет", - подумал несчастный голландец, не смея отвести своих честных глаз от ядовитых глаз Иван Степанча.

С отчаянием обреченного кинулся к неумолимому Иван Степанчу и дал ему в морду.

Кожаная голова мопса закрыла на секунду всю узкую голову Иван Степанча.

Вентиляторы жужжали в мертвой тишине, как аэропланы, разбрасывая сильные электрические искры.

Иван Степанч пошатнулся и упал. Судьи схватились за часы, считая секунды.

Голландец вдавил голову в богатырские плечи и ждал гибели. Он не сомневался, что ближайшие три секунды принесут ему гибель.

По правилам бокса, борец, пролежавший более десяти секунд, считается побежденным.

Прошла одна секунда, две и три.

Вентиляторы жужжали. Иван Степанч лежал.

Четыре, пять, шесть, семь.

Иван Степанч лежал.

Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать и тринадцать.

Гробовое молчание.

Прошло еще две минуты, после чего на арену вышли четверо очень красивых лакеев в простых фраках, взяли Иван Степанча за руки и за ноги и унесли.

Публика неистовствовала.

- Что это значит, негодяй? - заревел директор.

Иван Степанч с трудом раздвинул левым глазом вздутую, разноцветную щеку, перелистал словарь и старательно выплюнул на ковер четыре передних зуба.

Толпа громила Спортинг-Палас.

1923

КОЗЕЛ В ОГОРОДЕ

Товарищ лектор, в чем цель жизни?

Г.Шенгели

На эстраду провинциального клуба вылез громадный небритый человек в зловещем фраке.

Он громко откашлялся и затем сиплым шепотом спросил:

- А где же аккомпаниатор?

- Помилуйте, товарищ лектор, - встревожился Саша, - лекция ведь! Самогон ведь. И борьба с ним. Какая же может быть тут музыка?

- Лекция? Гм... А может быть, спеть все-таки что-нибудь, а? Из "Демона", а?

- Хе-хе! Лекция ведь.

- А я, ей-богу, лучше спою! Чесс... слов... Этакое что-нибудь...

Н... на земле весь р-р-род людской

Ча-тит адин кум-м-мир свящ... е-э-ээ...

- Что вы, что вы! Лекция ведь. Самогон ведь и, так сказать, борьба. Так у нас и на афише написано.

- Разве? Ну ладно! Гм... гм...

Человек во фраке густо откашлялся, взялся руками за шею, мотнул головой и стал в позу.

Председатель позвонил.

- Товарищи, призываю вас к порядку! Сейчас товарищ из центра будет докладать на тему о самогоне и так и далее. Тема очень важная в общественном смысле трудящихся, и которые, может, предпочитают танцы, то те могут покинуть аудиторию. Слово представляется товарищу из центра.

Докладчик посмотрел вокруг голубоватыми глазами, качнулся и сказал:

- Товарищи! В этот грозный час, когда Республика Советов стонет перед кознями наемников мирового капитализма, мы не можем оставаться индифферентными. Все как один! Верно я говорю?

- Верно, - одобрительно подтвердили из зала.

- Да, товарищи! Мы все, как один, должны встать на борьбу с самогоном! Тысячи людей пьют самогон, и тысячи людей отравляются ежедневно этим злостным ядом, который разрушает организм. Верно я говорю?

- И даже слепнут, - сказал из зала деловитый бабий голос.

- В-в-верно, гражданка! Оч-чень дельное замечание! Именно - слепнут. Бывает. И глохнут. Чесс... слово... Итак, товарищи, мы видим, что самогон это страшный яд, который бич. А почему?

Докладчик обвел притихшую аудиторию грозным взглядом.

- А па-а-чему?

Он выдержал эффектную паузу и, в достаточной мере насладившись тишиной, повысил голос:

- А потому, дорогие товарищи, самогон приносит вред, что очищать его как следует до сих пор не научились... А что может быть проще - очистить самогон? Пара пустяков. На одно ведро самогона берется три фунта простой, обыкновенной, ничем не замечательной соли.

- Крупной или мелкой? - быстро спросили из зала.

- Лучше всего мелкой. Но, конечно, можно и крупной. Ну-с, затем насыпают эту соль в самогон и сверху ведро прикрывают чем-нибудь теплым. Одеялом, например.

- А подушкой, товарищ лектор, можно?

- Можно и подушкой! Даже подушкой лучше. Да, дорогие товарищи! Затем надо взять фунтов пять-шесть простой, примитивной клюквы...

- Клюквы! - восторженно взвизгнула баба из третьего ряда, хлопая себя по бедрам. - Ах ты ж боже ж мой! Клю-у-квы!

- Именно - клюквы! - торжествующе воскликнул лектор. - Обыкновенной что ни на есть клюквы. И варить вышеупомянутую клюкву на медленном огне, подмешивая туда квасцов, мелу, соды...

- А квасцов-то много?

- А соды-то?

- Товарищ лектор, а как же, ежели...

- Тише! Тише! Дайте слушать! Не напирайте! Квасцов-то много надо подмешивать?

В зрительном зале начался шум. Задние напирали на передних. Женщины пищали. На кафедру летели записки.

- Товарищи, не все сразу! Прошу по порядку. Вот тут поступила записка с вопросом: "Можно ли для крепости в самогон подмешивать перцу и табаку?" Отвечаю: ка-а-а-нечно, нет! Перец и табак, подмешанные в самогон, действительно создают впечатление крепости, но в действительности никакой крепости не увеличивают, а голова потом болит как проклятая. Ну-с... Итак, я продолжаю. А когда, дорогие товарищи, клюква уварится и пустит сок, надо взять сито, простое, наипримитивнейшее кухонное сито, которое...

Председатель побледнел.

- Товарищ докладчик, прошу держаться ближе к теме!

Публика заревела:

- Пущай выскажет! Просим, просим! Не мешай докладчику! Соды-то сколько? Мел толченый аль куском? Да пущай еще раз про сито скажет!

Докладчик же, склонив голову и полузакрыв глаза, продолжал говорить:

- Засим, дорогие товарищи, всю эту музыку надо протереть сквозь сито в сосуд...

- Сосут?! Ах ты ж боже ж мой, и уже сосут? А?

- Вот как здорово!

- ...в глиняный сосуд, в который перед этим положить...

Председатель схватился за голову и бросился за кулисы. Саша стоял, прислонившись холодным потным лбом к боковому софиту.

- Саша, - тоскливо провыл председатель, - он деморализует аудиторию! И на доктора не похож! Может, ты ошибся, кого другого привез?

- Ничего не ошибся, - глухо сказал Саша. - Сам в гостиницу ездил, в номер восьмой.

Председатель затрясся.

- Восемнадцатый, а не восьмой! Зарезал! Тащи его с эстрады! Не восьмой, а восемнадцатый! Занавес! Занавес! Перепутал! В восьмом актер. Шляпа!

Саша судорожно задергал занавес.

Но было уже поздно. Лектор стоял посередине зала, окруженный восторженной аудиторией, и отвечал на записки.

Председатель припал к щелке занавеса. Минуту его лицо выражало отчаяние. В следующую минуту оно слегка прояснилось. Затем председатель озабоченно покачнулся и вдруг хриплым голосом крикнул в зал:

- Товарищ лектор! Ну а как же, ежели, например, в закваску слишком много дрожжей положишь, а она и загустеет, подлая?..

И с этими словами ринулся в самую гущу любознательной аудитории.

1923

КЕДРОВЫЕ ИГОЛКИ

Сонькин шумно ворвался в кабинет директора треста. Директор в это время говорил по двум телефонам, писал доклад, пил чай с бубликами и считал на счетах. Лицо у него было измучено. Он удивленно посмотрел на незнакомого Сонькина.

- Я - Сонькин. Здравствуйте. Вы можете заработать.

- Да? - спросил обалдевший директор, плохо соображая, что ему говорят.

- Пишите аванс на пять тысяч золотом, и через пару дней они уже будут у вас на складах.