Иван Басаргин - Дикие пчелы

• Название: Дикие пчелы
• Автор: Иван Басаргин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4337-4

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.

Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

---

Иван Ульянович Басаргин Дикие пчелы

Глава первая Цари и раскольники

1

В деревне Сусанино давящая и липкая тишина. В небе палящее солнце, на земле зной. Улицы безлюдны, будто мор свалился на деревеньку или ворог стоит у ворот, а если кто и покажется, тот тут же спешит скрыться за тесовым забором. Пришло еще одно послание патриарха Иоасафа. Писал такие же послания бывший патриарх Никон, новый шлет, увещевает и грозит потомкам Ивана Сусанина, чтобы они, белопашенцы и свободные люди, подчинились бы собору и молились бы по новопечатным книгам, тремя персты, совершали бы обряды по новым уложениям.

Никита Минин, он же Никон… Его Амвросий Бережнов хорошо знал по давним встречам. Ведь они погодки. Жил ладно, просвещал народ русский. Потом его судьба пошла по крутой тропинке: умерли дети, он уговорил супругу постричься в монахини и сам постригся в монахи, приняв имя Никона…

В доме наставника Амвросия совет, собрались мужики-раскольники, чтобы еще раз обрешить эту беду. В послании прямо сказано, что откажись белопашенцы от новой веры, то лишат их свобод, земель и званий мужицких. Амвросий грузно ходил по Горнице, поскрипывая половицами, ровно говорил:

– В расколе виноват не один Никон, виноват и царь, и иерусалимский патриарх Паисий, коий убедил царя и покойного патриарха Иоасафа, что по всей земле молятся тремя персты. Может, и так, но на Руси все должно остаться как было. Русь одна, а чужеземных земель много… Паисий прикинулся незнающим и говорил еще Никону, что праведное моление в три перста. А ведь греки, что увели наших от язычества, молились двумя персты. Тройное перстосложение придумали проклятые римляне. Потому я говорю, что мы будем молиться двумя персты, соблюдать старые обряды. Но кто слаб духом, тех не зову. Пусть каждый за себя решит. Мы же будем уходить на Выг-реку и ставить там свой острог. Там уже поставили скит братья Денисовы – потомки князей Мещерских, образовали пустынь. Они зело грамотны, один из них учился в Киевской коллегии. Я получил от них свиток, зовут к себе всех гонимых, не приемлющих ереси.

Вздохнул, потеребил бороду, снова заговорил:

– Можно ли верить в те книги, которые правил Никон с брандохлыстом Арсентием Греком. Ведь Арсентий Грек, коего приветил у себя еще Иоасаф, поначалу был иудеем, потом католиком, магометанином, польским униатом, принял у нас христианство. Но был опознан и заточен в монастырь. Пришел Никон, выволок этого прощелыгу, дал ему стило, и он начал править книги. Властолюбие Никона нам ведомо. Счас, сказывают, он бежал из заточения и бунтует с разбойником Степкой Разиным. Но не надо думать, что раскол начался с Никона. Он начался давно, еще с новгородцев, с Максима Грека, тоже ладный блудослов, хоша не без ума человек. Одно радует, что народ не шибко тянется к этой ереси, идут к ней властные или совсем забитые. Но с нами такие мужи, как протопоп Аввакум, коий давно боролся и борется за благочестие в церквах, ибо там все провоняло вином и псиной. С нами боярыня Морозова, многие бояре и князья. Все эти люди хотят видеть Русь чище, сильнее. Никон же все взъерошил и похерил. Все. По домам и думайте. Сяду писать письмо царю…

Амвросий остался один. Домочадцы замерли по своим закуткам, боялись нарушить покой сурового заговорщика.

2

Царь Алексей Михайлович, прозванный в народе Тишайшим, пребывал в великой душевной смуте. Было с чего. Бунтовал народ, каждый день приходили поносные записки, то от протопопа Аввакума, то от Никиты Добрынина, от других людей. В каждой записке срамные слова, в каждом слове боль за свою Родину, за свой народ. Так ли уж прав Никон и Арсентий Грек, что нашли ошибки в старопечатных книгах? Аввакум в монастыре сидит за семью замками, а пишет и пишет, проклинает царя, новую веру, изрыгает грязную хулу на Никона…

Никита, прозванный врагами Пустосвятом, дважды принимавший новую веру и дважды отринувший ее, стоял перед царем. Сурово смотрел царь на попа-бунтаря, думал: «Если он принял новую веру и отринул, то, знать, в душе кипень, несогласие. Так от чего же?» Давит грудь гнев палючий. А Никита чистыми глазами смотрит на царя, нет в них страха. Он считает себя правым. Говорит царю: «Отрекись, царь, надежда наша, отрекись от новой веры, как я снова отрекся. Оставь народ пребывать в той вере, кою он привечал, жил ею многие лета. Аль вы не видите, что патриарх Никон ввел Русь в смуту великую, как и вас. Вы хотели тиши и песнопения, а вышло буйство. Кровя льются, спасу нет. – Упал на колени, протянул руки, закричал: – Народ свой спасите! Ибо ринет враг сюда, а воевать супостатов некому будет. Гоните Никона: он есть пес смердящий!» – «Пытать! Заставить снова принять новую веру! – топнул царь сафьяновым сапогом. – Сечь кнутом, пока не отринет старую!» – «Секите, великий царь, надежда наша. Секите. Но пусть ваши палачи в крови народной не захлебнутся!» – рыкнул Никита и поднял двуперстие.

Прав Аввакум, прав Никита, все правы, неможно тревожить сразу то, что уложилось веками. Но назад ходу нет. Нет и не может быть! Лопнула старая вера, как переспелый арбуз, уже не склеишь, кровяным соком залила Русь. Что делать? Еще одну подметную записку принесли, писана она раскольником-белолашенцем. Сыскать! В Даурию, куда был послан однова Аввакум. Нет, Даурией таких не сломишь, не усмиришь бунтарский дух. В сруб крамольника! Сжечь! Колесовать! Четвертовать!

А крамольник писал:

«Знавал я вас тишайшим царем, Алексей Михайлович, но с сего дня для нас вы больше не царь, а царь Ирод, а патриарх твой Никон – Иуда, что продал Русь ради корысти, славы и вознесения выше престола царского. Вы с ним одеша дьявольские венки, продали наши души анчихристу, похерили старую веру, не вняли гласу народному. Все, кто с нами, будем воевать вас во имя единой апостольской церкви. Воевать тебя, царя, и твоих ярыг! Никон обманул тебя, как старая лиса молодого зайчонка. Денно и нощно сжигал братию на площадях и торжищах. Неможно больше терпеть изгал великий над русским народом. Солнце стало красным от кровей людских. Я зову народ к старой вере, зову к топору, чтобы повергнуть вас к стопам народным.

Мы ждали, мы веровали, что вы, царь, созвав собор Московский лета 1667 года от рождения Христа, избавите нас от мучителей и кровоядцев. Не избавили, а прокляли дониконианские обряды. Никона, сорвав с него клобук и панагию, поучали, как смиренно жить ему надобно в простых монахах. Заточили, а он бежал к мятежнику Стеньке Разину, благословя его на дела ратные. Вот какого переметчика вы пригрели у себя. Новый же патриарх Иоасаф вам послушен, ако блевотная собака. А твой пес подподушный Паисий Лигарид дал народу правило, коего при Иване Грозном не было, будто любое нарушение закона есть противление царской власти. Вам правду сказал Аввакум, коего вы привезли на этот собачий собор, что все иноземные и русские патриархи, коих вы созвали на собор, от туретчины да от римлянства, только и знают, как продавать да как покупать, как баб блудить. И вы за это били его, сорок человек набросились на великого мужа и праведника. Боем хотели его наставить, только наш Аввакум и боя не боится, как не боимся того боя и мы…»

Алексей Михайлович задумался, запустил руки в бороду. Вот и монахи Соловецкого монастыря прокляли его и прислали не менее злую записку. Они писали: «Ты, царь-мучитель, загубил свой народ, с кем же царствовать будешь? Ни мудрости у тя, ни душевности, не жаль тебе люда своего. Бысть концу мира. Мы не пойдем с тобой на предательство великое и проклинаем тебя. А твои новые книги порочны и грязны. Высылай свое войско поганое: мы воевати его будем, все до единого умрем за старую веру, но не примем дьявольского учения. Шли же, трижды проклятый царь, многажды нами преданный анафеме. Шли своих трусливых ратников, мы их будем бить и резать…»

И был долгий и великий бой. Семь лет воевали царские воины Соловецкий монастырь, но не сдавался он противникам. Лишь когда нашелся христопродавец и провел царских ярыг тайным ходом, открыл ворота, тогда и победил царь. Били всех нещадно, а кто жив остался, тот был казнен, иные были разосланы по глухим монастырям.

Но пока царь обдумывал, как покорить строптивых монахов. Он-то знал стены Соловецкого монастыря, где камни с дом, высота страшенная. Не взять в лоб, не сбить монахов, у коих много пушек, пороху и разного оружия.

Царь снова взялся за чтение письма Амвросия Бережнова.

«Мы не пустим в душу ересь! Не сделаем детей своих еретиками! Уйдем все в леса и болота и будем воевать тебя, Ирода!..»

Не пугали эти слова Алексея Михайловича, но больно ранили. И правы Никон и Арсентий, что исправили в старых книгах пустословие. И совсем были бы правы, ежели бы сделали это без корысти.

«Ты не царь, а народный вражина, быть тебе в аду и гореть в геенне огненной. Кровоядец ты и прелеготай! Ушел в стан турка, нас туда же тянешь. А твои патриархи с греками и турками с одного блюда едят, ако псы голодные…»