Мария Спендиарова - Спендиаров

• Название: Спендиаров
• Автор: Мария Спендиарова
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1964
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор книги М.А.Спендиарова долгие годы любовно собирала многочисленные материалы, шаг за шагом следуя по жизненному пути отца, воскрешая образ одержимого музыкой мечтателя, увлеченного общественного деятеля, нежнейшего семьянина, человека с младенчески чистой душой, наивного и кроткого. Несмотря на перенесенные голод, болезнь, неустройства первых лет существования молодой Армянской республики, композитор целиком отдавал себя становлению музыкальной жизни. Вся Армения с ее величавыми памятниками старины должна была отразиться в задуманных им произведениях.

---

«Александр Афанасьевич занимался музыкой у нас, в Афанасьевском переулке, — рассказывала жена одного из университетских товарищей Спендиарова. — У них дома было очень шумно, а у нас никого, тишина. Помню такой случай: как-то сидел он один и отстукивал карандашом ритм на столе. Вдруг он поднял голову и сказал: «Войдите». Оказывается, свое собственное отстукивание он принял за чей-то стук в дверь…»

«Саша с детства был страшно рассеян, — говорил о товарище Сергей Федорович Брунс. — Он всегда думал о чем-то своем».

Погрузившись в изучение теории, Саша стал еще более рассеянным, что вызывало шутливое и вместе с тем бережное отношение к нему друзей.

Среди этих друзей был уже упомянутый Александр Вячеславович Оссовский. Он ввел Спендиарова в дом своих знакомых Ненарокомовых, где время от времени устраивались квартетные вечера. Исполнялись менуэт из квартета Моцарта, анданте из первого квартета Чайковского, трио Гайдна…

Дружеские отношения связывали Спендиарова и с Сергеем Никифоровичем Василенко — тоже участником студенческого оркестра. «Он (Александр Афанасьевич) играл на скрипке, а я на тромбоне, — пишет Василенко в своих воспоминаниях. — Между этими инструментами дистанция огромного размера, но мы сразу подружились… Усиленно музицируя, мы играли с ним все сонаты для скрипки и фортепьяно Бетховена, Моцарта, Цезаря Франка…»

Ближайшим другом Спендиарова стал виолончелист Антон Осипович Палице. Они вместе выступали на концертах[16], бывали в театрах, симфонических собраниях и постоянно посещали вечера, устраиваемые в семье композитора церковной музыки Николая Андреевича Соколова.

«Собиравшиеся у нас ученики консерватории и любители распевали целые сцены из русских и иностранных опер, — рассказывал Иван Николаевич Соколов, в те годы десятилетний мальчик. — Александр Афанасьевич им аккомпанировал. Он всегда всем аккомпанировал. Он так любил музыку, что, когда приходил, тотчас же садился за рояль и просиживал за ним весь вечер.

В памяти моей, словно фотографии, отпечатываются: вот сестра моя Надя — миловидная блондинка веселого нрава, вот распевающий с нею дуэты Леонид Афанасьевич. На диване, заложив ногу за ногу, — Антон Осипович Палице. За роялем — Александр Афанасьевич. У него нежное и доброе лицо. Он чрезвычайно аккуратен в своем новеньком студенческом мундире.

Несмотря на то, что я был еще мал, он относился ко мне как к равному, с готовностью исполняя мои просьбы. Я его постоянно просил играть прелюдию к его романсу «Очарован твоею красою». Написана она была так просто и в то же время так гармонично и мило.

По-видимому, Антон Осипович и Леонид Афанасьевич высоко ценили талант Александра Афанасьевича. Сбрасывая в передней шинели, они радостно сообщали нам: «Саша сочинил новую вещь, и она еще лучше предыдущей!»

Мы жили в то время в доме Батюшкова, на углу Хлыновского тупика и Никитской улицы. Не раз я видел из окон нашей квартиры Рахманинова и Скрябина, возвращающихся после занятий. Однажды я разглядел в пролетке Чайковского. В сезон 1891/92 года композитор жил в Москве».

Счастливцы встречали его на улицах, в магазинах… Одним из таких счастливцев оказался Леня. Как-то выбирал он у Бесселя романсы Грига и не заметил, как к нему подошел Чайковский. Петр Ильич спросил:

— Вы любите Грига? — и, получив утвердительный ответ, сказал: — Я тоже очень люблю Грига.

Лёнина встреча обсуждалась в Сашиной компании во всех деталях. Преклоняясь перед личностью Чайковского и горячо любя его музыку, юноши пользовались малейшей возможностью увидеть своего кумира. По свидетельству Брунса, они не пропускали ни одной его репетиции в Благородном собрании. 6 ноября 1891 года там состоялся концерт. Чайковский дирижировал балладой «Воевода», изорванной им в клочки на следующий же день. Не подозревая о буре, происходившей в душе композитора, студенты бросились по окончании его выступления на эстраду, а затем пробрались за вишневую штору «курительной», чтобы еще раз увидеть Петра Ильича. Он стоял среди друзей с папиросой в руке, мило отвечая на вопросы.

В обществе московских армян

В эти же первые годы своего пребывания в Москве братья Спендиаровы приобщились к армянской культуре.

Среди московских армян вошло в традицию — где бы ни встретились им приезжие соотечественники, пригласить их к себе в дом и постараться заменить семью. Так Спендиаровы стали бывать у Нерсеса Осиповича Нерсесова — профессора торгового права на юридическом факультете.

У Нерсесовых они познакомились и с другими представителями армянской колонии. «Мы бываем на журфиксах у всех московских армян, — писал Леня отцу 25 октября 1891 года, — у профессора Нерсесова, у известного банкира Джамгарова, у доктора медицины Шагинянца[17], и теперь на журфиксе у Джамгаровых нас пригласили к себе Борджели. Нас везде очень любят, мы играем, поем…»

Музицирование — любимое занятие русской молодежи — было в большой моде и у армян, только, кроме русской и иностранной, здесь исполнялась армянская музыка.

Спендиарбв приобщился к ней в Москве, в семье профессора Нерсесова.

Однажды он застал у них за роялем незнакомого ему еще студента. Это был Сергей Гаврилович Мирзоев — в будущем пианист и теоретик. «Я не знал в то время, что Александр Афанасьевич музыкант, — рассказывал Мирзоев через много лет, — а ведь он уже был тогда скрипачом и учился композиции у Кленовского. Заметив, с каким вниманием он слушает «Баяти» Генария Курганова, и почувствовав, что он страстно любит музыку, я стал настойчиво советовать ему заняться ею. И вы думаете, он возразил мне что-нибудь на это? Он молча вежливо выслушал меня».

Несмотря на постоянные похвалы Кленовского, Саша действительно не считал себя музыкантом-специалистом. О композиторском будущем он не смел и помыслить. Держась незаметно, он без устали всем аккомпанировал, а во время танцев исполнял обязанности тапера, лишь в перерывах позволяя себе импровизировать или искать разрешение сложных аккордов.

После танцев начинались «пти же». В то время этими маленькими играми увлекалась вся московская молодежь, с той разницей, что у Ненарокомовых сражались в «блошки», а у Нерсесовых предпочитали шарады и «фанты». Саша не любил «пти же» и предпочитал ретироваться в кабинет Нерсеса Осиповича, где заставал профессора и его коллег. Образы этих удивительных людей на всю жизнь запечатлелись в памяти Спендиарова.

Нерсес Осипович Нерсесов. Высокий, чернобородый, с небольшими глазами, излучающими теплый свет, он, казалось, одним своим присутствием вызывал к жизни благородные чувства.

Профессор теории права Юрий Степанович Гамбаров, в будущем один из основателей Ереванского университета. Его всегда всклокоченная голова, заикающаяся речь и порывистые движения изобличали деятельную и страстную натуру.

Врач Сергей Давыдович Шагинянц. Не раз он рисковал жизнью на эпидемии холеры. На его узком иконописном лице привлекали тихие, серьезные глаза. Они становились пламенными, когда, робко вступив в общую беседу, он заставлял прислушиваться к себе старших коллег.

Григорий Абакумович Джаншиев, «дядя Гриша», как его называла молодежь, — автор книг «Из эпохи великих реформ» и «Братская помощь армянам, пострадавшим в Турции». У него был горб на спине и горб на груди, но его черные глаза сияли такой жизнерадостностью, что стоило ему войти в дом, как всем становилось весело.

Говорили об Армении, ровеснице Ассириии Вавилона, о ее древней культуре и о трагической судьбе ее народа. Все это было для Саши и Лени совершенно ново. Трудиться на пользу народа, веками страдавшего под гнетом иноземцев, пробуждать в нем Духовные силы, помогать его возрождению казалось братьям главным делом их жизни. Саша обрабатывал армянские песни, записанные им у Нерсесовых, и разучивал их с московской, а потом симферопольской армянской молодежью. Юноши изучали вместе армянский язык, читали армянские газеты… «Теперь мы с Сашей такие армяне, что только держись!» — восторженно писал Леня отцу.

Братья

Братья были во многом похожи. Оба унаследовали от матери острое чувство справедливости, сердечную мягкость и полное отсутствие алчности. «Удивительно, как у такого корыстного отца могли быть такие бескорыстные дети!» — воскликнул однажды Брунс, вспоминая прошлое.

Каждое лето мальчики ездили к отцу в Каховку. Желая с детства приучить сыновей к торговому делу, Афанасий Авксентьевич брал их с собой на пристань, на ярмарку. Каким азартом загорались его глаза, когда, любуясь ловкой работой погрузчиков леса, он обсуждал выгодные сделки с такими же, как он, бородатыми лесопромышленниками!

На ярмарке рядом с грудами пестрых овощей, возле загонов для волов сидели на земле батраки, прибывшие из отдаленных деревень. Их запыленные лица были изможденны, глаза смотрел» устало. Время от времени к ним подъезжали окрестные землевладельцы и, доведя до отчаяния хитроумным торгом, увозили их в свои экономии.