Виктор Афанасьев - Рылеев

• Название: Рылеев
• Автор: Виктор Афанасьев
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1982
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга — биография К.Ф.Рылеева, выдающегося представителя декабристской поэзии и одного из основных деятелей Северного общества. Автор показывает окружение Рылеева, говорит об общественных проблемах России первой четверти XIX века, которые нашли отражение в литературной и политической деятельности поэта-декабриста.

---

Он сорвал со лба повязку и показал еще не зажившую рану: «Эту рану можно было залечить и на Кавказе без ваших Арендтов и Буяльских; но я этого не захотел и обрадовался случаю хоть с гнилым черепом добраться до оскорбителя. И, наконец, я здесь! — и уверен, что ему не ускользнуть от меня. Тогда пользуйтесь случаем; делайте что хотите! Созывайте ваш Великий Собор и дурачьтесь досыта!»

«Слова его, голос, движения, рана произвели сильное на меня впечатление, — говорит Рылеев, — которое, однако ж, я старался сокрыть от него».

Якубович сказал, что во время маневров гвардии в Петергофе он убьет императора. Рылеев, точно так же как и в случае с Каховским, всполошился, и на этот раз даже сильнее. В тот же день он уведомил о решении Якубовича членов Думы — Оболенского и Муравьева. Через Бриггена, уезжавшего в Киев, то же было передано Трубецкому. Рылееву было поручено убедить Якубовича в несвоевременности цареубийства.

Два часа в присутствии Одоевского и Александра Бестужева говорил Рылеев с Якубовичем, но тот на все его доводы отвечал, что «никто и ничто не отклонит его от сего намерения, что он восемь лет носит и лелеет оное в своей груди». Не зная, что делать дальше, Рылеев хотел даже вызвать Якубовича на дуэль. Но потом он придумал ловкий маневр — он объявил Якубовичу, что Общество согласно, что оно воспользуется убийством царя, но что этот акт нужно на время отложить, так как необходимы приготовления. Эта уловка Рылеева имела успех. Впрочем, и Якубовичу, очевидно, нужна была только благовидная причина, чтобы согласиться с Рылеевым. Он сказал, что отложит цареубийство на год.

Видимо, знакомство с Якубовичем натолкнуло Рылеева на мысль написать поэму из кавказского военного быта. Поэма не была написана, но в сохранившемся плане говорится о некоем романтическом герое, который «предназначал себе славное дело, в котором он должен погибнуть непременно и все цели свои приносит в жертву», который «живет только для цели своей; он ненавидит людей, но любит все человечество, обожает Россию и всем готов жертвовать ей».

…Осенью 1825 года руководство Северного общества переживало кризис. Никита Муравьев в сентябре уехал в длительный отпуск. Его место в Думе занял Александр Бестужев. Теперь Дума состояла из Бестужева, Рылеева и Оболенского. Но как раз осенью этого года Оболенского одолевали мучительные сомнения в необходимости революционного переворота. Бестужев был слабый теоретик. «Я солдат, — говорил он, — я гожусь не рассуждать, а действовать». Фактически руководство Северным обществом перешло к Рылееву. Несмотря на развитую им бурную деятельность, на распространение влияния Общества почти по всем полкам, Северное общество не достигло той степени готовности к выступлению, какая уже была в Южном.

В Киеве решительно и успешно действовал член Думы Северного общества князь Трубецкой. Будучи дежурным офицером штаба 4-го пехотного корпуса, он связался с руководителями Васильковской управы южан Сергеем Муравьевым-Апостолом и Михаилом Бестужевым-Рюминым. В киевской квартире Трубецкого происходили частые совещания декабристов. При его участии был выработан план военного переворота во время смотра войск в Белой Церкви летом 1826 года. После уничтожения на смотре царя южане намеревались взять Киев и отправить часть своих войск на Москву. Северному обществу предлагалось в это время совершить революцию в Петербурге — взять Сенат и прочие государственные учреждения, арестовать всех членов царской семьи и создать Временное правительство.

В октябре 1825 года Трубецкой вернулся в Петербург.

«Он объявил мне и Оболенскому, — говорил Рылеев, — что дела Южного общества в самом хорошем положении, что корпуса князя Щербатова и генерала Рота совершенно готовы, не исключая нижних чинов, на которых найдено прекрасное средство действовать чрез солдат старого Семеновского полка, и что ему поручено узнать, в каком положении Северное общество. Оболенский и я откровенно объявили, что наши дела в плохом положении, что мы ни на какое решительное действие не готовы… Он спрашивал меня еще, что может сделать Северное общество для содействия Южному. Я ему отвечал: «Совершенно ничего, если прочие члены Думы будут действовать по-прежнему; что я, пожалуй, готов с своею отраслью подняться, но что мы будем верные и бесполезные жертвы»… «А что Якубович?» — спросил Трубецкой. «Якубовича можно с цепи спустить, — отвечал я, — да что будет проку? Общество сим с самого начала вооружит противу себя все, ибо никто не поверит, чтобы он действовал сам собою». После сего Трубецкой замолчал».

Трубецкой — одна из самых значительных фигур в Северном обществе. В начале своей службы (он был небогатый и очень скромный офицер) в Семеновском полку Трубецкой подружился с Матвеем и Сергеем Муравьевыми-Апостолами, Александром Муравьевым, Сергеем Шиповым и Якушкиным — будущими декабристами. Вместе с ними проделал кампанию 1812 года, воевал в Европе в 1813 и 1814 годах. Якушкин вспоминал о Трубецком как о храбром человеке: «Под Бородином он простоял 14 часов под ядрами и картечью с таким же спокойствием, каким он сидит, играя в шахматы. Под Люценом, когда принц Евгений, пришедший от Лейпцига, из 40 орудий громил гвардейские полки, Трубецкому пришла мысль подшутить над Боком, известным трусом в Семеновском полку: он подошел к нему сзади и бросил в него ком земли; Бок с испугу упал. Под Кульмом две роты третьего батальона Семеновского полка, не имевшие в сумках ни одного патрона, были посланы под начальством капитана Пущина, но с одним холодным оружием и громким русским ура прогнать французов, стрелявших из опушки леса. Трубецкой, находившийся при одной из рот, несмотря на свистящие неприятельские пули, шел спокойно впереди солдат, размахивая шпагой над своей годовой».

Трубецкой был одним из основателей первых декабристских организаций — Союза Спасения и Союза Благоденствия, — он был одним из авторов устава Союза Благоденствия — «Зеленой книги». Как и все члены этого общества, он мечтал о конституционной монархии. Он был также одним из учредителей декабристского литературного общества «Зеленая лампа» — одной из отраслей Союза Благоденствия. Он принял в Союз Благоденствия Николая Тургенева («В нем я нахожу большую неутомимость в стремлении к добру», — сказал Тургенев о Трубецком). С 1821 года Трубецкой — член Думы Северного общества.

Политические взгляды Трубецкого были более либеральны, чем, например, Никиты Муравьева. Так, в своем экземпляре Конституции Муравьева к статье 2-й («Источник верховной власти есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основные постановления Для самого себя») он сделал характерное примечание: «Власть народа ограниченна, ибо и целый народ не имеет права гнести и одного гражданина». Свобода личности — один из главных принципов идеологии Трубецкого.

В дни междуцарствия Трубецкой не знал отдыха. «Совещания всегда назначались им, — говорит Рылеев, — и без него не делались. Он каждый день по два и по три Раза приезжал ко мне с разными известиями или советами, и когда я уведомлял его о каком-нибудь успехе по делам Общества, он жал мне руку, хвалил мою ревность и говорил, что он только и надеется на мою отрасль. Словом, он готовностью своею на переворот совершенно равнялся мне, но превосходил меня осторожностью».

Рылееву, особенно в ноябре и декабре 1825 года — часто приходилось бывать в роскошном особняке Лавалей на Английской набережной, где в нижнем этаже жил Трубецкой, женатый на дочери графа и графини Лаваль, — окна обширного кабинета Трубецкого выходила на Неву. 24 ноября Рылеев был в этом доме в числе гостей, званных на именины жены Трубецкого — Екатерины Ивановны (она была первая из жен декабристов, последовавших за мужьями в Сибирь). На собраниях знаменитого литературного салона графини Лаваль Рылеев, вероятно, не бывал, но, конечно, знал о нем, — тут до своей ссылки — и после нее — бывал Пушкин, здесь Карамзин читал главы «Истории», декламировал свои стихи Козлов. У Лаваль играли приезжие знаменитые музыканты. Гости рассматривали обширную коллекцию картин, гравюр, собрание античной скульптуры. Была в доме и великолепная библиотека.

Итак, 24 ноября Рылеев был у Трубецкого. Посреди праздника они нашли время уединиться и поговорить о делах.

«Он сказал мне первый, — пишет Трубецкой, — что есть известие из Таганрога, что Александр отчаянно болен. 25-го я должен был выехать из Петербурга (снова в Киев. — В.А.) и остался единственно для того, чтоб знать, чем разрешится болезнь».

Уехать Трубецкому не пришлось.

27 ноября в Петербурге стало известно, что в Таганроге скончался император (он умер 19 ноября). Восемь суток скакал курьер…

8

Утром этого дня, как пишет Рылеев, «Якубович рано вбежал в комнату, в которой я лежал больной, и в сильном волнении с упреком сказал мне: «Царь умер! Это вы его вырвали у меня!» Вскочив с постели, я спросил Якубовича: «Кто сказал тебе?» Он, назвав мне не помню кого-то, прибавил: «Мне некогда; прощай!» — и ушел».