Виктор Афанасьев - Рылеев

• Название: Рылеев
• Автор: Виктор Афанасьев
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1982
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга — биография К.Ф.Рылеева, выдающегося представителя декабристской поэзии и одного из основных деятелей Северного общества. Автор показывает окружение Рылеева, говорит об общественных проблемах России первой четверти XIX века, которые нашли отражение в литературной и политической деятельности поэта-декабриста.

---

Киев… Сколько великой и героической старины здесь пересеклось! Сколько славных имен он напоминает — русских и украинских, от Святослава и Владимира Святого до Наливайко, Сагайдачного, Хмельницкого… Один звук этих имен заставлял сильно биться сердце Рылеева.

Только что вышла «История Малой России» Д.Н. Бантыша-Каменского. Сколько замыслов возникло у Рылеева, когда он ее прочитал! Он мечтал о новых думах, о поэмах из малороссийской истории, даже о трагедии. Для последней он избрал очень сложную историческую фигуру — гетмана Мазепу. В «Перечне действующих лиц» Рылеев охарактеризовал его так: «Гетман Малороссии. Угрюмый семидесятилетний старец. Человек властолюбивый и хитрый; великий лицемер, скрывающий свои злые намерения под желанием блага к родине». Далее, в «Характеристиках персонажей» Рылеев развивает эту оценку: «Для Мазепы, кажется, ничего не было священным, кроме цели, к которой стремился… Ни уважение, оказываемое ему Петром, ни самые благодеяния, излитые на него сим великим монархом, ничто не могло отвратить его от измены. Хитрость в высочайшей степени, даже самое коварство почитал он средствами, дозволенными на пути к оной». (В разговоре о поэме Рылеева «Войнаровский» мы увидим, как усложнился образ Мазепы в представлении поэта.)

В «Перечне действующих лиц» появился и герой будущей поэмы Рылеева — Войнаровский: «Племянник Мазепы. Пылкий, благородный молодой человек». Другой положительный герой трагедии — Полуботко: «Молодой человек, пылающий любовью к родине и благу соотечественников, решительный козак. Гордый и благородный человек».

Наброски эти были пока отложены в сторону.

Скоро, очень скоро стихия украинской истории ворвется в поэзию Рылеева. А пока, вернувшись с Украины, Рылеев снова погрузился в заботы по подготовке первого выпуска «Полярной Звезды». Немало времени он отдавал и своему первому, пока главному творческому замыслу — думам.

7

В 1822 году Рылеев написал восемь дум: «Святослав», «Мстислав Удалый», «Рогнеда», «Димитрий Донской», «Глинский», «Артемов Матвеев», «Иван Сусанин» и «Державин». Кроме того, несколько дум неоконченных, в их числе «Вадим», «Марфа Посадница» и «Владимир Святый». Целый ряд героических страниц русской истории!

Дума о Святославе Игоревиче подсказана была Рылееву Гнедичем, который мечтал написать об этом герое поэму. По недостатку времени он не продвинулся дальше плана. Дума Рылеева даже в деталях совпадает с гнедичевским планом поэмы «Святослав».

Что касается «Рогнеды» — то это даже не дума, а «повесть», как и было означено в ее подзаголовке при публикации в «Полярной Звезде» на 1823 год. Она и по объему гораздо больше других дум и построена иначе.

Рогнеда (другое ее имя — Горислава) была супругой Владимира Святого, дочерью варяга Рогволода. В «Истории» Карамзина есть рассказ о том, как Владимир ворвался в Полоцк, умертвил Рогволода, двух его сыновей и взял себе в жены Рогнеду, незадолго перед тем сговоренную за князя Ярополка Святославича. Когда родился у Рогнеды сын Изяслав, Владимир охладел к ней и отправил ее на житье в окрестности Киева, на берег реки Лыбеди. У Карамзина (и в предисловии к думе Рылеева, сделанном Строевым при отдельном издании дум) Рогнеда — только покинутая супруга, замыслившая месть мужу. Такой она изображена и в произведениях Хераскова (XVIII в.) — трагедии «Идолопоклонники, или Горислава» и героиде «Рогнеда ко Владимиру». Историю Рогнеды-Гориславы Карамзин называет «трогательным случаем».

У Рылеева Рогнеда также покинутая жена. Однако автор думы заставил ее пылать и тираноборческой страстью. Вот как в ссылке поучает она сына:

Пусть Рогволодов дух в тебя
Вдохнет мое повествованье;
Пускай оно в груди младой
Зажжет к делам великим рвенье,
Любовь к стране твоей родной
И к притеснителям презренье.

Она рассказывает Изяславу, как Рогволод в Полоцке «приветливо и кротко правил», «привязав к себе народ». И потом, пойманная на месте с мечом в руках, Рогнеда обличает Владимира:

Забыл, во мне чья льется кровь,
Забыл ты, кем убит родитель!..
Ты, ты, тиран, его сразил!

…Испепелив мой край родной,
Рекой ты кровь в нем пролил всюду
И Полоцк, дивный красотой,
Преобразил развалин в груду.
…Тебе я сына даровала…

И что ж?.. еще презренья хлад
В очах тирана прочитала!..
…С такою б жадностию я
На брызжущую кровь глядела,
С каким восторгом бы тебя,
Тиран, угасшего узрела!..

Рогнеда не единственный образ героической женщины в думах Рылеева, она встает рядом с дочерью князя Глинского, последовавшей за отцом в темницу, с княгиней Наталией Долгоруковой, предвосхитившей подвиг жен декабристов, добровольно отправившихся в Сибирь, с женой пана Чаплицкого, которая (пусть не в истории, а только у Рылеева в думе) порвала с мужем-тираном и освободила из темницы Хмельницкого. В том же ряду колоритная фигура защитницы древней вольности Новгорода Марфы Посадницы.

Речь Марфы полна гордого достоинства:

Свершила я свое предназначенье;
Что мило мне, чем в свете я жила:
Детей, свободу и свое именье —
Все родине я в жертву принесла.

Три наброска неоконченной думы «Вадим» отсылают читателя в более раннюю историю вечевого Новгорода — ко временам Рюрика, пришлого варяжского князя, против которого Вадим поднимает восстание. Замышляя этот решительный шаг, он говорит:

Ах! если б возвратить я мог
Порабощенному народу
Блаженства общего залог,
Былую праотцев свободу.

Известны симпатии декабристов к Новгороду, «вечевой республике». Суть этих симпатий хорошо выразил Рылеев в одном из дружеских разговоров. Он, как вспоминает мемуарист, «завел мечты о России до Петра и сказал, что стоит повесить вечевой колокол, ибо народ в массе его не изменился, готов принять древние свои обычаи и сбросить чужеземное». И, конечно, сам Рылеев говорил устами Вадима:

Грозен князь самовластительный!
Но наступит мрак ночной,
И настанет час решительный,
Час для граждан роковой.

Вадим Новгородский — одна из самых бунтарских фигур в русской литературе, и именно поэтому одни писатели стремились его «развенчать» (Екатерина Вторая в «Историческом представлении в жизни Рюрика»; Херасков в стихотворной повести «Царь, или Спасенный Новгород» и т. д.), другие — сделать примером для сограждан (Я.Б. Княжнин в трагедии «Вадим Новгородский», Кюхельбекер в лекциях, читанных в Париже в 1821 году, В.Ф. Раевский в стихотворении «Певец в темнице», Хомяков в поэме «Вадим»). В том же 1822 году, когда Рылеев делал наброски к своей думе, начал писать драму и поэму о Вадиме Пушкин. Возможно, что друг Рылеева Муханов переслал ему из Одессы список первой части поэмы Пушкина — в письме он обещал это сделать, но неизвестно, выполнил ля обещание, так как, по его же словам, Пушкин «их назначил к истреблению» и не хочет, чтобы драма и поэма «ходили по рукам и даже говорили об оных».

Позднее (в 1824 году), когда Пушкин был сослан в Псковскую губернию, Рылеев постарался напомнить ему, что это также бывший русский город-республика: «Ты около Пскова, — там задушены последние вспышки русской свободы; настоящий край вдохновения — и неужели Пушкин оставит эту землю без поэмы?» Пушкин не оставил Псков без внимания и написал стихотворение о его бывшей свободе, отметив в нем, что теперь это город, «лишенный честных благ народного правленья».

Всякую историческую тему Рылеев поворачивал к читателю ее гражданской стороной. Если в избранном сюжете такой стороны не было, Рылеев ее измышлял. Так было в «Рогнеде». Языком современного Рылееву гражданина-патриота, чуть ли не декабриста, говорит и Димитрий Донской в одноименной думе:

Летим — и возвратим пароду
Залог блаженства чуждых стран:
Святую праотцев свободу
И древние права граждан.

Источники этой думы — «История» Карамзина и трагедия Владислава Озерова «Димитрий Донской», вторая — значительно более. В свое время — в 1806 году — трагедия Озерова вызвала «исступленный энтузиазм» (по словам мемуариста) у публики, которая в период первых наполеоновских войн, горя чувством мщения за разгром русских войск под Аустерлицем, повторяла во время представлений строку трагедии: «Языки, ведайте: велик российский бог!» (В думе Рылеева: «Враги смешались — от кургана промчалось: «Силен русский бог!») Пафос думы Рылеева — освободительная борьба: в результате Куликовской битвы, сражения русских с «тираном» Мамаем, с «ратью тирана», — «расторгнул русский рабства цепи», возродилась Русь к новой жизни.