Дмитрий Гаврилов - Наследие Аркона

• Название: Наследие Аркона
• Автор: Дмитрий Гаврилов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027292-8

Роман написан в жанре языческой фантастики. Один из героев повествования, наш современник, Игорь Власов вдруг узнает, что он — наследник старинного рода жрецов Велеса, бога мудрости, волшебства, властителя дикой природы, бога Нави. Волей его Игорь переносится в 1168 год на остров Рюген. Здесь последний оплот северного язычества — город Аркона. Игорю, доверена особая миссия — спасти священные письмена волхвов. Роман основан на подлинных исторических событиях — взятие города Арконы датскими войсками и разрушение ими Балтийских Дельф — Храма Свентовита. Действие разворачивается на фоне крестового похода в земли западных славян, их трагической борьбы против иноземных захватчиков. Согнется ли древняя культура пред этой бедой? Уцелеют ли последние герои Арконы? Об этом повествует вторая часть романа.

---

Словно угадав эти мысли, заговорил служитель Чернобога. Наверное, слепота не помешала ему узреть исход гадания:

— Есть на Свете Правда, но творят ее люди, а Боги нам только подсказывают. Нужно воззвать к глубинным духам моря, к раздольным альвам Стрибожьим. Пусть дуют ветра, пусть пенистые бури разметают вражьи корабли. Ну, а коль не услышат Боги наших просьб — мы пошлем гонца к ним с тревожной вестью. Пусть воды скроют остров и очистят его от скверны. Лишь Холм Свентовита твердыней вознесется над Океаном.

На минуту воцарилось молчание. Лютобор лихорадочно искал в сказанных словах намек на Василису, но все-таки одумался, и не стал подозревать слепца.

— Да свершить такое труднее, чем сказать, брат! — промолвил наконец Любомудр.

— Коль возможно — делайте! — выдохнул князь, и волхв отметил про себя темные круги под глазами Лютобора, его обострившиеся черты лица.

— Неужели, не сдюжит? Да нет! Он не из слабых. Держись, княже! Держись, сын мой! — подумал Любомудр.

— Нельзя идти наперекор Порядку Земному, но можно ему вторить, — дошла очередь до Златогора, — Заклинание вод хорошо лишь в лунную ночь, и требует многого. К этой ночи — не управимся, а следующей, вероятно, не увидим. Пусть воины твои, княже, приготовятся. Нынче под вечер спою я Песнь Дождя. Он размоет тропы и склоны. Ни пешему, ни конному гладкой дороги не будет.

— Прости, отче! Но тогда и мои всадники… — начал было возражать Сигур, но Лютобор знаком прервал брата.

— По склизким холмам ни одному дану не залезть. А когда твои воины, князь, займут высоты да перешейки, схоронившись за валежником, да в упор стрелой каленой недруга пощекочут — тут ему будет и вовсе не сладко. Шторм, конечно, опрокинет дракары и кноры, но, добравшись к берегу, враг высадится повсюду, где пристанет. Пусть уж лучше плывут своим чередом. Так, хоть все на виду и в одном месте появятся. А управу мы на них найдем.

— Ищите, отцы! Главное — не дать им высадиться всем одновременно! — вставил Лютобор — А как надумаете что дельное — сообщите.

С этими словами князь, а за ним и его витязи, покинули капище.

* * *

Ночь — дьявольское время. С заходом дневного светила власть Князя Тьмы над человечьими душами многократно возрастает. Поэтому Христово Войско сражается днем, а язычники, поклоняющиеся бесам, предпочитают темноту. Вот и приходится страже неусыпно сторожить покой остального воинства, предающегося праведному сну. Епископу же, пастырю духовному, молиться в поздний час за спасение душ и сохранение плоти стражников, оберегающих сейчас братьев своих от коварных и подлых врагов. Ночь — дьявольское время!

Снаружи постучали. Абсалон, не отрываясь от молитвенника, перешел с шепота на резкий баритон, ясно давая понять незваным гостям о несвоевременности их визита. Тем не менее, один посетитель все-таки вошел внутрь, хотя и застыл почтительно на пороге.

Епископ снова приглушенно, но более размеренно дочитал молитву и, отложив книгу в сторону, поднялся с колен.

Как он и ожидал, визитером был колдун.

Флорентиец стоял у выхода, почтительно согнувшись, всей своей фигурой выражая раболепие и абсолютную покорность. Однако Роскилльский епископ знал, что под низким капюшоном чернокнижника прячутся в морщинистых, набрякших веках издевательски смеющиеся глаза.

— Как посмел ты, адское отродье, входить ко мне во время молитвы! — загремел епископ, приблизившись к колдуну почти вплотную.

Тот склонился еще ниже и произнес виноватым дрожащим голосом:

— Ваша Праведность! Не извольте гневаться! Не по своей нужде я, загубивший свою душу богопротивными занятиями, осмелился потревожить вас во минуты бесед со Всевышним.

— Признавайся, прихвостень Нечистого, опять решил выклянчить разрешение на какую-нибудь подлость?

Колдун опустился на колени и воздел руки к небу.

— Все во Славу Господа, все во Имя Его! Все для успеха угодного Ему похода против северных язычников. Пусть разверзнется подо мной Преисподняя, и отправлюсь я на самое дно ее, коли согрешил и на этот раз против истины!

Каждый отыграл свою роль, правила ночной беседы, ставшей традиционной, были соблюдены, и молодой епископ смягчился.

Что бы ни задумал на этот раз мерзкий чернокнижник, а толк в этом, наверняка, есть. Уж в чем в чем, а в изобретении новых гадостей и коварств для врагов колдуну равных не сыщешь. Пока что его змеиный ум верно служит правому делу. Благодаря идеям Флорентийца, Святое воинство одержало много побед, причем малой кровью, да и то, зачастую, не своей.

Ну, а как только положение изменится, так сразу припомнятся чернокнижнику все его дела, и раскаленное железо отправит его падшую душу прямо в пасть Ваала. Это Абсалон давно решил, но все никак не мог найти повод для серьезного недовольства.

Епископ присел на скамью и буркнул:

— Давай, выкладывай, что там еще у тебя…

— Ваша Праведность! Завтра Христову Войску предстоит окончательно раздавить гнездо идолопоклонников. Его величество имеет более тысячи судов, и странно было бы, если случилось иначе. Несомненно, упорствуя в темной вере, руги будут отчаянно сражаться, защищая капище, где служат своим идолам. В бою с ними погибнут многие светлые воины да и, может случиться, кто-нибудь из благородных рыцарей. Знаю, язычники попытаются спасти как можно больше гнусных изображений, которым приносят свои кровавые жертвы а, значит, вывезти и золото, их покрывающее. Нельзя допустить подобную несправедливость.

— Что же ты предлагаешь, чернокнижник?

— Пусть мои грешники, коим Вашей Праведностью было позволено искупать свои грехи в войне с такими же язычниками, вместе с честными воинами высадятся завтра близ капища. Они почтут за честь погибнуть, стирая с лица земли оплот дьявольского культа, и будут сражаться, как сами ангелы в дни Апокалипсиса. Я пойду с ними, и ручаюсь Вашему Преосвященству, что ни один из жрецов их богопротивной веры не спасется!

Последние слова были сказаны с удивившей епископа горячностью, обычно колдуну не свойственной. Однако Абсалона более волновала не столько судьба языческих жрецов — никуда они не денутся, не в капище, так на пристани их изрубят на куски — сколько золотое одеяние самих идолов.

— Ага! Так ты что же это, рассчитываешь на часть добычи, нечестивец?!

Колдун благоговейно замахал руками.

— Ваша Праведность! Как можно! Я только хотел сказать, что лишившись гадких изображений, язычники падут духом, и легко сдадутся на милость победителей, открыв последним все сокровища, нажитые своим разбойным промыслом. Сам Господь велел конфисковать их в пользу Святой Церкви.

— Ну, не тебе, гаду в облике человечьем, судить о Божьих повелениях, хотя доля истины в твоих словах, безусловно, есть. Так уж и быть, я передам эту просьбу его величеству. Думаю, наш король выслушает здравое предложение, и возьмет на корабли твоих псов. Надеюсь, правда, все они сдохнут, разрушая капище. Но смотри, если узнаю, что хотя бы крупинка драгоценностей попала в твои грязные руки-не пощажу! Сдохнешь смертью тяжкой, чтобы адские муки не казались тебе потом слишком непривычными. Ступай!

Не вставая с колен и непрерывно кланяясь, колдун задом наперед дополз до выхода и исчез.

Абсалон горестно склонился пред распятием.

Много раз он уже давал себе слово, что как только закончится очередной поход против упорствующих в ереси, кинуть Флорентийца в руки палачей. Но тут как раз поднимали головы завистники и соперники, всплывали забытые было интриги, и помощь колдуна снова становилась необходимой. Распустить порочащий слух, приготовить отраву, действующую подобно болезни, предсказать будущее по звездам, а прошлое по внешнему облику, послать дурной сон — никто не мог сделать это лучше, чем он. Услужливый и почтительный, Флорентиец довольствовался малым, держась в тени даже в тех редких случаях, когда вполне безопасно мог бы и показаться на глаза королю, сделавшись, например, придворным астрологом. Впрочем, этого ему не позволил бы уже сам епископ, который в свое время спас колдуна от обвинения в чернокнижии, грозившем скорой расправой. У епископа тогда не было выхода, ибо заболел он постыдной мужской болезнью, мучительной как самой по себе, так и страхом позорного разоблачения. Кто бы мог подумать, что та молодая смазливая монашка, безропотно отдавшаяся святому наставнику, на проверку оказалась обыкновенной шлюхой.

Колдун, сведущий в лекарстве, оставался его последней надеждой.

Надежда оправдалась, Флорентиец вылечил молодого епископа. Тот едва не отправил чернокнижника обратно в темницу, но колдун уже успел показать свои таланты и в других областях, искусно подставив под папскую опалу мешавшего епископу кардинала. И Абсалон смалодушничал, оставив нечестивца при себе. А тот как бы в благодарность все больше и больше старался для епископа, внешне совсем не зазнаваясь при этом и чтя епископское высокомерие. Один раз, правда, епископ чуть сам не убил его — когда колдун осмелился попросить за упрямого кузнеца-дана, не желавшего отказываться от поклонения Одину, и буквально разорвавшего на части нескольких латников, посланных научить его уму — разуму.