Юрий Кургузов - Луна - Солнце мертвых

• Название: Луна - Солнце мертвых
• Автор: Юрий Кургузов
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Прошло сорок дней, и вдруг, в одну ночь, внезапно умерли пятеро соседей Арнольда, здоровых, крепких мужчин, и на лицах и телах их были видны следы, которые определенно указывали на то, что всех их замучил и убил вампир.

Мертвецов схоронили, а потом позвали священника, он трижды освятил дома покойных и окропил святой водой. Прошло еще некоторое время, и вдруг однажды старший брат того возчика Арнольда случайно проговорился в кабаке, как три года тому назад брат жаловался, будто по ночам его донимают упыри. Как Вам известно, простолюдины считают, что тот, кто имел хоть какие-либо связи с вампиром, сам рано или поздно становится упырем, а тут еще брат вспомнил рассказ Арнольда, что ему удалось избавиться от посещений нечисти таким способом: он ел по ночам землю, взятую с могилы своего мучителя, и натирал тело кровью и сукровицей, которую днем, таясь и хоронясь от людей, надавливал из трупа того вампира.

И тогда люди поняли, что Арнольд сам стал упырем, и пошли, и разрыли его могилу. А когда крышка гроба была снята, то все ахнули и подивились немало, потому как мертвец лежал в гробу точно живой — дородный, румяный, без каких-либо следов гниения и тлена, весь заросший бородой и с отросшими за сорок дней ногтями и волосами.

Деревенский староста, человек, видимо, умудренный житейским опытом, тотчас же приказал загнать Арнольду в сердце осиновый кол, и когда кол вбили, мертвец вдруг открыл левый глаз и страшнo завыл, после чего ему отрубили голову, вырвали глаза и зубы, а тело разрезали на куски и сожгли. Предосторожности ради то же самое проделали и с пятью убитыми соседями Арнольда, потому что ни у кого уже не вызывало сомнений — они тоже стали вампирами.

Однако же, — писал далее дворянин, — люди в той округе продолжали гибнуть еще в течение шести лет. Священник и староста ломали голову, откуда могли взяться в деревне другие упыри, коли ими были приняты такие верные меры предосторожности. Из Темешваре понаехали судебные чиновники и иезуиты, и началось следствие, которое длилось целый месяц и наконец установило: Арнольд погубил не только пятерых мужиков, но и нескольких овец и коров, и люди, которые резали потом этих несчастных животных и ели их мясо, со временем сами тоже становились вампирами. В конце концов было разрыто больше тридцати могил умерших при хоть сколь-нибудь подозрительных обстоятельствах, и семнадцать из них оказались вампирами. И только после того как со всеми семнадцатью упырями поступили точно так же, как с Арнольдом и теми пятью, страшная эпидемия в деревне прекратилась…"

Я бросил книгу на стол и откинулся в кресле — веселенькое чтеньице, нечего сказать! Теперь я был раздражен, даже зол. Зачем, ну зачем только меня дернуло тащиться в эту чертову библиотеку и снова брать в руки эту проклятую, кошмарную книгу, из-за которой наверняка еще и всю сегодняшнюю ночь мне не будет ни отдыха, ни сна, ни покоя!

Едва притворенная дверь слабо скрипнула, и, скосив глаза в сторону, я увидел, как в комнату, осторожно и грациозно переступая мягкими подушечками маленьких лап, вошла… аккуратная черная кошечка с белым пятном на шее…

Я не успел еще ничего толком сообразить, я не успел еще даже как следует удивиться, а она вдруг стремительным прыжком вскочила на стол и вцепилась острыми когтями в страницы раскрытой книги и начала, злобно урча, рвать их в мелкие клочья.

От изумления и не осознанного еще до конца страха я закричал, и тогда черная тварь, все так же утробно урча, как молния прыгнула мне на голову. Инстинктивно заслонив руками лицо, я заорал теперь уже и от боли, потому что мерзкое создание свирепо впилось своими стальными когтями мне в руки и мгновенно располосовало их до крови.

В какой-то момент мне удалось отшвырнуть кошку к стене, хотя сила ее была просто невероятна для столь маленького существа. Я вскочил с кресла и, продолжая закрывать лицо залитыми кровью руками, бросился к двери. И тогда над головой раздалось уже знакомое громкое хлопанье огромных невидимых крыльев.

Я подумал, что это конец… И, должно быть, оттого, что находился уже на грани нервных и физических сил, страшный удар в затылок даже принес облегчение. Как бы хотелось, чтоб вечное…

…- Сударь! Очнитесь же, сударь! Что с вами? Вы меня слышите?

Сознание возвращалось так медленно и трудно, словно я судорожно пытался вынырнуть из какой-то ужасной черной бездны — и все никак не мог достичь спасительной голубой поверхности и глотнуть живительного воздуха. Но наконец я все-таки приоткрыл глаза и увидел будто в далекой, туманной дымке склонившееся надо мной лицо. Лицо Эрцебет.

— Что с вами? Вы меня слышите? — повторила девушка. Губы ее кривились, длинные пушистые ресницы дрожали. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Ничего… Слышу… — Я с трудом приподнялся на локте и, ухватившись рукой за край стола, встал на ноги. — Ничего, уже все нормально.

Но голос мой звучал, должно быть, не слишком убедительно, а исцарапанные руки были красноречивее любых слов, потому что девушка продолжала глядеть на меня глазами, полными недоумения и страха.

Я осторожно пощупал уже, можно сказать, хроническую шишку на затылке и попытался улыбнуться:

— Нет, правда, милая, все в порядке.

— Но вы весь в крови!

— Ну, так уж и весь? Пустяки.

— Пустяки?!

— Конечно. Ерундовые царапины, ничего более.

Эрцебет покраснела.

— Не говорите и не надо! Я услышала крик, прибежала. Хотела помочь, а вы…

— Ну-ну, дорогая… — Я сделал пару шагов и, поморщившись от боли в кистях, опустился в кресло. Голова гудела как колокол, а в ушах стоял весьма неприятный, какой-то свербящий звон. Я осторожно достал из кармана платок и неловко промокнул кровь на руках. Девушка вскочила с колен.

— Подождите, сударь, я мигом!

В мгновение ока она умчалась и вскоре появилась вновь, неся таз с водой, кусок мягкой ткани, бинт и прозрачный стеклянный флакон, наполненный какой-то зеленоватой мазью.

Естественно, как и подобает настоящему мужчине, для вида я немного посопротивлялся, однако Эрцебет это мое сопротивление в два счета, естественно, сломила и, быстро и аккуратно смыв теплой водой кровь с моих рук, смазала глубокие царапины мазью. Кровотечение сразу же прекратилось, и она ловко перевязала мне ладони белоснежным бинтом.

— Вот и все, сударь.

И снова сделала очаровательный реверанс.

— Спасибо, милая, — с чувством прошепелявил я и, по-моему, опять собрался сморозить что-то насчет теперь уже не только усталого, но и раненого путника, однако не успел — девушка внимательно посмотрела мне прямо в глаза и тихо сказала:

— Так что же все-таки с вами произошло?

Я удрученно развел руками:

— Клянусь, понятия не имею. — И как-то непроизвольно нагло перешел на "ты": — Понимаешь, после обеда меня слегка разморило, вот я и задремал в кресле. А потом, должно быть, внезапно потерял сознание, потому что дальше ничего не помню. Наверное, упал и обо что-то порезался. — Я добросовестно покрутил головой в поисках того загадочного нечто, о которое мог бы порезаться, и, не найдя ничего подходящего, бессильно махнул рукой. — Ну а очнулся уже когда появилась ты, прекрасная и милосердная, и…

Конечно же, она не поверила ни единому моему слову, потому что даже как-то не очень вежливо фыркнула и дернула плечиком, но уж это, ей-богу, тревожило меня сейчас менее всего — пусть фыркает и дергает чем угодно, на здоровье. Каюсь, я был бы совсем не против прогуляться с этой девочкой в парке при Луне или даже у пруда, но взваливать на ее хрупкие плечи хотя бы малую толику нынешних моих проблем совершенно не собирался. Хватит и того, что в этом замке есть уже один потенциальный кандидат в сумасшедшие либо уголовники, — впутывать еще и Эрцебет в здешнюю чертовщину… Нет-нет! — Я темпераментно замотал головой. — Mea culpa,* как говорили римляне.

Я лучезарно улыбнулся и дерзко подмигнул горничной, точно уже не помню теперь, каким именно глазом. А впрочем, это вполне мог быть и нервный тик.

— Ну так когда же мы пойдем к пруду гулять по травке? — по-отечески нежно спросил я, но она не приняла моего отеческого тона. (Честно говоря, я и сам принимал его с великим трудом, меня от него просто выворачивало наизнанку, потому что я чувствовал настоятельную потребность остаться один и еще и еще раз — особенно в свете самых последних событий — обмозговать свое положение. Но не мог же я выгнать Эрцебет из комнаты? И особенно после такой ее обо мне заботы? Естественно, не мог. Вот потому-то я, как и подобает истинно благородному рыцарю, пригласил ее еще раз на пруд, а она — как и подобает истинно честной девушке, — от этого приглашения еще раз отказалась.)

— Нет, — покачала головой Эрцебет. — Нет, я не пойду с вами на пруд, сударь. — Какое-то мгновение она молчала и вдруг еле слышно произнесла: — Да ведь вы и сами этого не хотите, правда?