Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион

• Название: Чёрный Скорпион
• Автор: Юрий Кургузов
• Жанр: Детектив

---

Следующим в духовный и физический контакт со мной вошел "грузчик" с милицейской дубинкой. Не знаю, какой казак учил его пользоваться этим инструментом как шашкой. Он замахнулся из-за спины, от всей широты русской души. В подобных случаях ставят простой блок — и запястье оппонента ломается само собой, инерция летящей дубинки отлично тому помогает. Так я и сделал: блок — негромкий хруст мелких костей — истошный вопль, и — левой по печени и указательным пальцем правой руки под кадык.

Второй сотрудник рябого начал красиво греметь и свистеть в воздухе цепью. Должен заметить, что цепь — штука очень неприятная и опасная, но лишь в руках умелого противника. Коли же это главное условие не соблюдено, то она может принести куда больше драматичных сюрпризов тому, кто ею машет, а не тому, на кого. Примерно так и получилось: мало того что этот орёл своими кульбитами не давал приблизиться ко мне целому еще покуда товарищу, — сначала он чувствительно заехал цепью себе по спине, а потом еще и по затылку. Когда же коварный снаряд едва ли не обмотал его молодецкую шею, я уже не мудрствовал — воткнул большой палец левой руки бедолаге чуть пониже пояса с правой стороны, и все последующие события перестали его занимать.

Стара как мир избитая истина, что только дураки учатся на своих ошибках. Оставшийся к тому времени на ногах парень с трубой, увы, в какой-то момент, очевидно, возомнил, что именно он самый крутой на этой базе, и — бросился в атаку. Уклонившись от удара, я вырвал трубу и врезал ею ему по ключице. Естественно, ключица сразу же сломалась, а потому в общую панораму поля боя и он смог отныне привносить лишь элементы звукового оформления. Всё, осталось топать домой. Нет, можно, конечно же, было показать этим парням еще какие-нибудь приемчики в партере, однако гуманизм в моей душе возобладал: я всегда был истинным гуманистом, и, думаю, что, к примеру, в какой-нибудь Флоренции эпохи Чинквеченто чувствовал бы себя гораздо комфортнее, нежели в наше жестокое время в нашей жестокой стране.

В общем, я собрался уже уходить, но вдруг кое-что вспомнил и вернулся к квадратному любителю топоров. Он пребывал в сознании, хотя, впрочем, сознание — понятие относительное и целиком зависящее от того, какой смысл вкладываешь в данный момент в это красивое слово. Я имел в виду, что рябой валялся на бетонном полу крючком. Глаза его были выпучены как у китайской рыбки-телескопа, и он ошалело вращал ими и по и против часовой стрелки.

Не выпуская из виду остальных потерпевших, я присел рядом и тихо спросил:

— Куда подевался этот белобрысый щенок?

Он молчал. Я повысил голос:

— Где искать эту мразь? Говори!

И опять — ни ответа, ни привета.

Тогда я поднял валявшуюся на полу резиновую дубинку и коротко, без замаха ударил по его левой руке. Легкий треск, всхрип… Аккуратно положив изуродованную руку вдоль тела, сделал вид, что собираюсь приступить к аналогичной операции над второй, покуда еще здоровой…

И знаете, этот маленький психологический трюк подействовал. Забыв про все на свете — боль, ненависть и проч., - этот мордоворот завизжал как баба:

— Не надо!.. Пожалуйста, не надо!..

Я бросил дубинку.

— Хорошо, не надо, так не надо. Говори.

Но он опять молчал.

Я с готовностью снова поднял дубинку и пожал плечами — мол, ну, гляди сам, как знаешь…

(А сейчас хочу сказать вот что. Да, понимаю, я обошелся с беспомощным врагом не слишком-то вежливо, однако весь предыдущий жизненный опыт учил: с подобными по-иному нельзя. Конечно, он валялся у меня в ногах, он был жестоко избит, унижен и раздавлен. Но только не думайте, что все это было мне так уж приятно, — с куда большим удовольствием я бренчал бы сейчас в каком-нибудь укромном уголке на гитаре или же галантно охмурял какую-нибудь смазливую девицу. Увы — в данный момент мне позарез нужна была информация, которая была мне нужна позарез. А самое главное то, что, поменяйся мы с ним местами, он бы меня просто убил. Я же убивать его не собирался. Во всяком случае, пока.)

И вдруг его точно прорвало.

— Щас… щас… — забормотал, заклокотал, завсхлипывал он. — Я скажу… скажу номер… Ты позвонишь… тебе скажут… вот… слушай… — И, запинаясь, он назвал номер.

— Молодец! — Я встал. — Сразу бы так, и не было бы неприятностей ни у тебя, ни у твоих дружков. — На пороге на секунду задержался: — Но смотри, дятел, выкинешь какой-нибудь фокус — я тя у негра в заднице достану!

И направился через двор и негостеприимную проходную к наверняка уже соскучившейся по своему седоку "Мазде".

Глава восемнадцатая

Попетляв по улицам, дабы убедиться, что за мной никто не следит, я остановил машину и, подняв все стекла, взял в руки телефон. Набрал номер, названный рябым, — послышались длинные гудки. Гудков было довольно много — уже кажется шесть, а я где-то читал, что по правилам хорошего тона трубку следует вешать после семи, — не берут, значит, либо никого нет дома, либо хозяева не желают именно сейчас ни с кем разговаривать. Но как бы там ни было, проверить глубину своих познаний в области этикета мне не удалось — трубку сняли.

Трубку сняли. И сказали:

— Алё! — Женским голосом.

— Алё, — радостно отозвался и я. Мужским. — Здравствуйте.

— Здравствуйте! — чирикнула, видимо, действительно женщина. — Что вам нужно?

Я не стал, извиняюсь, размазывать сопли по забору, а самым что ни на есть деловым тоном произнес:

— Мне нужно поговорить с Геннадием.

Женщина, а может, и девушка, — по тембру и регистру голоса скорее девушка, но ведь в наше смутное время тембр и регистр голоса, к сожалению, далеко не всегда являются критериями девственности — так вот, она удивилась:

— С каким Геннадием?

— Как с каким? Зверевым.

— Ах, с этим! — засмеялась она. — Но его нет.

— Да?! — "удивился" теперь я. — А мне сказали…

— Господи, ну правильно вам сказали, просто его сейчас нет. ("Сейчас" — с нажимом.)

— А когда будет? — полюбопытствовал я.

— Вечером. Он звонил минут десять назад, сказал, что придет ночевать… — И, немного помолчав, добавила: — Знаете, какой-то вздёрнутый, нервный весь. Неужто опять куда влип? Вы случаем не в курсе, а? — с трогательной доверчивостью спросила она.

Я полуискренне помотал головой:

— Не в курсе, честное слово, не в курсе.

Она вздохнула:

— Ну так позвоните вечером, часов в девять или даже десять. Раньше все равно не заявится.

— Обязательно, — пообещал я, — позвоню. Огромное вам спасибо, до свидания.

— До свидания. — И короткие гудки.

Я бросил трубку на сиденье и ненадолго задумался. Гм, похоже, эта кукла ни о чем не знает, да и вообще — удивительно наивное существо, даже не поинтересовалась, кто я такой, откуда взял номер и зачем мне понадобился ее ухажер. То, что он — ухажер, сомнений не вызывало. Бедная девочка… И бедная Вика!.. А впрочем, это я уже, кажется, не только заханжил, но и залицемерил — так ей, поганке, и надо, в следующий раз не будет связываться с барахлом.

— Да-да, вот именно — с барахлом! — грозно пробубнил я себе под нос и врубил зажигание.

Не скажу, что сложившаяся ситуация меня сильно устраивала, — почти полсуток вынужденного бездействия, да еще вдруг рябой со своей братией чего-нибудь отмочат. Но я все-таки надеялся, что не отмочат, — шороха там я вроде нагнал приличного, а с другой стороны, нет пока веских оснований считать, что эта шайка-лейка как-то связана с главными моими оппонентами — теми типами, которые любят вламываться по ночам в чужие дома, а при свете дня мешать дружеским парочкам уединенно плескаться в море.

Однако ежели вы полагаете, что я не нашел, чем заняться, то ошибаетесь — нашел. А когда подъехал к Маргаритиному "замку", сперва замысловато посигналил (условный знак), а уж потом занялся. Воротами, машиной и гаражом.

Войдя наконец в дом, увидел только Вику. Она возилась на кухне и наградила меня не очень-то ласковым взглядом.

— Пламенный привет от милого, — непринужденно проговорил я и по холостяцкой привычке полез к кастрюлям, но моментально схлопотал по рукам.

— Садитесь за стол!

Сел. А сев, уставился на нее младенчески-чистым взором, ожидая не только обеда, но и хотя бы одного-единственного вопроса о ее ненаглядном кобеле, — ну не могло же на самом деле Вику совершенно не интересовать, встретились ли мы, и если встретились, то в каком виде я его нашел и в каком оставил при расставании.

Но эта многогранно-ехидная девица, казалось, целиком была озабочена лишь одним: накормить меня. Я не протестовал и набил брюхо от души, а потом еще запил все предыдущее двумя кружками ледяного молока.

А потом я сказал:

— Спасибо. — А потом спросил: — Слушай, богиня Победы, тебе что, и в самом деле до лампочки этот пижон?