Евгения Альбац - Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ

• Название: Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ
• Автор: Евгения Альбац
• Издательство: Русслит
• Жанр: История
• Год: 1992
• ISBN: 5-86508-009-1

Книга известной журналистки Евгении Альбац на широкой документальной основе рассказывает об истории политической полиции в Советском Союзе, о том, как из инструмента власти КГБ постепенно превратился в самою власть. Это первая книга о КГБ, написанная советской журналисткой, живущей и работающей в России.

---

В общем — поработали. И тем лишний раз подтвердили: все без исключения управления КГБ, как бы они ни назывались, даже такое элитарное, как разведка, уже генетически, по рождению своему, настроены прежде всего на волну политического сыска.

Буквально не щадя себя трудился и Второй Главк (контрразведка). Равно, как и другие, отпочковавшиеся от него в разные годы подразделения. Помимо агентов ЦРУ, число которых, судя по сообщениям советской печати, росло просто-таки в геометрической прогрессии (и информация эта производила на обывателя должный эффект: «вот откуда наш бардак»), контрразведка собирала информацию о настроениях в умах в тех местах, куда эти умы приходили на работу. Каналы эти были давно апробированы и с гласностью никуда не исчезли.

Я имею в виду в данном случае не стукачей — это компетенция идеологической контрразведки, а сотрудников Комитета, откомандированных в различные советские учреждения, — так называемый «действующий резерв».

Есть свой «резерв» и в газете, где я работаю. Это милый, беззлобный парень, призванный наблюдать за иностранцами, кои работают стилистами и переводчиками в иноязычных изданиях «МН». Однако одновременно в его обязанности входит и информирование своего руководства о тех статьях, особенно критических и особенно негативно отражающих роль КГБ, которые готовятся к публикации в газете. Мне всегда было жаль этого майора, явно тяготящегося своей ролью. Помню, весной 1990 года после публикации моего очерка «Лубянка: будет ли этому конец?» (очерк выскочил на полосу вдруг, работа над ним держалась в секрете) над головой нашего Володи сгустились грозовые тучи. Он не успел (не захотел?) предупредить начальство, и оно пригрозило его за это уволить… Тогда его как-то пронесло, но впоследствии, готовя очередной материал по Комитету, мы с Наташей Геворкян предупреждали: «Володя, возьми, пожалуйста, больничный». Знаю, в других местах этот «действующий резерв» был отнюдь не столь мил и не столь расположен к «коллегам».

Вообще, с журналистами в последние годы перестройки работы прибавилось. Причем вести ее надо было достаточно искусно. Ибо требовалось формировать общественное мнение, точнее — манипулировать им — руками самих выразителей этого мнения — то есть средств массовой информации. Что, особенно после принятия Закона о печати и отмены цензуры, стало непросто. Как раньше? Один материал сняли, другой — поставили. Теперь приходилось вертеться.

Разброс вариантов был большим. От публикации статей «негласных помощников»: «Через агента «Родина» в «Наш современник» № 5 (за 1989 год) опубликован материал о писателе-эмигранте Л. Копелеве (объект «Каналья»), разоблачающий его связи с антисоветскими центрами Запада». До — издания под видом неофициальных своих газет и журналов: «С санкции КГБ СССР для противодействия религиозным экстремистам в околоцерковной среде с использованием агентов «Рязанского», «Тропинина» и объекта ДОН (дело оперативного наблюдения — Е.А.) «Апостола», находящегося на оперативном контакте, выпущен (июнь 1988 года — Е.А.) первый номер неофициального журнала «Слово», который распространен в среде верующих…»{35} Причем, заметьте, делал это КГБ достаточно тонко, вовлекая в свою игру людей, имеющих — в определенных социальных кругах — авторитет противников режима, как, например, «Апостол».

Придумывали и другие пути работы с прессой. «Надо, например, опубликовать материал по Литве — естественно, комитетской направленности. Но написать его не в лоб — так что «уши» сразу видны, а профессионально, чтобы читатель поверил, — делился со мной сотрудник идеологической контрразведки. — К нам в Управление приглашается известный журналист — назовем его «К», из «Московской правды». Опер готовит ему «болванку» — отбирает фактуру — хорошую фактуру, полученную по агентурным каналам. Выходит статья: хлесткая, не без уколов в адрес верховных властей. Короче — почти сенсация. А ведь такие задания каждый из нас получал персонально. Вызывает начальник: «У тебя в такой-то газете свой человек есть? — Есть. — Ну, действуй…» В результате в разных средствах массовой информации — от правых до левых — появляется серия публикаций. Они, конечно, разные, но нужные КГБ акценты содержатся в каждой. И нигде, понятно, не стоит подпись: «КГБ СССР», читатель видит: специальный корреспондент «А», обозреватель газеты «Б»…

— А если главный редактор не захочет публиковать такую статью? — спросила я своего собеседника.

— Ну, бывают, конечно, проколы. Однако не забывайте, что работа эта началась не вчера, не с гласностью и перестройкой. Нередко мы замечали молодого перспективного журналиста, подкидывали ему сенсационный материал — и ничего, учтите, не просили взамен, помогали, например, в решении жилищной проблемы, способствовали его карьере… Он, наконец, занимает значимый пост, а мы — осуществляем через него свое влияние…

— Какое? С какой стати независимые издания будут вас слушать?

— Во-первых, иной раз нужна малость: чуть-чуть придержать ту или иную статью. Пройдет время, и резонанс от нее будет куда как меньше. А потом… Не забывайте: оформлением документов для поездок за границу по-прежнему ведаем мы…»[63]

Честно говоря, я с большой долей скепсиса слушала своего собеседника. Боюсь, что иной раз сотрудники КГБ весьма преувеличивают свои возможности. Это как-то поднимает их в собственных глазах.

Да, в средствах массовой инфомации всегда было и — есть немало стукачей, «доверенных лиц» и просто кадровых сотрудников КГБ. Газеты и журналы — часть общества, не хуже и не лучше других его институтов. Всегда было известно, что зарубежные корпункты на 70 процентов «заселялись» комитетчиками — главным образом сотрудниками разведки. Более того: среди чекистов-журналистов есть очень много талантливых людей. Как, например, Александр Васильев из «Комсомольской правды», покинувший ряды Первого Главного Управления в декабре 1991 года. Правда, его принадлежность к ведомству иной раз вычислялась — особенно когда Васильев писал о тех комитетчиках, кто ушел на Запад. Но тут, кстати сказать, наши позиции часто совпадали. Другой вопрос — как еще КГБ мог оказывать на него свое влияние, за какие «ниточки» может дергать в будущем?..

И еще один штрих к деятельности идеологической контрразведки. Помните, какой энтузиазм в июне 1990 года вызвало принятие Верховным Советом СССР Закона о свободе совести, означавшего прекращение борьбы государства с церковью? Так вот, замечательно то, что закон этот годом раньше проходил апробацию… в КГБ СССР — то есть там, где с этой «свободой совести» десятилетиями боролись. «Высказаны соответствующие замечания», — написал в отчете после рассмотрения проекта Закона начальник 4 отдела, Пятого управления КГБ полковник В. Тимошевский…{36} Ну чем не театр абсурда Ионеску?

Однако, конечно, не мы, журналисты, были главным объектом внимания Комитета. Не второстепенным, но и не главным. «Серая масса», «молчаливое быдло», как принято было именовать моих сограждан, десятилетиями позволявшее властям над собою глумиться так, как они, власти, того хотели, вдруг стало выталкивать из своей среды новых лидеров, образовывать в бесчисленных количествах политические партии и общественные объединения.

На закрытых совещаниях руководства КГБ разрабатывались конкретные планы работы в этом направлении. Рядовым чекистам, главным образом из идеологической контрразведки, получавшим задание вербовать в среде оппозиционеров «негласных помощников», доходчиво объясняли, что контроль за деятельностью сих организаций необходим, дабы они ненароком не замахнулись на государственный строй и конституционные права граждан.{37}

Понятно, что ни один митинг, ни одна демонстрация, ни одна более или менее крупная «тусовка» демократической интеллигенции — как, например, заседания «Московской трибуны»[64] — без присутствия чекистов не обходилась, кои «в целях сохранения общественного порядка» проводили скрытую видеосъемку наиболее активных ораторов. К той же работе на митингующих улицах и площадях были подключены и офицеры Главного разведывательного управления Министерства обороны СССР.

Летом 1989 года, когда по стране прокатилась первая и мощная волна шахтерских стачек и забастовок, руководство Комитета определило для своих подчиненных еще один объект неусыпного внимания — рабочее движение. «Гегемон», как именовали пролетариат еще вчера, замордованный бытом и зачумленный водкой, вдруг проснулся и начал организовываться в некую и весьма серьезную политическую силу. Вот тут, полагаю, гебэшникам стало малость не по себе. С интеллигентами они уже как-то научились справляться, рабочий протест был, во всяком случае для молодого поколения чекистов, новостью. Старики же, конечно, помнили расстрел вышедших на площадь после очередного повышения цен рабочих в Новочеркасске, в 1957 году, в самый разгар хрущевской оттепели. Но тогда можно было стрелять, теперь требовалось действовать более тонко. И действовали.