Мишель Фуко - История сексуальности-III - Забота о себе

• Название: История сексуальности-III - Забота о себе
• Автор: Мишель Фуко
• Жанр: Философия

`История сексуальности` М. Фуко (1926 - 1984), крупнейшего французкого философа, культуролога и историка науки, - цикл исследований, посвященных генеалогии этики и анализу различного рода `техник себя` в древности, в Средние века и в Новое время, а такжевопросу об основах христианской точки зраения на проблемы личности, пола и сексуальности. В заботе о себе (1984) - третьем томе цикла - автор описывает эволюцию сексуальной морали и модификации разнообразных практик, с помощью которых инцивидуум конституирует себя укак такового (медицинские режимы, супружеские узы, гетеро - и гомосексуальные отношения и т. д.), рассматривая сочинения греческих и римских авторов (философов, риторов, медиков, литераторов, снотолкователей и проч.) первых веков нашей эры, в т. ч. Наставления супругам и Диалог о любви Плутарха, Беседы Эпиктета, Письма к Луцилию и О гневе СЕнеки, Письма Плиния Мл., О назначении частей человеческого тела и О пораженных местах Галена, О медицине Цельса, О женских болезнях Сорана, трактаты позднеэллинистических врачей из сборника Орибасия и т. д. К книге прилагаются аннотированный указатель имен, развернутый указатель цитированных произведений и библиография сочинений Фуко. Книга рачитана на философов, культуролдогов, историков, а также на всех читателей, интересующихся проблеммами истории европейской цивилизации.

---

__________

1 Там же, 36.

233

Очевидно, что аргументы Калликратида едва ли оригинальнее суждений Харикла. Общие места опошленного стоицизма, .с одной стороны, смесь элементов платонизма и эпикуреизма, с другой?1 Несомненно. Но ведь трудно не признать, что такое сопоставление двух родов любви -- как нельзя лучший повод для риторических упражнений с традиционной аргументацией. Банальность рассуждений и Харикла и Калликратида, иногда, впрочем, весьма изящно орнаментированная, безусловно, свидетельствует о том, что им отведена роль своеобразной философской геральдики: платонизирующий поклонник мальчиков защищает цвета Эрота, тогда как любитель женщин, тяготеющий к стоикам, выступает под взыскательным знаменем природы. Разумеется, отсюда не следует, будто стоицизм осуждал педерастию, а платонизм ее отстаивал, отвергая, в свою очередь, брак. Известно, что сами эти доктрины смотрели на дело иначе, и во всяком случае, все было не так просто. Но на основании имеющихся в нашем распоряжении документов приходится констатировать то, что следовало бы назвать "ассоциацией по предпочтению". Мы сталкивались с этим в предыдущей главе: искусство супружеского жизни более всего своим развитием обязано рефлексии стоического толка и ориентации на определенную концепцию естественного, на представление о фундаментальных потребностях природы, о предусмотренных ею месте и назначении каждого живого существа, и общем плане непрерывной преемственности и последовательной смены поколений, о состоянии изначального совершенства, от которого род человеческий впоследствии отпал, вступив на порочный путь извращенного распутства. Именно из этого источника будет обильно черпать христианская мысль, когда ей понадобится разработать собственную этику матримониальных отношений. Подобно этому, пристрастие к мальчикам, практикуемое как образ жизни, консолидировало и воспроизводило на протяжении столетий совсем иной теоретический ландшафт: космическая и индивидуальная сила любви; восходящее движе

______________

1 Прехтер в цитированном сочинении настаивает на эпикурейских аспектах выступлений Калликратида. Но Р. Блох утверждает, что космогония, изложением которой открывается его речь, не совсем характерна для эпикуреизма. С другой стороны, иногда встречаются и совершенно очевидные платонические аллюзии, как, например, в параграфе 49.

234

ние, которое дает человеку возможность вырваться из тисков насущных потребностей, приобретение и передача знания при участии интенсивных форм и сокровенных уз дружбы. Спор женской любви с любовью мужской,-- это нечто большее, нежели просто азартная литературная игра; но это и не конфликт между двумя формами сексуального влечения, борющимися за преобладание или возможность проявления соответствующей страсти. Это столкновение двух форм жизни, двух стилистических манер в использовании удовольствий и философских дискурсов, сопровождающих этот выбор.

2. В каждой из речей и Харикл, и Калликратид, рассмотрев тему "природы", обращаются к вопросу об удовольствии, который, как нам известно, всегда был узким местом педерастической практики, описываемой в категориях дружбы, привязанности и благотворного воздействия одной души на другую. Говорить об "удовольствии" с любителем мальчиков значит уже тем самым оспоривать его. Именно так видится дело Хариклу. Он берется разоблачить педерастическое лицемерие. Разоблачения его очень традиционны: вы себя выдаете за последователей Сократа, любящих не тела, но души. Отчего ж тогда вы равнодушны к мудрым старцам, а преследуете детей, которые даже не умеют рассуждать? Почему, коль скоро уж речь зашла о добродетели, вас влекут люди порочные, подобно тому, как Платон любил Федра, который предал Лисия, а Сократ -нечестивца Алкивиад, врага его отечества, пытавшегося стать тираном? Выходит, несмотря на все ваши заявления о "душевной любви", придется все же "снизойти", вслед за ним, за Хариклом, к вопросу об удовольствиях, и сравнить между собой "связь с мальчиками" и "связь с женщинами".

Первый из аргументов, которые Харикл применяет для различения этих двух "связей" и определения роли удовольствия в каждой из них, касается возрастных аспектов, а также проблемы длительности и преходящности наслаждения1. До глубокой старости женщина сохраняет очарование -- пусть даже ей помогает в этом весь ее богатый опыт; мальчик же привлекателен лишь короткое время. И Харикл сопоставляет тело жен

____________

1 Лукиан. Две любви, 25--26.

235

шины, неизменно вызывающее желание, ее вьющиеся кудри и всегда гладкую кожу "без единого волоса", с телом мальчика, которое очень скоро становится волосать1м и мускулистым. Но проведя такое различение, Харикл не заключает, как то обычно делали, что мальчик бывает желанен очень недолго, и любовник вынужден его вскоре покинуть, позабыв все свои обеты; напротив, оратор живописует того, кто. продолжает любить юношей старше двадцати лет и в стремлении к "сомнительному успеху противоестественной похоти" предается "двусмысленной Афродите", то есть пассивному наслаждению. Физические изменения, происходящие с мальчиками, рассматриваются здесь уже не как фактор, вызывающий недолговечность чувства, но как причина смещения сексуальной роли.

Второй довод в защиту "связи с женщиной" -- ее взаимность1. Это, несомненно, наиболее интересная часть речи Харикла. Прежде всего он напоминает, что мужчина -- существо разумное и не создан для жизни в одиночестве. Однако отсюда следует вывод не столько о необходимости иметь семью или принадлежать гражданской общине, сколько о невозможности проводить время в полном одиночестве и потребности в "дружеском общении" (philetairos koindnia), которое приятное делает еще приятнее, а трудное облегчает. Стоические трактаты о браке под таким общением обычно понимают совместную жизнь. Здесь эта идея применена к частному случаю физических удовольствий. В первую очередь Харикл рассматривает трапезы, которые, по его мнению, разделяют с другими потому, что в общеньи пиршественное наслаждение возрастает. Затем он обращается к сексуальным удовольствиям. Согласно традиционным представлениям, пассивный, то есть в той или иной степени подвергшийся насилию, "обесчещенный" (hubrismenos) мальчик не может испытывать удовольствие; вряд ли кто-нибудь "обезумел настолько", чтобы утверждать обратное: после пролитых слез и перенесенных страданий ему достается лишь "докука". Любовник мальчика получает свое удовольствие и уходит, ничего не оставив взамен. Иное дело женщины. Харикл приводит прежде факт, а вслед за тем формулирует и правило. В случае плотской близости с женщиной, утверждает

___________

1 Там же, 27.

236

он, происходит равноправный обмен удовольствиями, и любовники "поровну дают друг другу одинаковое наслаждение". Такому факту природы соответствует принцип поведения, осуждающий "себялюбивую жажду" удовольствий (philautos ароlausai): нельзя "заботиться только о том, чтобы забрать нечто приятное и [самому] получить от другого все наслаждение",-- лучше "разделить то, что сам получил, и взамен дать равную долю". Конечно же, взаимность удовольствий -тема, к тому времени хорошо известная и достаточно часто встречающаяся в любовной или эротической литературе. Любопытно, однако, наблюдать, как здесь ее используют для того, чтоб "естественно" охарактеризовав связь с женщинами, вместе с тем, установить правила поведения в aphrodisia, с другой же стороны, указать на противоестественную и насильственную, а значит и несправедливую, и порочную природу отношений мужчины с мальчиком. Такого рода взаимообмен удовольствиями, когда любовники, сходясь, заботятся о чувствах друг друга, соблюдая настолько строго, насколько возможно, условие равенства обоих партнеров в наслаждении, позволяет включить в сексуальную практику этическое начало, продолжая принципы этики совместной жизни.

К этому важному выводу Харикл добавляет еще два аргумента, не столь глубоко обоснованных, но также имеющих касательство к обмену удовольствиями*. Первый отсылает к популярной теме эротической литературы: тем, кто обходителен с женщинами, они могут доставить все те же удовольствия, что и мальчики, которые, в свою очередь, лишены того, чем располагает женский пол1. Следовательно, женщины способны предоставить все формы наслаждения, даже и те, что более всего по вкусу любителям мальчиков. Согласно второму аргументу2, признав приемлемой любовь между мужчинами, придется допустить и правомерность связи между женщинами. Это полемически заостренное утверждение о симметричности мужских и женских гомосексуальных отношений чрезвычайно интересно. Прежде всего потому, что оно отрицает (впрочем, как и вся

___________

* Этот фрагмент опущен в русском переводе.-- Прим. Ред.

1 Там же, 28.

2 Там же.

237

вторая часть речи Харикла) культурную, моральную, эмоциональную и сексуальную специфичность любви к мальчикам и относит ее к той же категории, что и вообще все половые отношения между мужскими особями как таковыми. Затем, для того, чтобы полностью скомпрометировать этот род любви, его уравнивают с отношениями, традиционно считавшимися много более постыдными,-- о них даже говорить "зазорно" -- с любовью между женщинами. Наконец, Харикл, опрокидывая эту иерархию, показывает, что женоподобный мужчина, занявший место пассивного партнера, заслуживает презрения куда большего, нежели женщина, узурпировавшая роль мужчины1.