Валерий Сафонов - Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага

• Название: Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага
• Автор: Валерий Сафонов
• Издательство: Эксмо, Яуза
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17127-4

Резкое неприятие вызвал у ветеранов-чекистов недавно вышедший в прокат фильм «Сволочи». Оно и понятно: подготовка и деятельность подростков в тылу врага показаны в нем тенденциозно и лживо.

Много ли наши создатели масс-культуры знают о тех людях, которые, несмотря на свой юный возраст, помогали в борьбе с захватчиками в годы Великой Отечественной войны, тем более о разведчиках-подростках? Пионеры, комсомольцы, они добровольно шли в тыл врага, чтобы добывать важные сведения, рискуя собственной жизнью, они мстили за гибель своих родных и близких, за истерзанную войной Родину.

Помещенные в настоящий сборник документальные повести рассказывают как раз о таких юных героях. Первая из них — «Воздаяние и возмездие» — посвящена молодежной группе, которой руководил самый юный резидент НКВД — шестнадцатилетний Алеша Шумавцов, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза. Вторая повесть — «В особый отдел не вернулся…» — это реальная история 14-летнего разведчика Особого отдела НКВД…

Так кто же все-таки сволочи: молодые пацаны, сражавшиеся с врагом, или современные популяризаторы лжи?

---

— Иди отсюда, прислужник фашистов. Разговаривать мы больше с изменником нашей Родины не желаем. Правда, Ваня?

Голубцов кивнул головой, тяжело вздохнул:

— И как таких людей земля носит? Ведь русский… Мать есть. Узнает она о тебе, о твоей предательской деятельности и обязательно проклянет сына своего, проклянет первый день, когда она услышала твой первый крик. Таковы они все, наши русские матери…

Рудич трясущими руками схватил свое модное пальто и, запинаясь от бешенства, прокричал:

— Бе-зум-цы!.. Безум-цы!.. Вы подписали себе смертный приговор!

Вдруг неожиданно для всех Петя вложил в рот два пальца и так молодецки свистнул, что Рудич, словно ошпаренный горячим паром, выскочил из бани, тут же влетел обратно, схватил свою барскую шапку и, яростно матерясь, рванулся за дверь. В бане поднялся веселый хохот. Тут зашевелились и солдаты-истуканы, не проронившие за целый день пока ни одного слова. Они наставили на разведчиков автоматы и, прорычав что-то по-немецки, удалились. За дверью загремели тяжелым амбарным замком, и в бане воцарилась тишина. Только поскрипывал по снегу часовой своими массивными башмаками.

Окно к своим

Разведчики, как по команде, уставились на малюсенькое банное окно, желтоватое стекло которого все было в трещинах. Их надежды и помыслы — все было связано с ним. Они долго смотрели на прорубленное в бревнах небольшое отверстие, вот взгляды их скрестились, и разведчики, тяжело вздохнув, опустили глаза: им стало ясно, что в банное оконце трудно будет пролезть даже худенькому Пете. Уж очень малюсеньким было оно.

Кузьмин посмотрел на Петю, положил на его мальчишечьи плечи руки, затем прижал его к себе и тихо сказал:

— Теперь все надежды наши связаны с тобой, Петя, — только ты один сможешь проскочить через это окошко.

Командир почувствовал, как мальчик весь напрягся, глаза его засверкали необыкновенной решительностью. Он молча смотрел на начальнка, потом усмехнулся:

— Без вас я баню не покину, вот вам мой ответ…

Кузьмин взъерошил белокурые волосы Пети и почти спокойно сказал:

— Мы бы рады, Петя, вернуться с тобой в Ленинград, но ты сам видишь, что в эту дыру мы с Ваней не пролезем, не для наших она габаритов. А вот ты должен, чего бы тебе ни стоило, добраться до своих…

В глазах у мальчика появились слезы, он шмыгнул носом и упрямо ответил:

— Нет, я остаюсь с вами… Без вас я не смогу дальше жить…

Тут на полке громко застонал Голубцов. Он с трудом поднял голову и сердито сказал:

— Ты, Петька, не валяй дурака. Заладил одно и то же, словно попугай… Ты должен вырваться отсюда. Этим отомстишь и за нас. Ведь уговаривать тебя у нас совсем нет времени… Смотри, уже сумерки надвигаются…

Ваня с трудом повернулся на бок, взмахом руки предложил Пете сесть на полку и продолжил:

— Ты, Петенька, запомни лучше мой домашний адрес: будешь в Ленинграде, обязательно сходи к моим родителям и передай моему отцу, Григорию Ивановичу, и маме, Екатерине Модестовне, что их сын Ваня погиб за Родину. Поклонись им и передай, что фамилию свою я не запятнал и пронес ее с честью…

Он закашлялся, стыдливо смахнул обильную слезу и тихо произнес:

— Мой адрес: Херсонская улица, дом 20, квартира 26…

Петя отвернулся от Голубцова. Ему стало как-то не по себе, что вот он, возможно, совсем скоро покинет баню и своих друзей, приговоренных фашистами к расстрелу. Будь его волями, конечно, остался бы с друзьями до последней минуты и полностью разделил бы их судьбу. Но ведь есть шанс вырваться из лап гитлеровцев. И этот последний шанс разведчик не должен упускать. А это значит, что добытые таким трудом сведения о фашистских войсках будут доставлены в Особый отдел фронта: координаты базы, предательство старика, он расскажет о Рудиче, о судьбе друзей. Вот сколько информации представит. Он совсем не виноват, что вырос таким маленьким и худеньким. Он не искал для себя это проклятое окошко, которое вырубили когда-то таким малюсеньким. Он подчиняется воле командира и логике: если есть возможность кому-то из разведчиков бежать от фашистов, значит, надо бежать. Ведь столько зависит от этого побега… Сквозь слезы Петя запоминал адрес и имена родителей Вани. Он доберется до них и выполнит последнюю просьбу искалеченного фашистами друга.

Кузьмин с нежностью смотрел на Голубцова. Он так был благодарен своему боевому другу за эту мысль: сообщить об их судьбе своим близким. Правда, отца и матери в Ленинграде у него не было. Они вместе с другими рабочими Сестрорецкого завода имени Воскова находились в эвакуации на Урале, где активным трудом ковали победу на трудовом фронте. Но в Сестрорецке у него жил очень дорогой ему человек: невеста Тамара Петерсон. С этой симпатичной и жизнерадостной девушкой он начал дружить до армейской службы. В армии он окончательно понял, что без этой девушки он не представляет свою дальнейшую жизнь. В письмах они уже строили планы счастливой семейной жизни, но помешала война.

Чистая и светлая любовь к Тамаре помогла ему вынести все ужасы фашистского плена и преодолеть трудности скитаний по их тылам. А сколько волнений и слез выпало на долю его любимой?.. Очень долго у нее не было никаких известий от него, но она твердо верила, она надеялась, что любимый ее вернется. И она дождалась… Прекрасно понимая, что война — это всегда большая кровь, сплошные невзгоды, частые слезы, ежедневные волнения и, конечно, долгая разлука, они на одном из редких и недолгих свиданий дали себе клятву: ждать друг друга всю войну, сколько бы она ни продолжалась. И разлукой их может стать только смерть, которая одинаково охотилась как за Кузьминым в тылу противника, так и за Тамарой в блокадном Ленинграде.

Тут он вспомнил последнюю свою встречу с Тамарой. Было это за день до отправления в тыл противника. Ему тогда дали увольнительную в Сестрорецк всего на три часа, но, надо же такому случиться: Тамары дома не оказалось. Она была в госпитале, где работала санитаркой. Сестра ее Надя пулей полетела туда, разыскала, но, пока та нашла себе замену, прошло около двух часов. На их последнее свидание оставался только один час. Тамара в этот день была, как всегда, веселой и жизнерадостной, но очень уж бледной. Она объяснила, что бледность у нее от тяжелой работы, но скоро это пройдет. Вот отдохнет после дежурства, и все будет в порядке. Но он-то хорошо знал, что причиной такой бледности являлась не ее работа, а систематическое недоедание. В Ленинграде начался голод, и скудный паек не мог возвратить ей, как и всем ленинградцам, прежний цвет ее лица.

Час пролетел незаметно, и настало время прощания. На улице шел мелкий, холодный дождь. Кузьмин был одет в поношенный пиджачок, застиранную гимнастерку и уже довольно старые, в нескольких местах искусно залатанные брюки, заправленные в сапоги. Девушки с жалостью посмотрели на Николая. И тут Надя рванулась в соседнюю комнату и вынесла совсем новое демисезонное пальто и серый свитер из домашней шерсти. Все это она протянула Кузьмину. Он не стал отказываться. Пальто коричневого цвета к тому же ему очень шло. Правда, он так и не знает, кто его носил до него, то ли муж Нади, то ли брат. Но одежда была ему очень кстати. Вот и Ване это пальто не раз заменяло одеяло.[40]

Командир с благодарностью улыбнулся Голубцову за такую счастливую мысль, пожал ему руку и произнес:

— Близкие обязательно должны знать о нашей судьбе. Правда, родителей у меня в Ленинграде нет. В эвакуации они, на Урале.

Он замолчал и, волнуясь, заходил по бане. Но вот провел рукой по волосам, глаза его заблестели, и он продолжил:

— Вспомнил отца своего, Ивана Васильевича, и сразу взгрустнулось. Интересный он у меня человек. Кадровый ленинградский рабочий. Считает, что нет ничего почетнее должности рабочего. Сестрорецкий горсовет пытался не раз выдвинуть его на руководящую советскую работу, но он всегда от нее отказывался. Пытался на него воздействовать своим авторитетом даже его друг, Николай Александрович Емельянов, так он только улыбался.

Тут Петя резко поднял голову и быстро спросил:

— Уж не тот ли это Емельянов, который в 1917 году скрывал в Разливе Владимира Ильича Ленина от ищеек Временного правительства? Мы незадолго до войны с классом были в Разливе, экскурсовод нам много рассказывал о жизни этого большевика…

Кузьмин утвердительно кивнул головой и продолжил:

— Тот самый… Мой отец дружил и Николаем Александровичем еще с дореволюционных времен. В июле-августе 1917 года он скрывал Ильича на станции Разлив. Владимир Ильич высоко ценил Емельянова, характеризовал его как лучшего и надежнейшего питерского рабочего.[41]

Петя какое-то время восхищенно смотрел на Кузьмина, а затем быстро спросил:

— И ты разговаривал с ним?

Командир улыбнулся:

— Конечно, разговаривал, вот так же, как сейчас с тобой. Ты знаешь, Николай Александрович, несмотря на то что занимал большие посты, был очень прост и доступен для рабочих. Жить в гуще народа, жить интересами народа — вот такая была цель его жизни.