Джей Дайс - Вашингтонская история

• Название: Вашингтонская история
• Автор: Джей Дайс
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Современная проза
• Год: 1958

В центре романа Д. Дайса «Вашингтонская история» — обстановка политического и морального террора в послевоенной Америке времен сенатора Джозефа Маккарти.

---

— Послушайте, — сказала она в отчаянии, — если мне нельзя не являться по этому нелепому вызову, научите, как вести себя на заседании!

Чэндлер помолчал и сложил под углом пальцы обеих рук, будто намереваясь прочесть детский стишок: «Вот церковь, вот колокольня…» Несколько секунд он задумчиво покусывал кончики двух пальцев, образующих «колокольню», потом внезапно разнял руки.

— Прежде всего, — сказал он, — не позволяйте принуждать себя к ответам и записывать в протокол искаженные показания. Они на это мастера, вы увидите, и сумеют ловко подтасовать факты, чтобы доказать вашу вину. Они перевернули вверх дном основной принцип англосаксонской юриспруденции: они заранее будут считать вас виновной, пока вы не докажете свою невиновность. И каждое ваше показание они постараются обратить против вас. Прежде чем заседание объявят закрытым, вы должны настоять, чтобы вам дали высказаться — это ваше право. Быть может, вы будете вынуждены выступить против них.

— Я? — воскликнула Фейс. — Я буду выступать против комиссии конгресса? Да у меня никогда не хватит духу! — Сердце ее дрожало так же, как голос. При одной этой мысли у нее сжалось все внутри. — Боюсь, что, когда заседание подойдет к концу, я смогу только пищать, как мышь.

— Предположим, что вы — мышь, — сказал Чэндлер, — и вокруг вас рыщут большие, хищные кошки. Как вы поступите?

— Я убегу, — слабо усмехнулась Фейс.

Чэндлер покачал головой.

— Вы — в ловушке, откуда нет выхода. Что вы станете делать?

Фейс съежилась от страха.

— Не знаю!

— Если б вы были настроены иначе, — сказал он, — и вас не смущала бы перспектива стать cause célèbre[7], можно было бы создать интереснейшее дело, оспаривая юридическое право этой комиссии на существование. В процессе «Коблдик против Соединенных Штатов» было установлено, что законность действий комиссии может оспариваться просто путем неявки по вызову…

— О нет! — проговорила Фейс. — Я для этого не гожусь! Тут нужен борец… быть может, мученик. Словом, человек гораздо более мужественный и храбрый, чем я, — у меня никогда не хватит решимости.

— Хорошо, миссис Вэнс, — улыбнулся Чэндлер. — От этой участи вас можно избавить. Прежде чем делать из вас Дрэда Скотта, посмотрим, что будет завтра. У вас есть определенные права, о которых вы не должны забывать, независимо от того, как будет комиссия вести допрос.

Фейс слушала, и ей казалось, будто ее сжимает мощный кулак, но только это не был тот смело поднятый кулак, который коммунисты избрали эмблемой борьбы.

10

Через час беседа с адвокатом окончилась. Пепельница, стоявшая перед Фейс, была полна окурков, но Дейн Чэндлер не выкурил ни одной сигареты. Наконец, откинувшись на спинку кресла, он взял сигарету и спросил:

— У вас есть еще ко мне вопросы?

— Пока нет, — ответила Фейс. — Я должна сперва подумать. — Она слегка опустила веки, прикрыв глаза длинными ресницами.

Мысли ее кружились, как пружинки в сложной заводной игрушке. За этот час она многое рассказала Чэндлеру о себе, о своей работе, о том, что она не нашла никакой поддержки в Департаменте и что Мелвин Томпсон отказал ей в помощи, вспомнила кое-что из своей студенческой жизни, упомянула о сочувствии испанским республиканцам. Чэндлер слушал, не перебивая, и казалось, пытался сложить отдельные части ее рассказа в одно целое, словно картинку-головоломку. В этом рассказе был существенный пробел — Фейс ни словом не обмолвилась о своем муже. Но если Чэндлер и заметил это, то не подал виду.

Он задумчиво глядел на нее сквозь дым сигареты, и лицо его заметно погрустнело. Быстрая улыбка уже не скользила по его губам, а ясные серые глаза потемнели и стали хмурыми, как ноябрьское небо. Непринужденная простота, так успокаивающе действовавшая на Фейс, вдруг исчезла, уступив место странной напряженности. Он слегка отвернулся, словно вглядываясь во что-то за окном, — там на крышах лежали резкие угловатые тени, а знойное марево искажало очертания предметов, как волнистое стекло.

— Я стараюсь представить себе, — мягко произнес он, уже без прежних ноток в голосе, — что бы я сделал на вашем месте. Я часто думаю, как бы я поступил, если б меня бросили прямо на линию огня… Так легко давать советы и так чертовски трудно действовать самому!

И вдруг Фейс осенила мысль, четкая, как огненные буквы, выступившие на стене Балтазарова дворца: Чэндлер боится за себя. У него прогрессивные убеждения, но он боится, что у него не хватит мужества отстаивать их. Все внешние условия его жизни, казалось бы, должны были приглушить эти убеждения — и деловые связи, и круг друзей и знакомых, а главное, способ, которым он добывал средства для жизни. День за днем он жил под гнетом этой раздвоенности и мучился, не зная, сумеет ли остаться верным себе в минуту испытания. Фейс только сейчас увидела у него под глазами легкую синеву, а на лице — маленькие скорбные морщинки, которых она не заметила раньше. То были еле уловимые признаки частых бессонниц и тяжелых раздумий. Странное дело, она почувствовала, что роли их мгновенно переменились: теперь уже она прониклась жалостью к Чэндлеру и искренне огорчилась, что не в состоянии ему помочь. Ведь заговорив о возможности создать процесс, в котором оспаривалась бы законность существования комиссии, он тем самым намекнул, — правда, только намекнул, — что готов вступить в открытую борьбу. А она сразу же разочаровала его своим ответом. Ей стало стыдно. Это было первое испытание — и она его не выдержала. Что ж удивительного, если он сейчас распрощается с ней и больше не станет интересоваться ее делами. Он не нашел в ней никакой поддержки, и теперь она не вправе рассчитывать на его помощь. И, разумеется, винить его нельзя; виною всему только она, Фейс, и ее малодушие, — то самое малодушие, за которое она осуждала Чэндлера еще до встречи с ним. Как она была несчастна сейчас, — с той ночи, когда умер ее отец, она никогда еще не чувствовала себя так глубоко несчастной.

— Откуда вы знаете Аба Стоуна? — неожиданно спросила она. — Он говорил мне, что вы вели какие-то дела профсоюза.

Она вдруг подумала, что Аб Стоун наподобие контрапункта в музыке является как бы высшим соединительным звеном между ней и Чэндлером. И тут же ей пришло в голову другое сравнение: на логарифмической линейке жизни Стоун обозначал собою максимальную величину, которой хотел бы стать Чэндлер. А что такое Фейс Вэнс? «Просто цифра, — горько сказала она себе, — от силы — двузначное число!»

— Да, — с подавленным вздохом ответил Чэндлер. — Я вел несколько дел по просьбе Аба. — Он помолчал, потом торопливо добавил: — Разумеется, только частным образом! Фирма никогда не фигурировала в этих делах.

— Я так и думала, — слегка улыбнулась Фейс.

Она хотела спросить, как относятся старшие компаньоны к его частной практике, но удержалась. Наверное, они смотрят на это сквозь пальцы, как на чудачество, как на маленькую странность, которую можно простить талантливому молодому адвокату, приносящему фирме немалый доход.

— Аба Стоуна я знаю много лет, — прервал ее мысли голос Чэндлера. — Мы познакомились в Питсбурге: я ездил туда по делам фирмы, которые касались и профсоюзных договоров. Между Абом и мной была стена, но нам быстро удалось сломать ее. Мы сразу почувствовали друг к другу взаимное уважение. И с тех пор Аб для меня вроде духовника. Мы довольно часто видимся и о многом говорим и спорим. И почти всегда, — невесело усмехнулся Чэндлер, — он кладет меня на обе лопатки.

Чэндлер отвернулся и рассеянно потер пальцами кожаную поверхность стола, как бы полируя ее. Это движение выдавало какую-то скрытую неуверенность. Внезапно зажужжал зуммер внутреннего телефона, и Чэндлер так же внезапно отдернул от стола руку.

В микрофоне раздался четкий и почтительный голос секретарши:

— Мистер Чэндлер, я разыскала мистера Грейсона. Он у телефона.

— О, — произнес Чэндлер, беря трубку, — я было совсем забыл.

— Хелло, хелло! — залаял в мембране мужской голос.

— Хелло, Грейсон, — сказал Чэндлер. — Вы прислали вызов на завтрашнее утро моей клиентке, миссис Вэнс. Я хотел бы узнать… Ну, понятно, понятно…

Голос Грейсона хрипел в трубке, но Фейс не могла разобрать ни слова. Впрочем, это было неважно, потому что к сердцу ее прихлынула волна блаженного облегчения. Чэндлер сказал «моя клиентка». Он не отказывается от нее! Она уже не одинока, не беспомощна. Есть человек и есть организация, которые будут для нее опорой! Она почти физически ощущала, как исчезает мучительная тревога. Ей хотелось громко засмеяться, закричать от радости. Она убедилась, что не брошена на произвол судьбы, и жизнь снова стала похожа на рождественское утро. Сейчас она уже не могла называть его про себя мистером Чэндлером. «Он для меня и не Дейн, он мой защитник, мой поверенный». В мозгу ее зазвенели обрывки фраз: «По совету моего защитника…», «Вам сообщит мой поверенный…». Как сразу стало легко на душе!