Александр Шульгин - Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1

• Название: Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1
• Автор: Александр Шульгин
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-98042-032-0

 Выдающийся американский химик-фармаколог русского происхождения прожил удивительную жизнь, аналогом которой может послужить разве только подвиг Луи Пастера. Но в отличие от Пастера Шульгин испытывал на себе не новые сыворотки, а синтезированные им соединения, правовой и социальный статус которых в настоящее время проблематичен - психоактивные препараты. Бросив вызов «новой инквизиции», ограничившей право человечества на познание самого себя, доктор Шульгин, несмотря на всевозможные юридические препоны, продолжал свои исследования на протяжении сорока лет, совершив своего рода научный подвиг, значение которого смогут оценить лишь будущие поколения.

---

По прошествии нескольких месяцев работы в Аэрокосмической лаборатории я был приглашен в гости к Пинкертону. Он жил в доме, который находился в богатом пригороде Санта-Мария. Меня пригласили на обед с хозяином дома, его супругой и, как мне дали понять, его «желанным» сыном, мальчиком старшего подросткового возраста. Но так получилось, что именно в этот вечер другой сын Пинкертона, наркоманивший хиппи двадцати одного года, в некотором смысле изгой, лишенный прав, вбил себе в голову, что ему нужно заглянуть домой. (Много лет спустя он рассказал мне, что его приход был вовсе не случайным; он услышал обо мне и решил выяснить кое-что для себя.)

Случилось так, что в довершение ко всему он превосходно играл в пинг-понг, и мне сообщили, что обычно он переигрывал своего отца (были намеки, что отец находил это невыносимым), но по счастливой случайности я обыграл этого парня на боковых подачах. В итоге между мной и Пинкертоном установилась некая асимметрия благодаря допущению, что, вероятно, я мог побить его в пинг-понг (в любом случае, это никогда не было проверено на практике). Я уверен, что все это было никак не связано с теми отношениями, которые вскоре между нами установились, однако память о том вечере настаивает на обратном.

На следующей неделе меня вызвали в офис административного помощника Пинкертона. Он был мил и дружелюбен со мной. С ним у меня было несколько энергичных бесед. Он сообщил мне, что от него требовалось проводить инструктаж каждого консультанта всех исследовательских проектов капитана для определения уровня секретного допуска. Уровню допуска присваивался соответствующий цвет или буква, не припомню какие. Очевидно (так мне было сказано), все люди, работавшие в настоящее время в Аэрокосмической лаборатории, уже получили его, кроме меня.

Этот допуск открыл бы мне доступ к любым уже проведенным исследованиям, соприкасавшимся с моим. Однако было ясно, что получение доступа к этим неизвестным сокровищам возможно лишь в обмен на мое согласие позволить таким же образом классифицировать и контролировать мои собственные мысли и творческие процессы. Я также знал, что секретный допуск означает, что всю оставшуюся жизнь тебе придется хранить полное молчание относительно всего, что я увидел, услышал и испытал за время работы на правительственное агентство, выдавшее тебе секретный допуск. У меня не было выбора. Я отклонил эту возможность.

Через несколько дней мне деликатно сообщили, что я больше не вхожу в состав исследовательской группы.

В последующие месяцы я поддерживал связь с некоторыми учеными, которых мне довелось узнать в Аэрокосмической лаборатории, и, в конце концов, я узнал, что фонды, выделенные НАСА для исследований психоделиков, скорее всего, были выделены Министерством обороны, хотя, разумеется, ни у кого не было абсолютных доказательств. Вспоминая прошлое, я вижу, какую ценность проводимые в Аэрокосмической лаборатории исследования могли представлять с военной и химической точек зрения.

Я также начал понимать, почему обещанная мне лаборатория, стеклянная посуда и оборудование - не говоря уже об астронавтах - так и не материализовались. Независимо от того, что этот Пинкертон думал о моем вкладе в его программу - или дополнении к его собственному профессиональному блеску - это было тщательно скрыто от меня и опутано веревками под названием «Секретно» и «Конфиденциально».

Я ушел из лаборатории с вопросами, на которые еще предстоит дать ответ, правда, скорее всего, они так и останутся без него. Действительно ли мой капитан Пинкертон вербовал научные умы для осуществления того, что он считал патриотическими задачами? Действительно ли он был этаким современным Макиавелли с личными интересами, которыми он не хотел делиться ни с кем? Возможно, он просто был эгоистичным коллекционером, собиравшим интересных и колоритных людей, подобно любителю искусства, у которого в личной галерее висит пять подлинных картин Ван Гога, и больше ни одна живая душа не может их увидеть.

В любом случае, я оказался за дверями Аэрокосмической лаборатории в Сан-Карлосе, а также за пределами академического мира. По счастливой случайности, я продолжил строить и использовать свою частную лабораторию, пока работал в Саннивейле, так что жребий был брошен: теперь я официально был научным консультантом и оказался перед необходимостью прилагать все усилия, чтобы выжить в этом качестве. 

Глава 8. МЭМ

  Чем именно является четвертная нота «до»? Музыкант мог бы определить ее как маленький зачерненный круг с вертикальной чертой, торчащей из него, расположенный на одну линию ниже нотного стана. Но тогда ему необходимо определить такие слова, как знак ноты и нотный стан. Физик мог бы попробовать использовать образ синусоидальной волны на осциллографе с периодом около четырех миллисекунд, проходящей в течение короткого промежутка времени. Но что такое «синусоидальная» и что такое - миллисекунда? От невропатолога можно услышать совершенно другое: у него речь будет идти о волосках на улитке и нейронах в слуховой области коры головного мозга. Еще один взгляд, отличный от других, высказанный на таинственно звучащем жаргоне. Все правы, и все же каждый может остаться непонятым без пространного дальнейшего разъяснения.

Я сталкиваюсь с такой же сложной проблемой, когда у меня спрашивают, что такое мескалин. Человек, который принимал его, мог бы, пожалуй, перечислить эффекты, которые оказывает на него этот наркотик, дистрибьютор, что занят расфасовкой, мог бы описать его вкус и цвет, а химик, синтезировавший мескалин, мог бы рассказать об этом веществе в терминах молекулярной структуры. Возможно, это мое предубеждение, но у меня всегда проявляется склонность к описанию молекулярной структуры, поскольку я справедливо полагаю, что это одно из немногих последовательных и бесспорных определений. Но, Боже мой, какой тут требуется всплеск веры, чтобы согласиться с предложенной картиной!

Молекула - самая малая часть чего бы то ни было, тем не менее она не перестает быть этим чем-нибудь. Есть кое-что и меньше - группа объединенных атомов с полной потерей первоначальной идентичности. Вы не видите молекулы. У нее имеется структура межатомных связей, которая выведена благодаря продолжительным логическим рассуждениям и столетнему опыту экспериментирования. Но молекула остается единственным действующим термином для создания новых препаратов. Я не хочу затевать здесь лекцию по химии, но в то же время действительно желаю разобраться с волшебством «четвертой позиции».

Химия - невыносимо прерывистое искусство. Материя может изменяться лишь посредством целых атомных скачков. Нет никаких гладких, непрерывных трансформаций. Химическое соединение (наркотик, реактив, раствор, газ, запах) состоит из невообразимо большого количества идентичных молекул. Если бы вы посмотрели всего лишь на одну из них через микроскоп какого-нибудь алхимика, то, наверное, вы увидели бы тридцать пять атомов, сцепленных вместе каким-то определенным образом. Некоторые из них были бы атомами углерода, другие - атомами водорода. Если бы вы рассматривали молекулу ТМА, вы нашли бы там еще один атом азота и три атома кислорода. Идентичность соединения зависит от того, сколько атомов находится в невидимой минимальной части вещества и как именно они соединены друг с другом.

Число атомов должно изменяться целыми числами; данное условие - это как раз то, что означает отсутствие любой непрерывной трансформации. Нельзя увеличить молекулу при помощи небольшого кусочка атома. Вы можете добавить целый атом кислорода, но бессмысленно прибавлять к молекуле 17% от атома кислорода. Гомолог данного соединения - это новое вещество, которое стало больше (или меньше) посредством добавления (или отнятия) трех атомов - одного атома углерода и двух атомов водорода. Ничего промежуточного между веществом и его непосредственным гомологом создать невозможно.

Или, если мы оставляем число и тип атомов неизменным, новое соединение можно получить простым изменением порядка соединения атомов. Переместим атом или группу атомов с одного места на другое. Изомер данного соединения станет новым веществом, имеющим идентичный вес (на молекулярном уровне), однако атомная структура у него будет преобразована.

Самые ранние мои манипуляции с молекулярной структурой были связаны с созданием изомеров: я больше менял местоположение атомов, чем добавлял или убирал отдельные атомы. Кольцо ТМА (оно называется бензоловым) имеет пять различных позиций, в которых размещены атомы. Отсчет начинается с первой позиции, здесь присоединяется главная часть молекулы. Таким образом, вторая позиция идентична шестой (обе на месте стрелок, когда они показывают два или десять часов); третья позиция идентична пятой (часы показывают четыре или восемь часов) и четвертая позиция (шесть часов) равноудалена от остальной части молекулы. Это и есть искомая четвертая позиция.