В. Н. Кривцов - Отец Иакинф

• Название: Отец Иакинф
• Автор: В. Н. Кривцов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Введите сюда краткую аннотацию

---

— Да что же, Николай Алексеевич, план ваш кажется мне хорош и заманчив, — сказал Иакинф в раздумье. — Такой журнал мог бы делать достоянием просвещенной публики и изыскания наших ученых и оным доставлял бы удобный способ побыстрее сообщать миру свои сочинения и открытия. Ученые услышат голос критики еще до того, как сочинение выйдет отдельным изданием. Да об этом можно только мечтать!

— Доволен, что нахожу в вас единоверца в замышленном предприятии, — оживился Полевой. — Конечно же, такой журнал потребует более тщательной подготовки. К нему нужно будет привлечь весь цвет нашей науки и словесности! Но и выходить он может не ежемесячно, а скажем, четыре раза в год. Словом, я хочу видеть вас, отец Иакинф, в числе его непременных и деятельных участников. Вот вы изволили сказать: об этом можно только мечтать. А это ведь не просто мечта. Насколько я знаю, в главном цензурном комитете, куда переслали мое прошение, проект сей встречен довольно-таки снисходительно. Во всяком случае, комитет не находит препятствий к разрешению мне издания наряду с "Телеграфом" и "Летописей". Что же до газеты, то это представлено на рассмотрение министра, и я жду его решения. Разумеется, я человек не наивный и предвижу немалые затруднения, но я полон решимости своего добиться.

Иакинф предложил гостю сигару и закурил сам. Полевой, роняя пепел, с одушевлением продолжал развивать свой план, и в самом деле заманчивый. Иакинф слушал его с интересом. В речи Полевого чувствовались и ум, и практическая сметка, и какая-то дерзкая сила, и независимость суждений. В этом худом, бледном человеке угадывалась фанатическая преданность своей идее и сильный характер. Во всяком случае, он представлял собой полную противоположность так не понравившемуся Иакинфу шумному, но какому-то рыхлому, краснолицему, с маслянисто-влажными голубыми глазами Булгарину — другому знаменитому журналисту и издателю, с кем он познакомился в редакции "Северного архива".

Пожалуй, Полевой был даже и нехорош собой — волосы растрепаны, лицо высохло, правое плечо выше левого, как у человека, привыкшего долгие часы проводить за письменным столом или за конторкой. Но что-то привлекало в нем Иакинфа. Ему всегда были по душе люди увлеченные. Полевой был полон энергии. Небольшие, но живые и быстрые его глаза смотрели зорко. Что-то было в нем от отца, Полевого-старшего, к которому Иакинф питал расположение. Тому было тогда, в Иркутске, наверно, столько же лет, сколько Николаю Алексеевичу теперь, и он тоже всегда был преисполнен самых разных проектов, один фантастичнее и заманчивее другого, его тоже тянуло за облака, как он любил говорить. Эта энергия и предприимчивость были, наверно, у Полевых в роду. Во всяком случае, судя по рассказам Алексея Евсеевича, и он сам, и отец, и дед, и дядья, и братья его были люди широкого размаха, этакие купцы-землепроходцы, колумбы азиатских земель, искавшие удачи, а порой и складывавшие свои буйные головы то в Персии, то на Камчатке, а то и в далекой Америке…

— Но как бы то ни было, — говорил между тем Полевой, — я призываю вас, отец Иакинф, к деятельному сотрудничеству. Я крайне заинтересован в публикации и "Телеграфе" надежных исторических и статистических известий об азиатских странах, а особливо о Китае. И уж кому, как не вам, взяться за освещение у наг таких сюжетов. Я читал ваши прелюбопытнейшие статьи и переводы в "Северном архиве", да и от Владимира Федоровича Одоевского, а с ним мы старые друзья, слыхал, что у вас полным-полно самых разных планов и замыслов. Тут, как говорится, на ловца и зверь бежит. Поверьте, я охотно предоставлю страницы "Телеграфа", а если мне разрешат, так и "Летописей", для ваших сочинений, критик и переводов.

— Покорнейше благодарю, Николай Алексеевич, за любезное приглашение. Почту за честь сотрудничать в вашем журнале. Сожалею только, что нет у меня нынче ничего совершенно готового. Только что сдал в печать большую книгу "Записки о Монголии" и передал на рассмотрение ценсоров две другие — "Описание Чжунгарии" и "Описание Пекина". А теперь затеял новый труд — "Историю первых четырех ханов из Дома Чингисова". Тоже будет книга не маленькая.

— Что же она собой представляет?

— Видите ли, я выбираю из китайских летописей и династийных историй все сведения, какие там есть, относящиеся и к самому Чингисхану, и к его восприемникам — Угэдэю, Гуюку и Мункэ.

— А отчего же вы решили ограничить себя только этими первыми четырьмя ханами?

— На мой взгляд, это самый любопытный и самый темный для европейцев период монгольской истории. Начало стремительных монгольских завоеваний и образование Великой Монголии. Я убежден, что со смертью Мункэ начинается распад Монгольской империи. Правление Хубилая, установление владычества монголов в Китае и учреждение там новой Юаньской династии — это уже совершенно новая страница в монгольской истории. Работа сия у меня еще в самом разгаре и потребует несколько месяцев усердных разысканий. Есть у меня, правда, множество заготовок и переводов, сделанных еще в Пекине.

— Так покажите мне ваши богатства. Не таитесь.

— Мне скрывать нечего, — улыбнулся Иакинф. — Вот, не угодно ль взглянуть?

Иакинф подвел Полевого к полкам. На них стояли десятки толстенных томов аккуратно переплетенных рукописей.

— Начнем отсюда, что ли. Сие перевод китайской канонической книги исторических преданий — "Шу-цзин" по-китайски.

— Что это за предания?

— Это, наверно, самое древнее из всех исторических сочинений китайских. Составление его приписывается Конфуцию. Тут собраны поучения героев и государей самой глубокой древности — Яо, Шуня, Юя — и сказания о них.

— Переводилось это когда-нибудь на европейские языки?

— Нет, насколько я знаю. Текст-то уж больно труден, без комментариев его и понять невозможно. Римско-католические миссионеры, а они-то главным образом и занимались в Европе переводами, всегда норовили выбрать себе для переложения что-нибудь попроще.

— Так это, должно быть, материал исключительной важности для изучения древней китайской истории?

— Думаю, что так, Николай Алексеевич. А сии три тома — это перевод "Дай-Цин И-тхун-чжи" или "Землеописания Китайской империи", как я его назвал по-русски. В него входит и описание принадлежащих ей владений.

Иакинф показывал Полевому рукопись за рукописью, и каждая новая все больше разжигала у того любопытство.

— Отец Иакинф! Да это же всё невиданные сокровища. У меня просто глаза разбегаются. Вот и давайте, давайте предадим их тиснению! Зачем же держать все это под спудом?

— Держать под спудом я, разумеется, не собираюсь. Но всему свое время. Поспешишь, говорят, — людей насмешишь. Понимаете, переведено-то это все начерно, для себя. Переводил я в Пекине, мало думая об отделке переводов, оставляя ее на потом, на возвращение в отечество. Отдавать сие на суд просвещенной публике без тщательной выверки и обработки не могу. Это не в моих правилах. Впрочем, постойте, постойте — вот небольшая статья "Ежедневные упражнения китайского государя". Мой доброхотный помощник даже перебелил ее. Взгляните, может вам и подойдет.

— Превосходно! — Полевой быстро пробежал рукопись. — Очень любопытная статья. Напечатаю в ближайшей же книжке. Я был убежден, что с пустыми руками от вас не уйду. А что до ваших книг, так, ради бога, шлите их мне, как только выйдут в свет. Тотчас откликнусь на них рецензиями. Но это — дело дня завтрашнего, а у меня и сегодня есть к вам, отец Иакинф, предложение, которое должно вас заинтересовать. Сергей Дмитрич Полторацкий… Вы с ним не знакомы? Он нередко бывал на субботах у Владимира Федоровича Одоевского. Милейший человек, хоть и лентяй, но прирожденный книжник. Большую часть времени проводит он в Париже — что же, богат и независим. Это мои глаза и уши во французской столице. Так он прислал мне только что изданное там по-французски "Путешествие в Китай" Егора Федоровича Тимковского. У нас-то оно довольно уже известно. А теперь вот, видите, и Европа им заинтересовалась. Ну, разумеется, как только я получил французский перевод, тотчас решил дать на него рецензию. Приятно, что это во всех отношениях достойное произведение нашего соотечественника получает признание у европейцев.

— Егор Федорович говорил мне, что оно переведено на немецкий.

— Да. И вызвало уже несколько сочувственных откликов и в Германии, и во Франции. А теперь вот издано и по-французски и, как пишет мне Полторацкий, переводится с французского на английский. Как же было этому не порадоваться!

— Ну, в Европе-то переводы с чужих языков не диво, — заметил Иакинф, — французы и англичане беспрестанно делают такие услуги одни другим. Это вы не хуже меня знаете. А что до немцев, так те чуть ли не сплошь переводят все английские и французские книги.

— Но, согласитесь, отец Иакинф, русскому-то можно еще погордиться честью быть переведену и издану в Европе, — горячо возразил Полевой. — А книга Тимковского любопытна не просто потому, что идет издалека. Сочинение это, на мой взгляд, замечательно в самой сущности своей, оно проливает новый свет на географию и историю малоизвестных земель азиатских.