В. Н. Кривцов - Отец Иакинф

• Название: Отец Иакинф
• Автор: В. Н. Кривцов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Введите сюда краткую аннотацию

---

Саня со смущенной улыбкой признался, что никак не может ужиться ни со своими коллегами, ни с начальством.

— Пожил бы ты в лавре, средь лаврских благочестивых иноков! — сказал Иакинф. — Святоша на святоше. И все одинакие, будто размножили на литографском камне в синодальной типографии. Тебя-то как-никак окружают ученые.

— Это только звучит так — профессора, ученые! А по большей-то части, это всё такие обскуранты и по уши погрязли в искательствах. А что до начальства, так ему место скорее в казарме, нежели в университете. Вот и выходит, людей кругом много, а оглянешься — пустыня.

Иакинф принялся над ним подтрунивать.

— Могу тебе, Саня, один совет дать. Секрет ладить с людьми прост, — сказал Иакинф с хитроватой улыбкой. — Говори с ними не про то, что тебя занимает, а про то, что их занять может, что их душеньке любо. И враз прослывешь человеком умным и обходительным

— Будто ты сам таков! — усмехнулась Таня. — Вы же оба никогда не могли покривить душой. О Сане уж и говорить нечего. Да разве может он слицемерить хоть в малом, прикинуться заинтересованным, когда равнодушен, сказать человеку слово похвалы, ежели считает, что тот его не заслуживает. У него всегда что на уме, то и на языке. Впрочем, это-то мне в нем и мило, — сказала Таня, помолчав, и ласково поглядела на мужа. — Отношений с людьми это, конечно, не улучшит, но душу от ржавчины убережет.

— А я уж решил, что ты мне, как старому другу, пожаловаться на мужа надумала, — засмеялся Иакинф. — А что до начальства, тут самое главное — на свою холку не давать охулки. Ежели ты, говоря с начальником, позволишь ему хоть раз поднять голос, пиши пропало. Но зато, ежели при первом же его грубом слове сам на него голос возвысишь, считай — дело в шляпе. Вот увидишь, беспременно испугается и уступит. Право слово, уступит, потому как решит: ты человек с характером и задевать тебя рискованно. Поверь, друже, это многократно проверено и испытано.

— Да, дипломат из тебя — хоть куда! Недаром к министерству иностранных дел высочайше причислен и до столь высоких чинов дослужился, — сказала Таня с забавно-серьезным видом.

И все трое рассмеялись.

Так они сидели за большим столом. Дневной свет постепенно угасал. Вошел слуга, зажег свечи, растопил печку. За окном шел мокрый снег, а в комнате было тепло и уютно. Большие английские часы в углу отсчитывали время. Но этого никто из них не замечал…

II

Он думал, что зайдет к Карсунским на часок, а вернулся в лавру уже за полночь. Встретились, разговорились, и он понял, что все его опасения напрасны. Было у них как-то по-особенному тепло, он не ощутил и намека на ту неловкость, которой опасался… Ну, разве что в самые первые минуты.

Бывает, что встретятся старые друзья после долгой разлуки, а им и сказать-то друг другу нечего, и разговор сразу обрывается, как только кончаются воспоминания. А одними воспоминаниями сыт не будешь. Люди вдруг понимают, что все эти годы разлуки они шли в разные стороны и очень далеко ушли от тех, какими были когда-то. Тут этого, слава богу, не случилось. Жизнь хоть и разбросала их в разные стороны, но не сделала чужими.

Конечно, время оставило на каждом из них свои отметины. Особенно это было заметно в Сане. И все же это был прежний Саня — несмотря на одышку, на полноту, на те черты профессорской маститости, которые он обрел за эти годы. А вот Таня внешне переменилась мало. Признаться, он очень боялся увидеть ее старухой. Она же выглядела превосходно — стройный стан, тонкая талия и ни малейшего намека на полноту. Вероятно, никто не дал бы ей сорока пяти, хотя она и не прибегала ни к каким уловкам, чтобы скрыть свой возраст, она просто не замечала его. Глядя на нее, Иакинф и сам перестал замечать свой. А вот внутренне она переменилась неузнаваемо. В ней не осталось и следа от той доверчивой девочки, какой он ее помнил, от той беззаботной, ребячливой веселости, с какой она встречала их с Саней в старом саблуковском доме над Черным озером,

Нет, не беззаботная девочка, а умудренная жизнью женщина встретила его. Чувствовалось, что она по-настоящему умна. И то была не заемная мудрость, которую можно вычитать из книг, а подлинная, какой научают беды и которую может дать лишь свой, а не чужой душевный опыт.

Как хорошо, что он не стал больше откладывать. Что бы там ни случилось, этот вечер будет для него одним из самых памятных.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I

Как и было условлено, Иакинф заехал за Шиллингом.

К Пушкину они отправились пешком. Квартировал тот в Демутовом трактире на Мойке, в двух шагах от Марсова поля, где жил Павел Львович. Шиллинг быстро отыскал пушкинский нумер, состоявший из двух обращенных во двор комнат.

В прихожей их встретил человек Пушкина и сказал, что Александр Сергеевич больны и никого не принимают.

— Ах, какая досада! А мы пришли его проведать.

— Это вы, Павел Львович? — послышалось из-за двери. — Милости прошу, проходите, проходите!

Пушкин откинул клетчатый шотландский плед, которым был укрыт, провел тонкими пальцами по спутанным волосам и поднялся навстречу, протягивая Шиллингу руки.

— Здравствуйте, любезнейший Павел Львович! Это превосходно, что вы нашли время навестить больного. Рад вас видеть!

Выглядел он и в самом деле больным. Глаза очернены тенью, широкие рыжеватые бакенбарды всклокочены, лицо иссечено морщинами и выражает угрюмость.

— Что с вами, Александр Сергеевич, дорогой? Я не на шутку встревожился, получив вашу записку.

— Да что-то опять нога. И, должно быть, желчь разлилась. И вот — валяюсь в постеле.

— Очень, очень жаль! А у меня собралась вчера холостая пирушка. Как вас не хватало!.. Удостоен, видите ли, чина действительного статского советника.

— Ого! Поздравляю. От души. А я всего лишь отставной губернский секретарь.

— У отца же Иакинфа вышла в свет первая книга. Как же было не отметить такие события? Да что ж это я? — спохватился Шиллинг. — Позвольте представить вам моего друга — отец Иакинф. Надежда нашей хинологии. Целых четырнадцать лет провел он в столице Поднебесной империи.

Пушкин быстро повернулся, взглянул на Иакинфа и вдруг улыбнулся, обнажая ровные, удивительной белизны зубы. Иакинфу показалось, что и весь он как-то разом переменился — следы угрюмства будто слетели с его смуглого усталого лица.

На какой-то миг Пушкин смешался, видимо не зная, как приветствовать необычного гостя в монашеской рясе, но затем решительно протянул руку:

— Рад познакомиться, отец Иакинф. Много о вас наслышан.

Иакинф пристально, хотя и не без доли смущения, разглядывал знаменитого сочинителя. Был тот много ниже Иакинфа и смотрел на него, слегка откинув голову, увенчанную вьющимися темно-русыми волосами. Выглядел он старше, нежели Иакинф предполагал. Но рукопожатие у него было крепкое. Да и во всей его стройной, сухощавой фигуре, облаченной в мягкий татарский халат с распахнутым воротом, угадывалась скрытая сила.

Усадив гостей в просиженные сафьяновые кресла и предложив им сигары, Пушкин сам устроился на диване — по-турецки, с ногами.

Улучив момент, Иакинф вытащил припасенную книгу и на первой, после титула, чистой странице написал:

Милостивому Государю Моему

Александру Сергеевичу Пушкину

В знак истинного уважения от переводчика

Апреля 26-го дня 1828

— "Описание Тибета в нынешнем его состоянии", — прочел Пушкин. Он быстро перелистал книгу и, поблагодарив Иакинфа, тотчас забросал его множеством вопросов; они хоть и были отрывочны и беглы, но, как отметил про себя Иакинф, все шли к делу…

— Это так отрадно, отец Иакинф, что вы намереваетесь пролить свет на сношения наши со странами Востока, — сказал Пушкин, расспросив Иакинфа о его планах. — Как мало мы знаем о восточных народах! А они, я убежден, могут рассказать нам о себе много нового и необычного! И похвально, похвально, что вы наметили себе целую программу переводов из китайской словесности. Именно переводы! — горячо говорил Пушкин. — Без переводов, добросовестных, исполненных со знанием дела, невозможно настоящее просвещение. И такое ободряющее начало! Нет, нет, это надобно отметить. Никита! — крикнул Пушкин слуге.

Тот принес бутылку вина.

Хлопнула пробка, зашипело вино в стаканах.

Пушкин поднял свой в честь гостей. Говорил он живо, с подкупающей естественностью.

Иакинф осушил стакан и почувствовал, что исчезает неловкость, которую он испытывал на первых порах, и к нему приходит привычное самообладание. Вино тем и хорошо, что освобождает от скованности; разговор повился, как ручей, — из стороны в сторону.

— А вы заметили, Павел Львович, — отнесся к Шиллингу Пушкин, — кому книга-то посвящена? Княгине Зинаиде Александровне Волконской!