Евгения Доброва - Персоны нон грата и грата

• Название: Персоны нон грата и грата
• Автор: Евгения Доброва
• Издательство: Плюс-Минус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-98264-030-1 978-5-98264-030-7

Главная тема прозы Евгении Добровой — осмысление личности, внимание к внутреннему миру молодой женщины, истоки характера которой — в детских переживаниях. Страстное желание героини побороться за себя, найти границы своего «я» напоминает борьбу пара с крышкой котла. Перед вами продолжение истории героини в иных обстоятельствах и антураже.

---

— You are what you eat.

— Конечно! Помидорина — это же мой образ. Листья у нее ядовитые, плоды, пока незрелые, тоже. А когда созреют, то райские.

— У любой поэтессы так.

Я, кажется, знаю, в чем дело. Что ближе всего по вкусу к томатному соку? Правильно, кровь. Вот вам и ответ.

Продавали бы кровь — я бы кровь покупала.

В каком-то кино дьявол в человеческом обличье мог только сырые яйца есть. Тюк! — и выпивает…

Надо же откуда-то брать жизненные силы.

ГОЛОВА И НОГИ

Бабушка и мама очень разные. Однажды мама купила красивые дымчато-синие босоножки фирмы «Цебо» на тонком высоком каблуке. Но в них было очень тяжело ходить. Мама мучилась, мучилась, пока бабушка не взяла топор и не подрубила каблуки. Сама бы мама ни в жизнь так не поступила. (А я бы поступила? Возможно. Если бы в голову пришло такое остроумное гордиево решение, а это вряд ли.)

Тогда мне было четыре, а в шестнадцать я получила эти босоножки в качестве приданого — не считая укороченных каблуков, они были как новые.

Я обрадовалась, но носить не смогла: одела пару раз на дискотеку в школу — нет, неудобно. Мама посмотрела на это дело и переправила босоножки тете на Украину.

Прошло много лет. Чешскую фирму «Цебо» переименовали в «Бата». Когда я была на год старше, чем тогдашняя мама, я пошла в обувной магазин и купила себе туфли «Бата». На двенадцатисантиметровом каблуке. Хожу в них вечером дома по ковру и думаю: боже мой, в жизни не было удобней обуви.

Зато была обувь вычурная. Чего только стоит незабываемое дефиле по Кронштадту в «меховых» шлепанцах — в сабо с фиолетовым гагачьим пухом. Это была фирма Zara, так себе, средней руки испанская модная фабрика, мейнстрим.

И вот этот мейнстрим нашел воплощение в петербургской поездке прошлого лета. У меня был ансамбль: черная бархатная кофточка-топик, отороченная таким же пухом, только, соответственно, черным, пуховая, опять-таки, заколка и эти вот «меховые» фиолетовые шлепанцы.

Когда я заявилась в таком наряде гости к питерскому поэту Кононову, первое, что он сказал, распахнув двери, было:

— Женя! Пушистая, как от Костромы!

Заметьте, не «из», а «от». Я не стала переспрашивать. Потом выяснилось, что Кострома это модный дизайнер.

И вот, будучи в этом самом «от Костромы», я в компании двух московских друзей отправилась в Кронштадт осматривать Морской собор архитектора Косякова. Собор восхитил меня; я достала фотоаппарат и сделала несколько кадров. А потом мы просто пошли бродить по городу. Если бы не солнце, бирюза исполинского купола и блеск Обводного канала, Кронштадт произвел бы удручающее впечатление: на улицах, в кафе-столовой, на автобусных остановках — там все еще продолжался Советский Союз.

Не торопясь, мы шли втроем посредине проезжей части — машин на острове почти не было, — и вдруг нас обогнала девушка. Не пройдя и трех метров, она оглянулась. Потом еще раз. И еще. В глазах ее было изумление и зависть.

Я поняла, что она смотрит на мои шлепанцы. Смотрит, как если бы это была «ламборджини» или «феррари».

Поняла и ужаснулась.

«Главное — голова и ноги, — говаривала во времена моей юности классная дама Казетта Борисовна, блиставшая в нашей захолустной сельской школе. У нее всегда были идеальные прически и дорогая обувь. — Запомните, девочки: голова и ноги!»

ПОГРУЖЕНИЕ

Как поживает ваш генеральный директор? Он тебе все еще нравится? Есть положительная динамика? — Мы сидели на кухне у школьной подруги, и я выспрашивала у нее последние новости.

— Это долгосрочный проект, — сказала Люда. — Знаешь, он все-таки умный мужик. Ведет себя демократично, прислушивается к коллективу… Мои идеи, например, одобрил.

— А какие у тебя были идеи?

— Во-первых, я подумала, хорошо, если бы во всех авиакомпаниях использовались одинаковые бланки для заявок. — Людина работа состояла в том, что она бронировала и выписывала билеты в туристической фирме «Майклз Трэвел Хаус».

— И вы ввели единые бланки?

— Пока нет. Он сказал: ну, когда эта система появится в России… Но ведь он же не против.

— А еще?

— А еще организовал поездку в Бологое. Знаешь, как мы там напились на пленэре! Трое суток гуляли. В лесничестве, на берегу реки. Это ведь было мое предложение — устроить погружение.

— Погружение во что? — спросила я.

— Да просто погружение.

— Нет, правда, во что?

— Н-ну… — Люда задумалась. — В компанию…

В Корее на заводе «Хюндай» субботние корпоративные open airs с семьями (!) предусмотрены контрактом. Попробуй не прийти, не погрузиться.

В тот день я осталась ночевать у Люды. Она растолкала меня в семь утра. Натыкаясь на стены и мебель, я побрела в ванную.

— Давай быстрее, — сказала Люда, — я и так опаздываю, а нам еще заправиться нужно и Ваньку в сад забросить.

В восемь мы ехали в сплошном потоке по Третьему кольцу. Людмила материлась. Ребенок на заднем сиденье скулил: увидел в магазине на заправке машинку, а ему не купили. Машинка стоила тысячу рублей.

Мы подъехали к садику на улице Пырьева, Люда выдернула расстроенного бэби из «ниссана», и они побежали к дверям, жадно заглатывающим новых мам и детей.

В момент Люда выбежала обратно.

— Пятнадцать минут осталось, — сказала она. — Нам ну никак нельзя опаздывать, понимаешь? Дойдешь сама до метро, ладно? Я высажу тебя на Бережковке. — Люда надавила на газ.

— Сколько ты зарабатываешь?

— Тысячу долларов.

На Бережковской набережной мы были без пяти девять. Я перешла дорогу по светофору и увидела, что из метро «Киевская» прямо на меня идет стена. Быстрым шагом, плотными рядами, торопливо закуривая, сотни, а может быть, тысячи служащих шагали в сторону центра.

Зрелище поразило: такого количества сосредоточенных и единонаправленных людей я не видела очень давно. Если видела вообще.

«Девятичасовые, — подумала я. — Надо подождать, пока пройдут». И свернула к ближайшему ларьку рассматривать резинки для волос.

А ведь эта картина повторяется каждый день, у любого метро. В 7:55, 8:55, 9:55, 18:05, 19:05 и 20:05.

Вот оно, погружение.

ВИФЛЕЕМСКАЯ ЗВЕЗДА

Все началось с того, что Алексис сделал мне предложение. Мне сразу не понравилась эта история. Во-первых, он заявился пьяный, во-вторых, без цветов. Если бы я прислушалась тогда к своим ощущениям, может, ничего бы и не было. Но я не прислушалась. Я согласилась. К тому моменту мы прожили вместе два с половиной года. Но сейчас-то он был пьян как свинья и даже цветов не принес.

После не очень вразумительного «да» (что-то вроде «у меня нет повода тебе отказывать») мы решили позвонить родителям. Я набрала папу. Но телефон взяла мама. Было двенадцать часов ночи.

— Мы в больнице, — сказала мама. — В Шатурском районе. На рыбалку ездили. Папа с дерева упал. Сломал позвонок и четыре ребра. Сук не выдержал. Там ива была на берегу. Представляешь, и он туда полез.

— Дров, что ли, не было? — спросила я.

— Вид красивый, — сказала мама. — Фотографии потом покажем. Бабушке только не звони.

И я решила пока им ничего не говорить. А Алексису сказала: «Давай подождем, пока папа поправится». — «Долго?» — «В лучшем случае, полгода». — «Ох-ох-ох, — расстроился Алексис, — вот несчастье!»

Папу привезли домой через месяц и велели лежать. Он тут же позвонил и попросил купить учебник испанского, чтобы провести время с пользой. Хорошо, сказала я и отправилась в дом книги «Медведково». Учебников там не оказалось, зато открыли новый цветочный отдел. Чтобы не уходить из магазина с пустыми руками, я купила большой комнатный цветок с ярко-красными листьями, он назывался пуансетия, или вифлеемская звезда. У меня никогда не было цветов, но пламенеющее чудо сразило в самое сердце, и я купила вифлеемскую звезду, голубой цветочный горшок, пакетик земли, удобрение, получила устную инструкцию и, зажав в кулаке бумажку с названием цветка, отправилась с добычей домой. Дома мы с Алексисом пересадили пуансетию в горшок, хорошенько полили, сфотографировали и как среднесветолюбивое, по словам продавщицы, растение поставили на шкаф.

Через два месяца она сбросила свой кровавый наряд, скрючилась и засохла. Мы повздыхали и выкинули останки на помойку. Ботанический эксперимент завершился фиаско.

— Даже цветы у меня дома не приживаются, что уж говорить о мужчинах, — жаловалась я знакомой цветоводше. С Алексисом мы к тому времени расстались по той причине, что указывают в загсе: не сошлись характерами. Ну а поскольку до загса так и не дошли, то и указывать ничего не пришлось.

Цветоводша была опытная, со стажем. Всю жизнь проработала в Ботаническом саду МГУ, и к моменту выхода на пенсию ее квартира напоминала дендрарий и оранжерею одновременно.