Филипп Капуто - Военный слух

• Название: Военный слух
• Автор: Филипп Капуто
• Жанр: О войне

Эта книга не претендует на историческое исследование. В ней нет ничего о политике, власти, стратегии, влиянии, национальных интересах или внешней политике. Она не предъявляет обвинений тем видным деятелям, что привели нас в Индокитай, и чьи ошибки были оплачены кровью самых обычных людей. В общих словах, это просто книга о войне, о том, что люди делают на войне, и о том, что война делает с ними. В более узком смысле это рассказ солдата о самом продолжительном военном конфликте с нашим участием, единственном, что мы проиграли, и в первую очередь — мои воспоминания о том длительном и порой неприятном периоде моей жизни.

---

— Ну, а мне всё равно туда охота.

— И мне. Даёшь Конга. Мы с пацанами хоть сейчас смахнёмся с Чарли.

Это был Маккенна, похвалявшийся тропическим гамаком, который он раздобыл, выменяв на что-то у спецназовца из подразделения, стоявшего в Дананге. Он был в каске и бронежилете, а свёрнутый гамак прицепил к ремню. «Мы им дадим просраться. Понял? Люку-гуку, нах, конец». Пригнувшись, прижав карабин к груди, он пробирался взад-вперёд по проходу между койками как охотник, подкрадывающийся к добыче. «Понял? Теперь у меня есть нулёвый нейлоновый камуфлированный супер-нах-спецназовский тропический гамак, и я готов к чему угодно».

— Да ты к одному готов — в психушку загреметь, — сказал Хадсон.

— Да ну тебя, ну тебя. Всё со мной ништяк, и всё для поля есть. У меня есть вот этот тропический гамак и взвод зверюг, и потому я — чемпион мира по тропическим боям. Глянь-ка, глянь — я чемпион мира по тропическим боям.

Он всё шарился вокруг с маниакальной улыбкой на лице.

— Ты чемпион мира по долбоёбству, Мак, — сказал Хадсон.

Маккенна стремительно развернулся и осыпал офицера-артиллериста воображаемыми пулями. «Ба-бах. Ба-бах. Тра-та-та-та-та. Сделали тебя, пушкарь и говнодав техасский, и сделал тебя чемпион мира по тропическим боям. Душегуб я, понял? Душегуб я, нах.

— Понял? Я душегуб, и у меня целый взвод зверейших зверюг во всём Вьетнаме. Мы зверские, звер-ски-е, нах, душегубы.

Он обернулся к Нилу, который выписывал название своего городка на полях листа почтовой бумаги. Остальную часть листа он уже заполнил. «Глянь-ка, шкипер, — сказал Маккенна, подбираясь к нему и ухмыляясь. — Я чемпион мира по тропическим боям. Ты нас туда пошли, меня с моим зверьём. С этим спецназовским гамаком я неуязвим».

Не отрывая глаз от своих каракуль, Нил сказал: «Сними-ка эту дурь, мистер Маккенна».

— Да ну, шкипер, это ж мой гамак для тропических боёв. Всё как надо, пропитка, сетка от москитов…

— Слышал, что я сказал? Сними.

— Есть, сэр.

— А как снимешь, дуй в связной блиндаж и проверь, как там телефонная линия до Чарли-Хилла.

Поникнув головой, чемпион мира по тропическим боям ответил: «Есть, сэр».

* * *

Операция «Харвест мун» завершилась на третьей неделе декабря. Вертолёты прилетали без ликования, кучами доставляя раненых в дивизионный госпиталь. Один санитар рассказал нам, что раненых было так много, что в госпитале принимали только тех, кто нуждался в неотложной помощи. «Они складывали мертвецов в рефрижераторы, — рассказывал он, — но всё забили, и сейчас трупы укладывают в ящики из-под снарядов, и составляют их по четыре в высоту в отделенных палатках». Но потери противника оказались эквивалентны батальону, и на этом основании наши генералы единодушно порешили, что операция увенчалась великим успехом.

23-го числа мой взвод получил подарок к Рождеству: нас придали роте «D» капитана Миллера, которой предстояло провести трёхдневную операцию по изгнанию вьетконговцев из деревни Хойвук. Эта деревня, которую зачищали уже неоднократно, до сих пор оставалась в руках противника. План нападения был в равной мере прост и опасен. Мой взвод должен был провести отвлекающий манёвр для прикрытия подхода роты «D» к деревне, и должны мы были это проделать, пройдя по тропе вдоль северного берега реки и привлекая к себе как можно больше внимания. Тем временем рота «D» должна была подойти к Хойвуку с юга и нанести удар по Ви-Си с тыла. Опасность состояла в том факте, что моему взводу предстояло пройти пять миль по тому самому протяжённому минному полю, что называлось «Тропа «Пурпурное сердце»». Вероятнее всего, нам предстояло наткнуться как минимум на одну серьёзную мину или напороться на засаду, а поскольку взвод сократился почти до половины исходной численности, даже умеренных потерь мы себе позволить не могли.

Как бы там ни было, мы все были бодры и веселы, когда побрели в то утро с Чарли-Хилла. Погода наконец наладилась, и мы рады были видеть солнце, жар которого так проклинали в засушливый сезон. Кроме того, мы ликовали по поводу временного избавления от капитана Нила. А главное, нам предстояло хоть что-то да делать, а не просто выжидать.

Взвод пересёк рисовый чек к югу от заставы, растянувшись змейкой по дамбе и будто бы исполняя некий дикарский танец. Река лежала прямо перед нами, вся в излучинах, жёлто-коричневая, обрамлённая пальмовыми и бамбуковыми зарослями. Мы свернули на тропу, инстинктивно увеличив дистанцию до десяти шагов. «Исходный рубеж. Оружие к бою». Командиры отделений передали команду назад. «Оружие к бою». Раздалось резкое металлическое щёлканье передёргиваемых затворов. Морпехи медленно шагали в безмолвных зелёных сумерках джунглей, кое-кто хромал из-за волдырей, покрывавших ступни. Мы форсировали узкую протоку, по которой пролегал фронтир индейской территории. Аллен, Лоунхилл и Кроу шли впереди в отрыве от колонны, голова Кроу поворачивалась из стороны в сторону, механически, как радиолокационная антенна.

Я подтянул наплечные лямки рюкзака, тяжёлого от набитых в него сигнальных ракет, дымовых гранат, запасных носков, пончо и сухпая на три дня. По бокам его были привязаны сапёрная лопатка и мачете. В карманах я тащил карту, компас, ручные гранаты, ещё несколько ракет, гализоновые таблетки, таблетки против малярии и запасной магазин к карабину. Пистолет, две обоймы с патронами, нож, перевязочный пакет и две полные фляжки висели у меня на ремне. Стальная каска и бронежилет — ещё двадцать фунтов к нагрузке. Амуниция тянула фунтов на сорок в общем и целом, но меня будто отрывало от земли ощущение чудесной лёгкости. Я чувствовал себя во всех отношениях отлично, так хорошо мне не бывало уже много месяцев. Даже Нил, не склонный к раздаче комплиментов, с похвалой отозвался о моём бравом энтузиазме перед выходом взвода с базы. Эта перемена в настроении была вызвана неожиданным и загадочным избавлением от вируса страха. Я не знал, почему. Знал только, что перестал бояться смерти. Не то чтоб я считал себя неуязвимым, мне, скорее, стало всё равно. Я уже перестал бояться смерти, потому что перестал переживать по этому поводу. Само собой, иллюзий по поводу того, что смерть моя, если придёт, будет благородным самопожертвованием, у меня не было. Это будет просто смерть, к тому же некрасивая. Красивая смерть подразумевала некоторый выбор, ритуал, стиль. А на войне красивых смертей не бывает.

Но то, как именно я умру, больше ничего не значило. Мне было всё равно, какой там будет моя смерть, лишь бы наступила быстро и безболезненно. Я умер бы так же просто, как жучок, раздавленный каблуком ботинка, и, наверное, именно осознание своей никчёмности — как насекомого — привело к тому, что мне уж стало наплевать. Я был простым жучком. Мы все были жучками, сучащими лапками в борьбе за выживание в этом забытом богом месте. Те, что проиграли в этой борьбе, ничего не изменили умерев. От того, что погибли Леви, Симпсон, Салливан и другие, ничего не изменилось. Тысячи людей каждую неделю погибали на войне, и от суммарного количества всех этих смертей ничего не менялось. Война продолжалась и без них, и, так же, как она продолжалась без них, продолжалась бы и без меня. Моя смерть ничегошеньки не изменила бы. Ступая по тропе, я не мог припомнить других ощущений, которые были бы более возвышенными или в большей степени дарили ощущение свободы, чем это безразличие к собственной смерти.

Взвод прошагал всё утро, продолжив марш и после полудня. Тихонечко, почти неуловимо, тропа поднималась к возвышенностям. Сонгтуйлоан сузилась. Сучья и всякий мусор уносились её бурлящим потоком. Река, которая одно время была прямой как канал, резко заворачивала, образуя водовороты на месте излучины, и исчезала в гуще джунглей, лежавших перед нами. За четверть мили до нашей цели, деревни Хойвук, мы свернули на тропу, которая шла по кругу через густые джунгли и заново соединялась с основной тропой там, где река охватывала деревню подковой. Продираться через заросли пришлось долго. Мы с Кроу по очереди махали мачете. Пиявки падали с мокрых листьев и устраивались на наших шеях. Мы прошлёпали через очередную протоку. Запруды, образованные подлеском, превратили её в ряд затхлых луж. Однако на другом берегу пошли джунгли пореже, и идти через тенистый бамбуковый лес стало легко. Солнце лучиками пробивалось через неподвижные изящные бамбуковые листья. Огневая группа Аллена оторвалась довольно далеко вперёд от колонны. Это была, можно сказать, лучшая тройка скаутов на свете. Месяцы, проведённые в лесах, превратили вполне заурядных юношей в искусных охотников на людей; Аллен, костлявый паренёк со Среднего Запада, который улыбался — когда улыбался — весело, как череп; Кроу, низкорослый крепыш, мастерски владевший своим дробовиком 12-го калибра; Лоунхилл, чистокровный команч из Оклахомы, отличный стрелок, ростом он был шесть футов два дюйма, а взгляд у него был такой, что заставлял при беседе с ним осторожно выбирать слова. Они бесшумно, по-охотничьи шли по раскисшей тропе. Мы слышали лишь шуршание тонких, смертельно опасных крайтов в зарослях, далёкую канонаду и недовольное урчание реки прямо по курсу.