Филипп Капуто - Военный слух

• Название: Военный слух
• Автор: Филипп Капуто
• Жанр: О войне

Эта книга не претендует на историческое исследование. В ней нет ничего о политике, власти, стратегии, влиянии, национальных интересах или внешней политике. Она не предъявляет обвинений тем видным деятелям, что привели нас в Индокитай, и чьи ошибки были оплачены кровью самых обычных людей. В общих словах, это просто книга о войне, о том, что люди делают на войне, и о том, что война делает с ними. В более узком смысле это рассказ солдата о самом продолжительном военном конфликте с нашим участием, единственном, что мы проиграли, и в первую очередь — мои воспоминания о том длительном и порой неприятном периоде моей жизни.

---

— Я семнадцать лет уж этим занимаюсь, — сказал он, когда мы пересекали под дождём заиленный оранжево-розовый ручей. — Староват я для этой бойскаутской херни, лейтенант. Вернуться бы в Пэррис-Айленд, дослужить до двадцати лет и слинять ко всем херам. Хоть поживу наконец со старухой своей и детишками.

— Да блин, тут всего-то красная глина, сержант Кэмпбелл, — сказал Брэдли, шагавший за нами. — Нам со стариной Дином пройтись по ней всё равно, что домой из школы пробежаться.

— Я к лейтенанту обращался, говнюк.

— Так точно, сэр, сержант Кэмпбелл.

— Как я говорил, лейтенант — дослужить до двадцати и свалить. Я ведь в Южной Каролине восемьдесят акров прикупил, там на пенсии и обоснуюсь.

Я засмеялся: «Дикий Билл Кэмпбелл, помещик».

— Валяйте, сэр, смейтесь. А я свалю со службы, поступлю в полицию, и с ихней зарплатой да моей пенсией жизнь у старины Дикого Билла будет охереть как номер один, а вы, говнюки, так и будете тут говно месить.

— Не, бля, — раздался чей-то голос. — Я его месить буду ровно сколько положено. Я-то нихрена не лайфер.

— Да тебя в лайферы никто и не возьмёт, дубина сраная.

Завершив учения форсированным маршем в десять миль, мы ввалились в главные ворота базы с воинственными видом и намерениями. Но 24-го батальон всё так же торчал на Скале. Больше недели приказы то отдавались, то отменялись. Нам сказали, что операцию в Дананге отменили, и мы всё-таки отправимся в Гонконг. Затем нам сообщили, что Первый Третьего должен приготовиться к высадке на аэродроме Дананга, намеченной на 1 марта. С первого числа вылет перенесли на третье, с третьего на пятое, а потом и вовсе отменили. Со слов тех, что «говорят», этих никому не известных источников, доносящих до военнослужащих правду, полуправду и враньё, батальону предстояло оставаться на Окинаве до 8 апреля, после чего отплыть на Филиппины.

Не знаю даже, были эти регулярно отменявшиеся приказы заранее запланированным средством введения противника в заблуждение, или просто примером неразберихи, предшествующей большинству крупных военных операций. Если верно первое, то в заблуждение были введены именно мы, и никто другой. Девки в барах Хереко, эти извечные источники точной развединформации, безутешно сокрушались по поводу нашего грядущего отъезда. «Вы из Первого Третьего батальона, ехать Вьетнам скоши-скоши. Я тебе не врать. Может сайонара вся Третий морской пехоты. Номер десять (хуже всего), нет деньги Хенеко, нету джи-ай тута». Ещё одно знамение грядущих перемен появилось в газете на английском языке, издававшейся на острове. В ней сообщалось, что из Сайгона в Дананг перебрались шестьдесят проституток «в ожидании американских морпехов, которые, как говорят, должны туда прибыть». Были и другие, более серьёзные сообщения, свидетельствовавшие о том, что южновьетнамская армия, АРВ, находится на грани сокрушительного поражения. В новостях в газете «Пасифик старз энд страйпс» и в радиопередачах радиосети вооружённых сил нудно перечислялись один разгром за другим: заставы захватывались, колонны, вышедшие на их спасение, попадали в засады, аэродромы подвергались нападениям и обстрелам.

Несмотря на все эти признаки, мы уже и не ждали, что нам когда-нибудь придётся повоевать. Придя к выводу, что последние случаи объявления тревоги были просто тренировочными, для проверки «боевой готовности» батальона, мы успокоились и приготовились и дальше сидеть в заключении на Скале. Снова воцарилась скука, и боролись мы с нею обычными средствами. В воскресенье 9 марта не менее половины офицеров и солдат Первого Третьего гуляли в отпуску, известном как «I-and-I», то бишь «вступление в половую связь и употребление спиртных напитков»[20] в Кине и Кадене, в Ишакаве и Нахе, в городе Чайного домика августовской луны.

Среди тех, кто остался тогда на базе, был Глен Леммон, дежурный по батальону. Вскоре после полудня в штаб, где сидел Леммон и, позёвывая, делал записи в журнале, пришло сообщение. Он его прочитал и, моментально выйдя из летаргического состояния, поднял трубку и позвонил командиру батальона подполковнику Бейну.

Глава третья

Гонец: Готовьтесь, полководцы!

Враги идут в порядке боевом,

С знаменами развернутыми; надо

Немедленно готовиться к отпору.

Шекспир «Юлий Цезарь» Пер. П. Козлова

* * *

Когда Леммон поднял трубку, мы с Мэрфом Макклоем сидели на веранде офицерского клуба, попивая пиво и любуясь открывавшимся оттуда видом. Клуб располагался на вершине высокого холма, и пейзаж под нами выглядел совсем как сцена из фильма «Тихоокеанская история», не хватало только Эзио Пинзы, поющего песню Мэри Мартин. Бирюзовая лагуна блестела в солнечных лучах, рыбаки с кожей цвета красного дерева взмахивали вёслами в своих яликах, скользивших по её неподвижной глади, а за барьерным коралловым рифом до самого горизонта простирались сверкающие воды Восточно-Китайского моря. Мы наслаждались жизнью, уютно устроившись в шезлонгах. Солнце пригревало наши лица, и ледяное пиво холодило руки.

«Вот это жизнь, Пи-Джей!» — сказал Макклой. В клубе зазвонил телефон, на веранду выскочил уроженец здешних мест Сэмми, управляющий клубом, и громко объявил: «Любой офицер из батальона Первый Третьего, срочно позвонить дежурному!». Макклой вызвался сходить. Я решил было, что там ничего серьёзного — наверно, в солдатском клубе опять дерутся, но Мэрф вернулся с покрасневшим лицом, как будто охваченный лихорадкой. В некотором смысле так оно и было.

— Пи-Джей, это Леммон звонил. Он сегодня на дежурстве, и только что принял сообщение. Идём на юг.

— Что?

— На войну идём! — сказал он так, что казалось, речь шла о самом что ни на есть чудесном событии, которое может выпасть на долю человека. И быстро выбежал из клуба.

Без малого месяц ложных тревог приучил меня с осторожностью относиться к подобным новостям, поэтому я зашёл в клуб, чтобы лично позвонить Леммону. Он заверил меня, что это не пустышка, что сообщение лежит у него на столе: Первому Третьего приказано вылетать на юг. Сегодня же ночью мы должны вылететь с базы ВВС Кадена и утром высадиться в Дананге. «Завтра утром — Дананг!» Эти слова моментально вывели меня из заторможенного состояния, в котором я находился после выпитых на жаре шести порций пива. В голову ударил адреналин, руки задрожали, я ощутил пустоту в желудке — как в лифте, который слишком быстро пошёл вниз.

И что мне делать? Я ведь на войне ни разу не был. «Ну, а я что — был? — сказал Леммон. — Прежде всего сам соберись». Он зачитал мне перечень необходимых действий: собрать походный комплект, лишнее упаковать в вещмешок и так далее. Покончив с этим делом, хаяко в расположение роты. О солдатах не беспокойся — с ними сержанты разберутся. Вот и всё пока. А теперь надо собрать остальных офицеров. «Вот же идиоты, выбрали день для вылета», — сказал он со свойственным ему странным смехом, который больше походил на кудахтанье, сухое и неприветливое, как равнины западного Техаса, откуда он был родом. «Хе-хе-хе, изо всех дней эти идиоты выбрали воскресенье, офицеры разбрелись по всему острову, кто пьянствует, кто трахается, а найдёшь кого в борделе или баре — так он совсем никакой, ему говоришь, а он ничего не понимает».

«Позвонил в офицерский клуб в Кадене — думаю, ребята там, французские коктейли хлещут. Трубку поднял Уильямсон. Я сказал ему, чтоб он хаяко на хрен в штаб, идём на юг. «А, херня», — говорит. «Да вовсе не херня, Уильямсон, сегодня вылетаем, чёрт побери!». А он: «Леммон, я тут бухой совсем, не могу я во Вьетнам. Пошли там кого-нибудь другого», — и вешает трубку. Я ему опять звоню — та же фигня. В общем, заходит майор Лайонс, я ему рассказываю о затыке с Уильямсоном. Ну, Лайонс звонит в Кадену, зовёт его к телефону и говорит: «Мистер Уильямсон, я начальник штаба батальона. Если через час тебя здесь не будет, в трезвом состоянии, я тебя за яйца повешу». Хе-хе-хе. Фил, тут реально такая херня творится…»

Леммон повесил трубку, предоставив мне самому разбираться, в чём мораль его рассказа, и есть ли она там вообще.

Я понёсся в общежитие для холостых офицеров и вломился в свою комнату с таким грохотом, что напугал даже своего вечно невозмутимого соседа Джима Куни.

— Что за вожжа тебе под хвост попала? — Он был немного моложе меня, и прибыл на Скалу совсем недавно, поэтому я овладел собой и попытался вести себя спокойно и деловито.

— Да так, только что сообщили, что вылетаем.

— Куда это?

— Во Вьетнам, — ответил я небрежно, как будто мотался туда каждый месяц.

— Вон как? — безразлично ответил Куни. В августе, во время операции в долине Чулай, он потеряет половину своего взвода. «Вьетнам, значит? Ни хрена себе».

Несмотря на все предыдущие тревоги, я был готов выдвинуться максимум на полевые учения. Мой 782-й комплект, то есть полевое снаряжение, был разбросан по всей комнате, а повседневную форму я как раз отдал постирать одной из «нэссон», которые стирали одежду офицерам, проживающим в общежитии. Звали её Мико. Ладно, в поле накрахмаленная форма ни к чему. Я метнулся в прачечную, сунул Мико в руку несколько долларов, забрал свой свёрток и побежал обратно. Мико закричала мне вослед: «Капуто-сан, надо кончить, надо кончить». Я крикнул ей, что убываю во Вьетнам. «Ах, Вьетнам, — сказала она. — Номер десять. Очень плохо».