Борис Солоневич - Рука адмирала

• Название: Рука адмирала
• Автор: Борис Солоневич
• Жанр: Прочие приключения

---

— Ну что ж. Действуй, Садовский! Нюх у тебя — я знаю — чекистский. И слежка хорошо налажена. Словом — бери это дело на сверх-ударный прицел… «Наша власть», говоришь? Ха, ха, ха… Чья же это — «наша»?

— Как это «чья»? Ясно, чья — чекистская! Все здесь во — как держим!

Молодой еврей показал сжатый кулак и самодовольно усмехнулся.

5. Военный совет

Солнце старалось во всю. Над далеким городом поднималась дымка ныли и испарений, словно над раскаленной чадящей плитой в кухне. Но на прибрежном песке, где разлеглись после купанья наши приятели, было так чудесно, что хотелось только впитывать в себя солнечные лучи, ощущать на теле порывы свежего речного ветерка и жить бездумной сладкой ленивой жизнью. Казалось, что даже мозги, и с ними и все мысли плавятся от зноя… После суматошливой полной забот Москвы здесь было так приятно…

«Страна моя,
Москва моя,
Ты самая
Любимая»…

По всегдашней привычке Сережа замурлыкал про себя песенку и, вытянувшись на горячем песке, казался готовым совсем заснуть. Но Николай был человеком долга, и его слова прозвучали решительно и сурово.

— Ну ка, ребятье, давайте теперь потолкуем о делах.

— Ох, братцы вы мои? И до чего неохота рта раскрывать, когда кругом такая благодать!.. простонал студент. У меня мозги, совсем в кисель превратились. Пойдем ка лучше еще разик нырнем в воду.

— Ну, ну… Довольно лентяйничать. Надо браться за нашу тайну.

— Да ну ее. Двадцать лет ждала, чорт ее не (возьмет — пусть малость еще пару часов подождет… Как то один пьяница поднял бокал и говорит: «страсть люблю старое вино». А другой ему: «Стоп, стоп, подожди, не пей: оно через минуту еще старей станет»… Старрррая старррринная тайна! Какой шик!..

— Ну, довольно тебе, футбольное мясо, философствовать. Повтори лучше на память текст того письма, которое мы читали у ВАП'а. Не забыл?

— Вот еще: забыть!.. Только, ей Богу — лень даже вспоминать!

Ирма приподнялась на локте и с упреком посмотрела на веселого студента. Тот сконфузился.

— Ладно, ладно, Ирмочка! Только не гляди так на меня своими святыми глазками?

— Почему «святыми»?

— А чорт тебя знает. Николай вот — из дуба сделан ив 10 раз меня сильнее, а я его ни на копейку не боюсь. А при тебе — вот, право, не знаю: веришь — даже ругнуться хррошенько не могу. Язык, как говорится, к гортани прилипает… А уж на что мы «студенты советские» к матовым словам привыкли. «Пролетарское происхождение» доказывать то ведь надо?.. Но при тебе — никак… Ты знаешь, среди спортсменов тебя как прозвали?

— Ну? А как?

— «Накрахмаленная душа»… Вроде как «принцесса-недотрога». И ей Богу — верно! За тобой как то и поухаживать нельзя и даже танцовать не очень охота: поплотнее тебя прижать — рука не поднимется. А как ты меня с упреком поглядишь — я, право, покраснеть готов. Совесть стонет!.. Я ведь — мальчик нежный и застенчивый… Девушка засмеялась.

— Это ты то застенчивый? Это — ново По моему, ты — сорви-голова и порядочный!

— При тебе — ей Богу — нет! А вообще есть, конечно, такой грешок. Но ведь:

«Ты, говорит, нахал, говорит,
Каких на свете мало,
Все ж, говорит, люблю, говорит,
Тебя, говорит, нахала»…

Суровый голос Николая прервал веселую болтовню. Юноша замолк, вытянулся всем своим мускулистым телом на песке и минуту молчал, собирая мысли.

— Ну, ладно, чорт с вами, сказал, наконец, он. Сдаюсь!.. Я буду медленно по памяти читать это письмо, а вы, если нужно, поправите. Итак, значит, возьмем!..

«Уважаемый товарищ.

Потому, как я случайно узнала, что вы были когда то офицером, то я и пишу вам этое письмо. Дело в том, что дядя мой недавно помер от белой горячки. А перед самой смертью, как то просветлевши, он поручил мне передать кому нибудь из офицеров такую историю:

Был он в гражданскую войну красногвардейцем. Так вот, один раз, кажись, под Мелитополем, довелось ему по наряду ВЧК расстреливать одного матроса, здорового такого, бородатого. Так когда, значит, поставили того матроса перед ямой, он и крикнул такие слова:

„Братва! Богом заклинаю, ежли повстречаете кого с офицеров, скажите ему, что тайна на руке адмирала“…

Он, видать, хотел еще что то крикнуть, да тут ребята дали залп.

Почему, да отчего шлепнули того матроса

— неизвестно. Только жид-чекист перед расстрелом кричал ему какую то фамилию — похожую не то на дерево, не то на деревню.

Вот и все. Что было потом — дядя не знает — он с Красной Армией ушел.

Дядю своего я очень любила и решилась его просьбу сполнить. Он про старых офицеров дома по вечерам много чего хорошего говорил, так что я и нишу вам: может, вам пригодится. Только очень прошу вас, товарищ офицер, сжечь этое письмо и никому про него не говорить!

Остаюсь с комсомольским приветом, Н.

Москва, 5 июля 1938 г.».

Когда Сережа кончил, Николай одобрительно крякнул.

— Правильно. Быть тебе, Офсайд Иванович, хорошим инженером: память у тебя что надо: много лучше мозгов… Ну, ну не ерепенься: я так — шутя. А теперь давайте разбирать по косточкам это письмо. С ним, по моему, может быть три варианта. Оно — или шутка, или провокация, или правда. Но кому надо было бы старика ВАП'а разыгрывать? Никакого толка с этого не видно. Что смешного мог бы ВАП сделать, получив такое письмо? Нет, ученики такую штуку придумывать бы не стали. Как по твоему, Ирма?

Моряк вытер тыльной стороной ладони пот со лба и вопросительно поглядел на девушку.

— Тут шуткой никак не пахнет. С этим и я согласна. Продолжай, Ника… Но, подожди минутку… Эта сумка все выскальзывает из под головы, а если мне в волосы песок заберется — я буду несчастнейшей из женщин…

— А ты, Ирмочка, побрейся, лукаво предложил студент. И в баню часто ходить не надо будет, и песка бояться, и шикозно выйдет — страсть!

— Иди ты, Сережа, к чорту с такими советами, возмутился Николай. Такие роскошные косы… Да если Ирмочка острижется, я… я… Моряк не находил слов для выражения своих чувств.

— Да не волнуйся, Ника. Я ведь — не комсомолка — «своя в доску, юбка в полоску». Я ценю то женственное, что нам дано от Бога…

— Ишь ты, как наша врачиха мудрено заговорила? А почему это, скажи на милость, мы, мужчины, не должны тоже наше мужественное, дан-но-е нам от Бо-га, ценить? А? Почему это мы бреемся? Вы, бабы, небось, не возражаете?

— Да как сказать? отозвалась девушка. Иным мужчинам борода и усы очень идут. Попробовал бы, например, Зевса обрить!..

Все засмеялись.

— Вот это верно… А Нике русская богатырская борода очень бы, вероятно, подошла! А в супружеском деле, если муж жену за волосы потаскает, то потом она его за бороду… Вот и квиты!

— Ну, и понятия у тебя о браке!.. Слушай, Коля, дай ка я тебе на ноги голову положу? Нет возражений?

— Вот это так ловко, в восторге воскликнул футболист. Жениха в виде подушки приспособить!.. Ай да Ирма! Да ведь это по диамату[12] называется «эксплоатация человека человеком»!

— А если человек не возражает? Юноша фыркнул.

— Еще бы, хотел бы я видеть, кто бы тут возражал… Аж завидно.

— А ты не завидуй. Заведи себе зазнобушку и будь ей подушкой. И все довольны будут.

— Ладно… Рассказывай… Не родилась еще та девица заколдованная ни в боярском роду, ни в купеческом… Пока мое сердце — знойный Гренландский ледник.

— А вдруг там вулкан страстей откроется? лукаво взглянула на него девушка. Смотри, Сережа, не зарекайся. От биологии никуда не уйдешь. А тебе как раз влюбляться пора!

— Чтобы таким обалделым, как Николка, стать? Да ни в жисть!

— Уж будто бы ты никогда не влюбляешься?

— Я то? Хронически! Признаться, я, собственно, не влюбленным никогда и не бываю. У нас там рядом — общежитие студенток. Так что девчат — невпроворот. А ведь сердце не камень… То есть, не подумайте дурного — не у меня, избави Боже! У меня — кррррмень. А у девчат… Но это так себе: просто — легкий флирт. Знаешь, по поговорке — «сороку убей, ворону убей. Руку набьешь—.сокола убьешь»… Пустяки!.. Чтобы сердце не заржавело! Но чтобы до подушки для кос доходить — до такого унижения я еще не дожил… Моряк опять рассердился.

— Вот, чорт футбольный… Когда ты угомонишься?

— А в гробу…

— Ну тебя! Давайте, ребята, посерьезнее!

— Да это же вы там сами воркуете, от дела отбиваете!

— Фу… Моряк угрожающе приподнялся на локте.

— Ну не буду, не буду больше, адмирал. Ей Богу…

— Ладно. Смотри у меня!.. Итак, как я вижу, против моего перваго вывода, что тут шуткой не пахнет — возражений нет? Нет? Ну, и ладно. Теперь второе: провокация. На это, по правде сказать, больше похоже. Возьмем прежде всего — откуда какой то комсомолке знать, что ВАП — бывший офицер?