Борис Солоневич - Рука адмирала

• Название: Рука адмирала
• Автор: Борис Солоневич
• Жанр: Прочие приключения

---

Мальчик не мог разобраться в своих чувствах, но ему показалось, что в пустоту и холод его души, брошенной нежной и хрупкой на утесы, в грязь и колючки жизни, вошло что то светлое и теплое. Впервые с детства, которого он уже почти не помнил, его приласкали, приголубили, привлекли к себе. И эта теплота ласки была олицетворена в виде высокого смеющегося юноши, отнесшегося к нему, как к своему младшему братику.

Митька поднял кверху свое взволнованное преображенное лицо. Глаза его светились обожанием.

Сережа понял этот взгляд и был тронут выражением этой немой любви и преданности. Он ласково подмигнул мальчику, еще раз дружески тряхнул его за плечи и переспросил:

— Так ты подождешь меня? Не сбежишь?

— Подожду, тихо ответил Митька, и юноша понял, что в лице этого оборванного беспризорного мальчика он приобрел верного друга, который не выдаст и не предаст. Он еще раз кивнул ему и стал со своими спутниками спускаться с холма. По своей всегдашней привычке футболист начал петь. Память вынесла ему песню, где причудливо сплелась цыганщина, казачий дух и русская мощь:

«Наш Отец — широкий Дон,
Наша Мать — Россия…
Нам повсюду путь волен,
Все места родные»!..

15. Засада

С различными чувствами смотрели оба беспризорника вслед уходящим. У Митьки было радостно — оживленное лицо, словно он пережил что то светлое, большое. Ванька был нахмурен. Его предубеждение против «больших» не было развеяно дружеским обращением новых знакомых.

— «Накормлю»? проворчал он. Так бы и раньше говорили, а то вот только болты болтали. Только никуда я с ними не пойду.

— Почему такое? рассеянно переспросил Митька, не отрывая глаз от удалявшихся фигур новых друзей.

— А потому, угрюмо отозвался Ванька. Никакого интереса нет.

— Чего ты окрысился? Ладные парни и, верно, здорово покормят.

Ванька презрительно ухмыльнулся.

— Покормят? Жди!.. Пока мы себя сами не покормим — никому до нас дела нет. Обойдемся и без ихней милости!.. Сами!

И он вытащил из кармана чей то кошелек.

— Это откуда ты слямзил? удивился Митька.

— А у тетки энтой, хвастливо ответил Ванька.

— У той, что рассказывала?

— Ara… Покеда она там разорялась насчет адмиралов, я у ей из сумки и сбондил. Ловко?..

Беспризорник не договорил. От сильного удара приятеля он шлепнулся на землю.

— Что это ты, Митяй? С ума слез, что ли? со злобным недоумением спросил он снизу.

Митькино лицо было искажено яростью. Он задыхался от негодования.

— Ах ты, сволочь, сукин сын… Лярва!.. Это что б у таких людей что нибудь пулить? Гадина!.. Да я тебе сейчас череп вот прошибу, стерва, за такую штуку… Они к нам по душевному, как люди, а ты, гадюка, сзади их вжалил… Фраеров тоже себе нашел… Отдавай сейчас же!

Ванька еще ни разу не видал своего приятеля в таком яростном состоянии. Зная по опыту, как решителен и силен Митька, он мрачно поднялся и отдал кошелек.

— И что это тебя так укусило?.. На кой хрен нам ихний обед, когда, может, в этом портмонете побольше найдем?

— Вот кусок идиета, еще кипятился Митька. Да как же ты, сучья башка, не понимаешь, что у таких людей стыдно тибрить? Это все равно, как ты у меня что спулил бы… Фу, даже в пот вдарило…. Тьфу, какой ты обалдуй… Ты только не серчай, что я тебя так вдарил — очень уж за сердце взяло… А теперя мы так сделаем: они тут как раз возвращаться будут — мы им и подкинем обратно портмонет этот… А ты не скрипи, Вань. Я тебе в трамвае любой портмонет сопру — по твоему выбору. Руки, знаешь сам, у меня — золотые… А то деньги этих ребят мне бы руки жгли… Ш.ш.ш.ш. ш…

Он внезапно схватил своего товарища за руку и нырнул в кусты. В темноте наступавшего вечера кто то осторожно шел по тропинке. Крадущиеся шаги приближались к месту, где спрятались беспризорники. Через минуту на вершине кургана показался какой то молодой парень в кепке, внимательно оглядывавшийся кругом. Он увидал удалявшуюся группу спортсменов и скользнул за плиту какого то памятника. Его острые злые глаза не отрывались от уходивших. Когда группа стала скрываться за поворотом, он быстро перебежал к нижним кустам и опять замер. В его руках блеснул бинокль.

Митька сжал руку своего приятеля.

— Сексот… За ними шпионит… Ах, сволочь!..

Ванька, видя взволнованное лицо своего друга, забеспокоился.

— Что ж ты хотишь делать, Митька?

— Что? А вот что: голову ему проломаю, что б не повадно было в следовающий раз следить за хорошими парнями. Бери каменюку, Вань!

— Это мы могем… Для сексота и каменюки не жаль!..

Приятели, вооружившись осколками камней, осторожно подкрались к кусту, за которым спрятался неизвестный парень. Тот, наконец, решил идти дальше и вышел на тропинку. В этот момент один камень ударил его в плечо, другой — в голову. Он споткнулся, обернулся и схватился за карман. Еще два удара камней свалили его на землю, и в кустах послышался топот убегавших ног.

Беспризорники были ребятами смелыми. Они сделали круг по кустам Малахова кургана и опять подкрались к месту «боя». Сбитый камнями с ног парень уже приходил в себя. Приподнявшись на земле, он со стоном ощупал раненую голову, вытащил платок, вытер обильно струившуюся кровь и опять упал. Потом собрал все свои силы, поднялся и, шатаясь, с вытащенным револьвером в руке, медленно пошел обратно к воротам.

Митька и Ванька, сидя в кустах, довольно переглянулись.

— Больше не придет! торжествующе произнес Митька. Причесали ему голову: долго не забудет, сволочь чекистская. Будет знать, как бегать, как пиявка, за хорошими ребятами!..

* * *

Раненый парень, с трудом спустившись к ограде кургана, тихонько свиснул. Из за забора и кустов показались чьи то головы.

— А где старший? тихо спросил чекист. — Тама у ворот.

Через минуту раненый докладывал:

— Так что, товарищ уполномоченный, около памятника ничего интересного не было. Поговорили и пошли дальше — кладбища смотреть. Сейчас вернутся.

— А что это у тебя с головой? Сексот болезненно сморщился.

— Беспризорники те, видно, камнем долбанули. Поймать их надо и пристрелить…

— Подождешь пока… Кто ж за щукой гоняясь — колюшек ловит?.. Ничего! Пролил малость крови за мировую революцию… Иди в казарму на перевязку. А мы пока что сами закончим оцепление. Они, говоришь, опять сюда придут? Тут мы их и зацапаем вместях. А пока надо ближе подобраться…

Темные фигуры стали осторожно подползать по кустам к памятнику адмирала Корнилова.

Глава III Живая пылинка, остановившая машину ОГПУ

16. Рука второго адмирала

В тот же день, когда наш футболист Сережа напряженно всматривался в руку памятника адмирала Корнилова, на 2000 километров северней на пустынной площади перед громадным собором с золотым куполом, но без креста, прогуливался коренастый массивный моряк в костюме командира Красного Флота. Николая (читатели уже, конечно, догадались, что это был Сумец) не интересовал собор, превращенный теперь в политический клуб. Он напряженно вглядывался в памятник адмиралу Макарову, стоявший на краю площади.

Фигура адмирала была очень выразительной. Одетый в шинель, которая, как и его широкая русская борода, развевалась под ударами яростного морского ветра, адмирал весь подался вперед, как бы бросая какую то решительную команду. Его левая рука была спрятана в карман, а правая простерта вперед широким, властным жестом. К ногам адмирала подкатывались бронзовые волны, словно бурно и радостно приветствуя этого знаменитого героя русских морей.

Внизу на пьедестале были, слова:

«Помни войну»!

И каждый моряк, любивший море и свой флот, вздрагивал от этих слов, словно что то обжигало его душу.

Он вспоминал одновременно. и бесславную и героическую гибель русских кораблей под Цусимой в 1905 году, когда Балтийский флот, заведомо более слабый, чем японский, сделал невиданный переход из Кронштадта кругом Африки и Азии, чтобы принять неравный бой и тем ослабить японский нажим на Дальний Восток. Там же незадолго до Цусимы в далеких южных морях у Порт-Артура на адмиральском броненосце «Петропавловск», взорванном японской миной, погиб и адмирал Макаров. Его трагическая гибель на боевом посту придала характер завещания-приказа его фразе «Помни войну»!..

Трудно сказать, почему советская власть не уничтожила этот памятник царскому адмиралу. Может быть потому, что сам он был простым солдатом и никогда не занимался политикой. Может быть потому, что его призыв совпадал с ее задачей — усилением красного флота, защищавшего не Россию, а СССР. А, может быть, просто потому, что в фигуре адмирала было столько силы и выразительности, что весь этот памятник как то возбуждал желание работать, напоминал о кораблях, о море, о той жизни моряка, про которую сказал этот герой-адмирал: