Дмитрий Панин - Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки

• Название: Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки
• Автор: Дмитрий Панин
• Издательство: Издательства: Скифы, Обновление.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Дмитрий Михайлович Панин — прототип одного из главных персонажей романа Солженицына «В круге первом» Дмитрия Сологдина — находился в лагерях вместе с Солженицыным с 1947 по 1952 гг. и в каторжном лагере, описанном в «Одном дне Ивана Денисовича».

«Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки» — автобиографическая проза христианского философа и ученого Димитрия Михайловича Панина, в которой он повествует о своем заключении в сталинских лагерях, размышляет о гибели Святой Руси, о трагедии русского народа, о противлении личности Злу.

---

Все говорит о том, что союзники были плохо осведомлены об отношении российских народов к режиму Сталина, а сами не имели помыслов вести с ним борьбу.

Я думаю, теперь станут более понятными мысли русских людей тех лет.

Наступление в 1941-42 году шло на южных направлениях, северные фронты стабилизировались. Гитлер был неспособен понять, какую разрушительную силу для сталинской деспотии представляли собой заключенные лагерей. Сбрось он только оружие, продовольствие — и заполыхает пожар! Но где тут! Он обманул бандеровцев, своих довоенных союзников, он не понял громадного антисталинского заряда сдавшихся армий, и не ему было оценить потенциальную силу лагерей…

По сути дела, перед всеми подсоветскими мыслящими людьми история поставила вопрос будущей стратегии, на который обязано было бы ответить «временное русское правительство», будь оно образовано в 1941 году. События развивались стремительно. Всеми силами я искал верный выход. Ответ нужно было дать немедленно, откладывать решение, было невозможно. Мне стало ясно, что действовать надо с позиций будущего русского правительства, которое не упадет с неба, а будет создано из людей, способных спасти свое отечество.

Если бы Гитлер пришел как освободитель, то собранные русские войска, решая, в первую очередь, свою национальную задачу, воевали бы за полное освобождение России от сталинской деспотии. В октябре 1941 года Москва была бы взята и провозглашена столицей нового русского государства. Англичане и американцы в то время еще не были тесно связаны со Сталиным и, конечно, воздержались бы от поддержки его режима.

Но благородство несовместимо было с мировоззрением Гитлера. Даже если бы, по стратегическим соображениям, он провел войну со Сталиным под флагом освобождения России, то он обязательно преследовал бы при этом свою далеко идущую цель: сперва с помощью русских сил освобождения разбить Сталина, а потом подчинить себе еще неокрепшее русское государство, то есть на этот раз уже откровенно завоевать Россию.

Стратегически неплохой, по нормам и критериям двадцатого века, план Гитлера неминуемо в свое время взлетел бы на воздух. Дело в том, что непрерывный двадцатипятилетний чекистский террор сделал нас подозрительными, недоверчивыми; у многих из нас выработалась — порой чрезмерная — осторожность и предусмотрительность, и подвох мы учуяли бы заранее. Русское правительство незамедлительно установило бы дипломатические отношения с Англией и США, и в случае военной акции Гитлера против русской армии нас не застали бы врасплох. Враги Германии получили бы в лице России верного союзника в стадии возрождения, реализующего свои громадные духовные силы в подлинном освободительном порыве. И тут Гитлеру сломили бы шею.

Но действительность была иной, Гитлер сделал ставку на завоевание. Так как русское правительство не было провозглашено, необходимо было кому-то решить непростую задачу выбора ориентации.

Нашей первостепенной целью являлась непримиримая борьба со сталинской деспотией до полного ее ниспровержения на территории всей страны; и кроме того, констатация грубого просчета США и Англии, которые должны были уничтожить обе деспотии, но вместо этого сокрушили только одну из них, укрепляя, благодаря своей помощи, другую, еще более опасную.

Двадцать миллионов заключенных были той грозной силой, которая решила бы эту задачу. Для этого США должны были взять на себя дальневосточную, колымскую, сибирскую группы лагерей[10] и флотом оказать помощь Англии, которой одной, без опорной точки в Северной Европе трудно было бы справиться с задачей обслуживания североевропейских, а также уральских лагерей. Под прикрытием сильного морского соединения где-нибудь возле Нарвика, используя эффект неожиданности, которым ни Гитлер, ни Сталин, как известно, отнюдь не пренебрегали, следовало забросить с авиаматок в течение двух суток в управления главных лагерей группы парашютистов с достаточными на первых порах запасами легкого вооружения, боеприпасов и продовольствия. Приземлившись, десантники заявляют:

— режим Сталина низвергнут;

— объявляем вас солдатами временного русского правительства и берем на себя командование.

Отряды заключенных должны изолировать оперчекистские отделы и занять управления лагерей. После этого угроза уничтожения заключенных была бы снята, и авиация смогла бы планомерно снабжать их необходимым. В парашютные соединения первого эшелона, учитывая важность знания русского языка, пошли бы люди из белоэмигрантов. Следующие эшелоны комплектовались бы из заключенных. Дальневосточная Красная армия и её сибирские части были бы прикованы к месту, а в процессе борьбы большая часть присоединилась бы к восставшим. Москва не получила бы поддержки и пала бы в октябре. Сибирь, Урал и вся Северная Россия оказались бы в наших руках в первые несколько месяцев. Сталинский режим, сдавленный с запада, востока, севера и юга, прекратил бы свое существование до 1942 года. Армии заключенных обросли бы солдатами из советских воинских соединений и, направив свой удар на гитлеровцев, начали сражаться за Россию. Помощь США попала бы к друзьям, а не к скрытым врагам и ненавистникам. Гитлер был бы разгромлен.

Все сказанное здесь в отношении поведения заключенных было вполне реально и осуществимо. Тогда их еще не уморили голодом. Миллионы дорого продали бы свою жизнь вместо того, чтобы подохнуть в лагерях в первый же год войны. От союзников требовались минимальные средства и хорошая оперативность, которыми они, конечно, обладали. Но события разворачивались не так. Следовало найти верный выход из тупика.

Едва ли Рузвельт и Черчилль испытывали к Сталину добрые чувства, хотя и связались с ним на время совместной борьбы с Гитлером. Так же и у нас не могло быть ничего общего с Гитлером, а была бы лишь временно общая цель — победа над сталинской деспотией. Главным же оставалось освобождение от любого вида тирании, и при попытке Гитлера закабалить российские народы с ним началась бы непримиримая борьба.

Но ни союзники, ни Гитлер не доставили оружие в лагеря. И колоссальная сила, сконцентрированная в них, была уничтожена голодом, холодом, непосильным трудом.

Много российских людей жили мечтой о войне, которая даст толчок к освобождению. Эта мысль помогала переносить мучения. Поэтому почти пять миллионов солдат сдались в плен немцам в первые месяцы войны. Первое время заключенные лагерей жили той же мечтой: вступить в еще не родившуюся тогда российскую освободительную армию и вместе с другими русскими людьми вести борьбу за спасение остальной страны. Мы поняли к этому времени уже всем нутром, что невозможно оборачиваться назад и думать, как поступят с нашими семьями. Освобождая страну, мы спасали бы и своих ближних, вырывали бы из мохнатых лап мучителей….

В диком ослеплении Гитлер разбил во всех нас эту надежду и превратил в лютых своих врагов. Одни пошли по линии наименьшего сопротивления, начав по-настоящему с ним сражаться, и тем одновременно укрепляли сталинскую деспотию. Другие, более дальновидные, попав в плен, не желали гнить до конца войны за колючей проволокой и шли в русские части вермахта, а потом и во власовские соединения. Под прессом сталинской пропаганды герои были объявлены изменниками родины. Но перед судом истории и зрячих современников они остались людьми, которые из-под обломков груды ошибок, совершенных великими мира сего, сумели извлечь воинские силы, которые, несомненно, повлияли бы на ход событий, не будь столь поздно допущены к действиям.

Понятие отечества первично, родина — лишь географическое обозначение. Подлинные россияне жили на родине, но отчизны не имели. Нашу родину захватили политические бандиты, отечество расстреляли и уничтожили. Изменять нам было нечему, а на сталинские, удобные для его деспотии, законы мы плевали.

Уже по приезде на Запад я услышал опасения моих друзей о последствиях победы Гитлера над СССР. Картина рисовалась самая мрачная, хуже не вообразишь. В конце войны со Сталиным власовские части могли оказаться почти целиком уничтоженными, так как Гитлер мог бросать их, как и части своего вермахта, в самые изнурительные сражения. И вот, обескровленная разоруженная Россия, растерзанная и жалкая, лежит у ног Гитлера. Тот немедленно пускает в ход свои расовые законы, по которым славяне не далеко ушли от евреев… В Сибири строят газовые камеры, зажигают печи. Идет полным ходом истребление всех неугодных и непокорных. Гитлер, как победитель, встречает у себя в Германии полную поддержку, господство его незыблемо. Население России, привыкшее к сталинской тирании, безропотно подчиняется новой диктатуре… Кроме того, Гитлер отделит от России все окраины и их жители станут его союзниками и сателлитами. Прибывшие из Германии немцы, на положении господ, начнут заводить в России свои предприятия, используя низкооплачиваемый труд.