Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае

• Название: Чудо-моргушник в Некитае
• Автор: Александр Гейман
• Жанр: Научная Фантастика

---

- А это он из другого, понимаешь, измерения, - авторитетно разъяснил Гу Жуй - можно было подумать, что он специалист по другим измерениям. Понимаешь, эта его бадья сломалась, а он на ветрогонки опаздывал - в своем то есть мире на ветрогонки, не в нашем. Ревет, конечно, - как же, я, мол, своего пилота подвел! Я ему, мол, всю заправку делаю, а он потом ветрогонит. Меня тут будто молния пронзила. Я говорю: парень, а меня ты можешь заправить? Так заправить, чтобы я всю жизнь мог воняться да первые места брать. Он: могу-то могу, да что толку - ты же в нашем чемпионате все равно не окажешься. Я говорю: а ты можешь так сделать, чтобы я бзнул, а тебя в твое измерение забросило? Парень даже просиял от радости: как, говорит, я сам не додумался! Хорошо, что на гения напоролся, а то бы... Вот, сделал он мне заправку, как договаривались, я к нему задом повернулся, на карачки встал, для устойчивости, чтоб отдачу смягчить, - да как дунул! от инопланетянина зеленого и следа не осталось. Во!

Вот и ладненько, думаю, обслуживай своего пилота, ты мне здесь больше не нужен, а то ещё кого другого заправишь - он мне всю малину попортит. Ну и, начал я воняться да рекорды бить, - повествовал Гу Жуй, мало-помалу воодушевляясь от воспоминаний о своих недавних триумфах. - Все отборочные этапы прошел, это уж как семечки мне было, потом первенство Некитая взял, потом на Евразии все медали оторвал, кубок Пасифики сделал, кубок мира все, только олимпиада да мировой чемионат остались. Сам понимаешь, я не напрягался - не то что в полсилы - в одну двадцатую вонялся. А один черт все рекорды мои и золото.

Ну, в прессе ажиотаж - Зе Бастер, - мерзкий тип, между нами говоря, Варан Барханов, дед Сивко, поляк Поддупа, капитан Фрикассе, прочая там шушера - все скулеж подняли, обещают меня сделать, храбрятся, про свою особую диету хвастают, а все равно - боятся, сукины дети, сами понимают отошло их чемпионство, отгонялись - мой это чемпионат. А я репортерам одно сказал: я, говорю, пришел в ветрогонки, чтобы там навсегда остаться. А об остальном поговорю, когда чемпионат возьму. Немало, говорю, падет рекордов и лопнет дутых авторитетов. Народу слетелось в Амстердам!.. Тьма-тьмущая, все землю роют - ждут сенсации.

А вечерком, понимаешь, накануне первого дня - ты знаешь, граф, что в первый-то день абсолютное первенство разыгрывают? - а потом уж по отдельным видам воняются? - по скорострельности там, по громкости и так далее? Ну вот, а вечерком-то перед асболютным первенством подкатывается ко мне в номер Зе Бастер, мерзкий тип, мне говорили, что он в кашу таблетки с сероводородом кладет, чтоб вонючесть повысить, так я думаю, это правда, ну, меня ему все равно не перевонять, да и тебя, граф, пожалуй, а только не спортивно это, снимать надо за такое, допинг это. Так о чем я? Да, Зе Бастер подвалил ко мне и предлагает, сукин сын, соглашение.

Давай, говорит, поделим чемпионат: ты, говорит, первое место возьмешь, но мне два вида сдашь. А в отдельных видах уж - как получится. Ну, граф, у меня от такой наглости даже челюсть отвисла. Это ж надо - даже не притворяется, напрямки такое лепит: давай поделим места! Я говорю: как это - поделим? - мы что, вдвоем будем гоняться? А он смеется: не ссы, Гу Жуй, все уже схвачено. У Варана Барханова травма, ему шов наложили на брюхо, Поддупе я отступных посулил, а дед Сивко вне игры - я ему сегодня за ужином английской соли подсыпал, а утром и в завтрак подсыплю! - И смеется, слышь, поганец-то, Зе Бастер этот. У меня шары на лоб - такую пакость делает и даже не стесняется.

- Ну, - вздохнул Гу Жуй и отпил пива, - ну, сказать по правде, так мне все эти Бархановы и Поддупы - как петуху тросточка, не соперники они мне. Я только деда Сивко побаивался - тут уж, как тебя инопланетяне не заправляй, а гарантии все одно нет. Дед Сивко, он ежели неделю свеклу ел с горохом, то он та-ак может... Но я как рассуждал: а на что же большой спорт, на что же соревнование, если совсем борьбы не будет? Вот и прикидывал - мы с дедом Сивко всех кидаем, а уж золото промеж себя поделим, по-честному - кто кого. Это, конечно, если дед в форме, а то, может, и нет. У него, знаешь, и слабых выступлений хватало. Надуется с вечера сивухи - а сивуху-то старик шибко обожает - так из него какой боец - разок пернет и опохмеляться бежит.

Вот, а тут мне Зе Бастер про английскую соль сказал. До чего меня это возмутило, граф! Слов нет. Самое это подлое - ветрогонщику английскую соль подсыпать. И кто? - свой же брат ветрогонщик. Это все равно что штангисту блины подменить - с железных на свинцовые или что там потяжелее. Короче, выгнал я Зе Бастера да ещё наорал вслед, что я ни под кого не ложусь - ты меня перебзди сначала, а потом бери мое-то первое место в двух видах.

Гу Жуй замолчал и уставился на пену в своей кружке пива с видом одновременно негодующим и смущенным. Он продлжил рассказ, не поднимая глаз:

- Ну, выставил я Зе Бастера, подлеца, и... Думаю - что же делать сообщить, что ль, жюри про это дело - что Зе Бастер деда Сивко продристать затеял? Думал-думал... Ну, не могу! Не могу! - Гу Жуй даже стукнул кулаком по столу. - Ну, не был я отродясь стукачом. А что же получится - пойду и наябедничаю. Казалось бы, и причины самые серьезные - спортивная честь, личная нравственность, - а - не могу. Так в газетах и напишут: ветрогонщик Гу Жуй заложил своего товарища. И - не пошел я, граф, ни к жюри, ни к деду Сивко. Не пошел. Не мое это дело - пусть жюри с этим разбирается, на что там комиссия по этике.

Гу Жуй снова замолчал, разглядывая пену в своей кружке. Граф, желая ободрить спортсмена, вопросом понудил его продолжить повествование:

- И что же - назавтра вышел дед Сивко на старт?

- Не-а, - отвечал Гу Жуй. Он оживился. - Снял сам себя с соревнований наш дед. Выступил перед зрителями, извинился, что подвел - и вернулся в номер, на горшок. Я на Зе Бастера посмотрел - мерзавец и ухом не ведет, будто это и не его козни. Посмотрел на меня ясными глазами и сделал заявление прессе - дескать, он намерен дать бой новой звезде - это мне, значит.

Ну, сели мы в линию на стульчаки, пояса герметичные одели, подоткнули шланги вонеотводные, судья красным флажком махнул - па-а-ехали! И ведь сколько у меня стартов было, граф, а никак не привык - сердце так и екнуло. Гонка! Я с первых же минут оторвался, конечно. Другие ещё на полметра по рельсу-то пятидесятиметровому не подвинулись, а я уж в стопор на другом конце дистанции уткнулся. Публика орет, специалисты за голову хватаются ещё бы, дистанцию в пятьдесят метров сделал за восемьнадцать секунд с одной сотой! Ну, первенство-то абсолютное, оно этим не заканчивается, конечно, я говорил тебе. Вот, значит, сижу я в конце рельса у стопора и продолжаю рекорды бить. Они там пыхтят, кое-как подтягиваются - вторым Поддупа ползет, за ним Варан Барханов, он тяжеловес бывший, пердит-то хорошо, да гоняет медленно, Зе Бастер, мерзавец, четвертый. Ну, минут через семь все подтянулись на стрельбище и снова в линию выстроились. Стрелять начали - и опять мне равных нет, все рекорды мои - и по вонючести, и по громкости, и по долготе одного выстрела - как под серпом рекорды-то валятся. Скорострельность? - пожалуйста - семь выстрелов в пять секунд. Вонючесть? у вониметра аж стрелку зашкаливает. Громкость? - опять я - аж на последнем ряду трибун все уши зажимают. Остается, значит, только художественное впечатление, артистизм. А что артистизм? Я хоть с дистанции теперь сойди все равно баллов столько, что никто уже не догонит. Нокаут! Чемпион практически, только объявить осталось. Репортеры подбежали, а я так им небрежно интервью даю - как бы не замечаю, что я ещё на гонках. Меня спрашивают: когда вы начали тренироваться? какая у вас метода? А я им бздю - про инопланетную заправку, само собой, ни звука - я им, значит, дую: какие, к хренам, тренировки? - отродясь этой ерундой не занимался. Для меня, говорю, бздеть так же естественно, как моргать, как дышать! Я, говорю, этого даже не замечаю. Ну, все слушают, гонщики-то - Барханов, Поддупа, Зе Бастер - да зеленюют от зависти.

Барханов, он вообще ветеран здопибола - как штангу слабо поднимать стало, за здопибол принялся, да не пошло дело. Тренер ему и говорит: у тебя, Варан, только тужиться хорошо получается, шел бы ты в ветрогонки. А что? Барханов-то мало что ль, пока штангу кидал, ветров-то подул? Ну, он и послушал - рано, мол, мне с большим спортом расставаться. Неплохой мужик, вообще-то, только самолюбивый жутко, ну, не умеет проигрывать - ну, для спортсмена самолюбие это не порок, это даже так и надо. Да и бздежник он одаренный, тоже надо признать. Ты, сейчас, поймешь, граф, почему я про Барханова-то тебе расказываю.

Значит, репортеры меня спрашивают - поделитесь секретом диеты. Я опять воняю: отчего не поделиться, пусть каждый повышает свое мастерство. И бздю им: диета, говорю, такая: начинать следует с большого куска хозяйственного мыла и унции канифоли. Все хорошенько пережевать и не дыша проглотить. Потом соленая селедка, жареная в меду и чесночной заливке, потом стакан клейстера, далее фунт дождевых червей, сырых, конечно, но с вазелином, потом снова кусок хозяйственного мыла, а закончить можно стаканом воды из сливного бачка. А вечером все повторить. Ну, они, олухи, все записывают, Варан Барханов прислушивается, бараньи глаза свои вытаращил - думает, сможет ли он эту диету осилить, а я говорю - минутку молчания, господа, мне надо программу выступлений закончить, я ещё вольные упражнения не выполнил - это, я сказал уж тебе, на художественное впечатление первенство.