Александр Гейман - Три эссе - О итогах культуры на конец ХХ века - размышления непосвящённого

• Название: Три эссе - О итогах культуры на конец ХХ века - размышления непосвящённого
• Автор: Александр Гейман
• Жанр: Культурология

---

Удовлетвориться этим, однако, означает произвести благоустройство тюрьмы. Сразу: я за благоустройство,- вещь хорошая, даже и для тюрьмы. Я лишь отказываюсь считать это решением - оно только в свободе.

И в этом же позиция нагваль-магии. Она ведь не отвергает ни этики, ни даже деланья, - более того, на своем пути магия сама ощутила необходимость уравновесить самое себя нравственностью и красотой. Уместно вспомнить - составная часть пути знания - это гармонизация тоналя - устранение недоделок. Но, во-первых, одного этого будет мало, а во-вторых, даже это малое не удастся, если пытаться поправить деланье, оставаясь в его пределах: нужна независимая точка опоры. И ответ магии на вопрос "что делать?" великолепен: неделанье! - не-делать: быть свободным.

Здесь не обойтись без пояснений. Понятно, что речь никоим образом не идет о пассивном бездействии (как, впрочем, и в буддизме или учении даосов, тоже привлекающих это же понятие) - нет, неделанье нагваля вещь очень активная, а часто и деятельная. Но суть и не в разного рода магической конкретике,- встречах с Мескалито, или лунном беге, или разговорах с растениями,- это лишь своеобразие магических технологий, - то, что отличает магию от иных, близких ей традиций (скажем, таких, как карма-йога или даосизм). Во всем том много интересного и очень важного для всего свода наук о человеке, и все же не сама по себе магическая реальность составляет суть.

Сердце нагваль-магии - это Неведомое,- безымянный, неисповедимый, сияющий нагваль,- тот же, что Брахман упанишад или Дао Лао-цзы. Не в том дело, чтобы заменить одну реальность (обыденную) на иную (магическую), а в том, чтобы отказаться - отпуститься - от всякой готовой версии: как бы прыгнуть в пустоту с пустыми руками. Магия достигает этого, сталкивая общепринятую и магическую реальность - и в этом плане она опирается, конечно, как на деланье, так неделанье. Однако итог, подвижное равновесие обоих, означает прыжок в Безымянное, встречу с Духом, чья подлинность - вне деланья, вне готовых определений и оценок,- и в этом смысле магия как целое есть наука/искусство неделанья.

Это и есть з н а н и е магии,- способ найти себя в Духе и знать, не превращая неделанье в деланье - не запирая ни себя, ни Дух в клетку готовых образов и имен. Для этого непосредственно в потоке жизни - не п_о_т_у-, а п_о_с_ю_сторонне как бы создается дырка, зияние, которую заполняет Безымянное,- живая ситуация используется как бы в качестве жертвы,

- 31 приношения Духу. Это и означает звено - с нагвалем, Духом, кому и доверяется проявить себя (а при деланьи пытаются сделать и обойтись без Духа - в итоге мы имеем то, что имеем). Это означает творчество, подлинное, потому что только здесь действителен отказ от старого и освобождается место для нового - которое не повторяется. Конечно же, это и знание чтобы получить его, как раз и нужно черпнуть неведомое, встреча с известным знания не несет.

Наконец, такое высвобождение из потока деланья есть и встреча с собой, истина личности. Только ситуация предельной подлинности может выявить, кто ты и что ты,- ситуация, когда значат не твои заслуги или твоя начитанность или твои мускулы, но т ы с а м. Но то есть кто? Единственный способ знать это - прыгнуть в неведомое [5].

Оглядываясь, следует признать, что магия, конечно же, не одинока в своем способе знания. Собственно, всякий прорыв к подлинности только так и происходит: выход за пределы известного, активный поиск - и возвращение с дарами. Это же и в искусстве: казалось бы, то, с чем имеет дело художник, невыразимо и тем более непересказуемо, а его материал как раз слова, речь,- и все же в правильном случае даже словами чтото передать удается. И это - потому что звено: не сами слова что-то передают, а образуют вместе нечто вроде зеркала, куда соглашается поглядеть - Дух - или мостика, по какому он сходит - или дома, где он бывает. А если взять, положим, у-шу, то разве не идея пустоты в основе этой традиции боя? Все искусство здесь в том, чтобы оставаться в пустоте, одиночестве, вновь и вновь достигая этого в течение поединка когда уходя от противника,- а когда и соприкасаясь. И чему, как не этому - свободе = быть самому, - учит на самом деле любой настоящий учитель своих учеников, как бы ни назывался его предмет - йога или ботаника? Магия только ("только") учит достигать это сознательно и намеренно, зряче, а еще она помещает поиск непосредственно в жизнь, в здесь и сейчас, превращая способ знания в способ жизни.

Но это означает - вновь и вновь вводить себя в ситуацию абсолютного одиночества. Верно - и в том одна из причин, почему люди так держатся за деланье. Однако уж тут чего хотеть: делать или быть. Быть - теперь уже, похоже, в смысле простонапросто выжить. Бессмысленно читать мораль о грехах человечества,- все так, мы пожинаем плоды своего бегства от свободы. Сказать, что мы как вид заслуживаем гибели - значит ничего не сказать: мы ее сами себе устраиваем. Если хотеть выжить, то, очевидно, это надо остановить. Чем? История учит, что изнутри самого деланья это неосуществимо. Так, путь этики, оппозиции "добро-зло", вел до сих пор только к нагнетанию напряженности, к новым виткам противостояния. Иначе и невозможно, здесь закон равновесия - примерно как между торможением и возбуждением в психике.

Магия исходит из другой пары: тональ-нагваль, деланьенеделанье, что избавляет ее от тупиков социала (я бы сказал,- этического варианта теоремы Геделя). Отсюда диагноз магии - а пожалуй, и всей эзотерики: переизбыточное деланье - и ее решение: уравновесить неделаньем. Можно сказать, что в отношении "минуса" магия предлагает (и выполняет) действие "умножение на нуль" - вместо традиционного действия "плюс на минус" (что дает "минус" не только в математике).

Некогда человечество отшатнулось Неведомого и поспешило

- 32 укрыться в мире социала: создало его и переселилось. Но тем самым люди отрезали себя от Духа, и теперь нам плохо. Магия учит принять Неведомое как именно неведомое, не прячась в деланье. Урок в том, что в таких взаимодействиях человек открывается для силы и Духа - и почерпает их. А не хватает сейчас - этого.

7. ВОЗМОЖНОСТИ ПОЭЗИИ.

Сейчас, когда рассуждают о кризисе культуры, часто высказывают мысль, что на смену культуре письменной, культуре слова, логоса, идет культура бесписьменная - культура устная и культура образа, эйдоса. Другой выход из тупика усматривают в развитии игровых форм искусства,- прежде всего, в играх компьютерных,- и действительно, пассивное зрительское потребление здесь во многом снимается. Подобные перемены я оцениваю как желательные и неизбежные, но не нахожу в них решения. Игрушка остается игрушкой - ценной и важной именно в таком качестве, а искусство и так давно стало слишком игрушечным,- до полной недействительности. Что же до культуры образов, то и по Будде, и по дону Хуану, мир деланья творят совместно имя и образ, которые взаимно порождают одно другое. Так что культура зрительная или устная не составляют еще альтернативы нынешней культуре логоса,- в реальности все это остается в пределах деланья и ему служит.

Шанс в том, чтобы вспомнить неделанье - и уравновесить им нашу заорганизованную культуру. Как это может выглядеть для цивилизации и культуры в целом - вопрос не моего этюда, да и найти это предстоит в жизни, а не на бумаге. Однако относительно поэзии кое-что вчерне прикинуть можно - все же, это моя область, - и может быть, это подскажет что-нибудь для культуры в целом.

Если взять такие звенья как внутренняя практика самого художника, встреча с его творением читателя, внешний социальный оборот искусства и, наконец, сам вид, форма-содержание литературного (поэтического) произведения, то меньше всего изменений я предполагаю для последнего - для облика самих стихов. Естественно, поворот к неделанью, если он состоится, скажется на темах, языке, поэтике и т.д., - может быть, это и будет сильно отличаться от того, к чему привыкли в ХХ веке. Но это останется в пределах поэзии - стихи и стихи, все то же.

Сдвиг я предполагаю не в самой поэзии, а - как это в нагваль-магии - в способе ее жизни: стихи, может быть, все те же, но они - и_н_а_ч_е пишутся, иначе читаются, иначе живут в мире - и уже поэтому они сами есть нечто иное: на сей раз дело не в революциях формы. Кратко говоря, поэзии требуется вернуть звено, а для этого - сойти с наезженной социальной колеи - с маршрута, ставшего уже тупиковым.

Бедой, например, считается повальное стихотворство это, мол, и обесценило поэзию. Но в самом стихописании беды как раз нет - не водку пить, а даже и водку, так лучше уж со стихами, нежели будет одна водка. Весь вопрос в направленности - она ведь сплошь внешняя, что (в идеале) означает: печатают-платят-хвалят. Это не всегда достигается, но почти всегда нацеленность эта, маршрут задается такой. И - литература превращается в деланье своей важности - да и не может не превратиться. Но есть и противоположное назначение, работа со словом исходно-магическая: чтобы понять, прорастить