Сергей Карпущенко - Коронованный странник

• Название: Коронованный странник
• Автор: Сергей Карпущенко
• Жанр: История

---

А разве все эти Муравьевы, Бестужевы и Пестели не "наполеоны"? Да и я такой, наверно Все мы из-за границы по кусочку растерзанного Наполеона в себе привезли, вот он и шевелится теперь в нас, покою не дает, все рассказывает, как он из простого офицера артиллерийского в императора превратился. Так, выходит, и я императором бы стал с превеликим удовольствием? Боже милостивый, страшно как - нет, уж лучше республика! Свобода, равенство и братство - не химеры!

Но как дать гражданам свободу? Дозволить через представителей народа издавать удобные и справедливые законы? Но закон - это необходимость, а где есть необходимость, там уже нет свободы. Значит, ни в республике, ни в монархии свободы невозможны. Ведь я читал Спинозу и знаю, что свободой может быть лишь освобождение от собственных страстей, и никакие правительства и конституции не сделают человека свободным, ежели он сам не устремится к свободе!

А крестьяне, томящиеся в рабстве? Но разве я не знаю, что немецкие крестьяне, которых освободил Наполеон, не ведали, что им делать со своей внезапно полученной свободой. А равенство? Это химера или нет? Какое политическое устройство сделает людей равными? Республика? Нет! Так же останутся умные и глупые, сильные и слабые, здоровые - больные, красивые и безобразные. Да, равенство химера тоже! Правда, в республике каждый бы имел возможность для возмещения недоданного природой, что дало бы, наверняка, возможность сравняться хоть как-то с остальными и привести себя к гармонии с миром - искусствами, ремеслами, образованием! Ах, как все сложно, невыносимо сложно Так что же делать? Наводить мне на государя пистолет или... или просто застрелиться?"

И, обхватив голову руками, издавая стоны, боевой офицер, видевший в сражениях изувеченные до неузнаваемости тела, сам без жалости убивавший врагов, качаясь, то ходил по бараку, то неподвижно сидел на своем жестком топчане, не зная, как поступить ему на следующую ночь, и только звук труб, возвестивший о побудке, привел его в чувство, и Норов вновь вревратился в статного, волевого командира роты восемнадцатого егерского полка.

Полки, выстроившиеся шеренгами вдоль дороги, что вела к Бобруйску, в полном снаряжении, с ружьями ожидали приезда императора целый день. Иногда солдатам разрешали присесть, достать из шнабсаков ((сноска. Холщовые сумки, носившиеся под мундиром.)) сухари и перекусить, но вскоре вновь слышалась команда: ""стань-а-ть!"" и служившие резко поднимались на ноги, вытягивали шеи, смотрели туда, откуда должен был явиться император со свитой. Все страшно устали, но каждому хотелось увидеть государя, хотя бы его карету, чтобы потом, в палатке, перед сном обменяться друг с другом фразами, вроде: "Ну что ж, сподобил Господь узреть его величество!" - "Да, таперича и помирать можно...", а потом, уже лежа на тюфяках, набитых соломой, помечтать о предстоящем смотре, где всякий постарался бы выказать перед "светлыми очами все свое мастерство, отшлифованное зуботычинами фельдфебелей и матерной бранью унтеров.

Поезд государя появился в виду крепости только к вечеру, по шеренгам солдат прокатилась волна радостной тревоги, все зашевелилось, но мигом громкая команда, повторенная много раз, сковала ряды одетых в мундиры людей:

- На кра-а-а-ул! Для встречи слева-а-а!

Тотчас с треском, дружным и громким, солдаты вскинули перед собою ружья, вытянули вперед подбородки, выпучили глаза, а ходившие позади них унтер-офицеры били кулаками промеж лопаток тех, кто то ли подался вперед и вылез из шеренги или, напротив, отступил. Шипели им в затылки:

- Ничипоренко, послед свинячий, брюхо убери!

- Таратуйкин, говно бычачье, прямей ружье держи да повыше штык! Замордую после!

Все слышней делался стук копыт. Вот на рысях проехали лейб-гусары императорский конвой, - карета покатилась, влекомая четвертой лошадей, чья-то рука, облаченная в белую перчатку, высунулась из окна, помахала солдатам, даже лицо мелькнуло - не государя ли? Вслед за каретой на прекрасных, но уж взмыленных конях скакали свитские - генерал - и флигель-адъютанты. Белые и черные петушиные перья трепыхались на их шляпах, придавая офицерам свиты вид горделивый и франтоватый. Они с улыбками обменивались короткими фразами, но тут крепости грянули орудийные залпы, салютуя в честь прибытия в Бобруйск его величества, а солдаты, скашивая глаза в сторону кареты, широко разевая рты, сопроводили царский кортеж протяжным, громогласным "ура", и потом уж, как проехала карета их величества, им совсем не интересно было смотреть на коляски и фуры, везшие придворную челядь и походное хозяйство его величества.

Норов, как начальник караула, стоял в вестибюле комендантского дома, где были подготовлены покои для Александра, и не видел, как император выходил из кареты, но слышал все, что происходило подле крыльца.

"Посмотрит или не посмотрит на меня? - думал с трепетом Василий Сергеевич. - Если посмотрит да ещё и кивнет, - ведь он знает меня, - то я никогда не решусь. Если пройдет мимо, не взглянув, непременно сделаю то... то самое!"

Послышались шаги. Норов, в полной форме, при шарфе и офицерском знаке, с орденами на груди, с обнаженной шпагой стоял неподалеку от входа. Он знал, что шпага, приготовленная для салютования, могла бы сослужить сейчас совсем иную службу, но он гнал эту назойливо лезшую в голову мысль.

Вот Александр вошел, слегка поприседал, разминая ноги от долгого сидения в карете - на улице сделать это было неприлично. Норов отсалютовал, и, видимо, его движение заметил Александр. Повернул в его сторону голову, почти лишенную волос, настолько круто, насколько позволял высокий воротник генеральского мундира.

- А, Норов! - немного устало, но все же дружелюбно, негромко молвил Александр. - А я думал, что ты в Красном, в гвардии.

- Переведен в армейский полк, ваше величество.

- Ах, ну да, - наморщил высокий лоб император. - Вспомнил - эта неприятная историйка с братом. Но не печалься, вернешься скоро в Петербург.

И тут же вернул голову в прежнее положение и, уже не обращая внимания на замершего Норова, зашагал по ковру в сторону отведенных для него покоев.

Василий Сергеевич проводил взглядом высокую фигуру императора. Все у него внутри трепетало, стыд жег его нещадно - как мог он помышлять о пленении этого прекрасного человека, соблаговолившего так милостиво поговорить с ним, с армейским капитаном?

"Разве это деспот? - с горечью думал он, вспоминая свои мысли. - Разве тиран? Да такого государя ещё не имела Россия. Он правит ею по законам, его сердце полно доброты, снисходительности. А я - подлец, изменник! Нет, нет прощения!"

Два часа ходил Норов по коридорам дома, где повсюду были расставлены его ребята. Каждый смотрит весело, всякий рад, что довелось охранять особу государя. Карабины, заряженные карабины - у ноги. По первому знаку они пустят свое оружие в дело, и ни один злоумышленник не посмеет посягнуть на любимого монарха, помазанника Божьего. Норов зал, что даже не будь у них карабинов, они бы пустили в ход тесаки, дрались бы голыми руками, но Василий Сергеевич также был уверен в том, что прикажи он им схватить Александра, скрутить ему руки и бросить в каземат, на холодный каменный пол, они сделали бы и это. Ему было ведомо, сколь преданы егеря ему, их любимому капитану, потому что он являлся их отцом, а император был какой-то недосягаемой для понимания персоной, н е ч е л о в е к о м., без плоти, без страстей - просто недоступной для понимания идеей.

В доме царица сдержанная суета. Быстро проходили туда-сюда по коридорам большого дома камердинеры, лакеи, флигель-адъютанты, стараясь выказать усердие, с озабоченными, злыми лицами понукали прислугу. Император хотел есть, а ужин задерживался. Дважды прошел мимо Норова комендант крепости Берг. Почти вплотную придвинул к его лицу свое потное, опушенное густыми бакенбардами лицо, проговорил:

- Смотрите в оба, господин капитан. Мне хорошо известно о брожении умов в среде офицеров расположившихся близ крепости частей. Не приведи Господь обеспокоить как-нибудь особу их императорского величества - многие головы полетят, да и ваша тоже.

- Мои егеря всецело преданы мне, ваше превосходительство, - ответил Норов, и отчего-то злоба вдруг вскипела в нем.

- Вам... преданы? - спросил Берг, точно заметил какую-то насторожившую его деталь в интонации капитана.

- Именно мне, ваше превосходительство, - не моргнув, сказал Василий Сергеевич.

- Ну, ну, - бросил Берг уже на ходу и буквально побежал в сторону зала, где готовили ужин.

Отужинал Александр быстро. Все видели, что его величество утомлен, рассеян. Обычно такой любезный, охотно шутивший с каждым, кто оказывался с ним за одним столом (в особенности с женщинами), Александр молчал, хоть и ел с аппетитом, и все отнесли молчаливость императора к желанию поскорее закончить ужин и отправиться в спальню. Правда, Берг, внимательно следивший за Александром и боявшийся того, что дурное настроение царя связано с усмотренными при въезде в крепость недостатками в строительстве новых укреплений, пожелал успокоить себя и спросил тихонько у сидевшего с ним рядом лейб-медика баронета Виллие: