Сергей Крившенко - Плавать по морю необходимо

• Название: Плавать по морю необходимо
• Автор: Сергей Крившенко
• Издательство: Дюма
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2001

Книга литературно-исторических очерков посвящена русским землепроходцам и мореплавателям, а также известным русским писателям, отразившим в своем творчестве тему открытия и освоения Дальнего Востока России, тихоокеанских плаваний. Автор исследует «путешественные записки» знаменитых мореплавателей, их очерково-мемуарные книги, историческую прозу русских писателей-маринистов.

В книге продолжены темы и мотивы предыдущих работ автора: его монографий «Утверждение мужества» (Хабаровск, 1974), «Берег Отечества» (Владивосток, 1978), «Дорогами землепроходцев» (Владивосток, 1984), «Героика освоения и социалистического преобразования Дальнего Востока в русской и советской литературе» (Владивосток, 1985), «Берег Отечества: романтика героизма в литературе о Дальнем Востоке» (Москва, 1988).

Автор — член Союза писателей России, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русской литературы ХХ века и теории литературы факультета русской филологии ДВГУ, действительный член Русского географического общества.

---

Невельской показан и в отношениях с генерал-губернатором Сибири Муравьевым, и с офицерами и солдатами своей команды, и с нанайцами-проводниками; показан в отношениях с людьми, настроенными патриотично, самоотверженно (в книге «Первое открытие»), и с ретроградами, чиновниками Петербурга, далекими от интересов России. Показан и в любви своей, и в горе. Показан и в минуты радости (эпизод, когда прибыло сообщение, что сверху вниз по Амуру ожидается сплав!), и в пору тяжелейших размышлений о судьбах своей команды, и в минуты гнева (не доходит до петербургских сановников мысль о значении открытия!), и в часы, когда ему приходится спорить с равнодушными сановниками, которым чуждо бескорыстие подвижничества. Невельской — тип русского человека-подвижника. Автором выдержана верность характеру. Невельской показан как личность незаурядная, как подлинный патриот, человек высокой чести; таких в XIX веке называли сынами отечества.

Своеобразен исторический тип, представленный в лице генерал-губернатора Муравьева. История нарекла его Амурским (после подписания в 1858 году Айгунского трактата он получил титул графа с присоединением к нему имени Амурского). Еще А.И. Герцен писал: «Имя Муравьева, Путятина и их сотоварищей внесено в историю…»[230]. Называя Муравьева прогрессивным историческим деятелем, Герцен одновременно писал о его деспотических, тиранических наклонностях, самонадеянности, грубости. Так же характеризовал его деятельность П.А. Кропоткин: «Он был очень умен, очень деятелен, обаятелен, как личность, и желал работать на пользу края. Как все люди действия правительственной школы, он в глубине души был деспот»[231]. Такой же, но не такой. Герцен писал о «поэме борьбы Муравьева-Амурского с кабинетом его величе-ства — борьбы здравого смысла с недобросовестностью и тупоумием». Слова эти — ключ к характеру Муравьева. Это умный человек, которому близки идеи прогрессивного развития общес-тва (это он составил законопроект об отмене крепостного права!); он сочувственно относился к ссыльным декабристам, стремился облегчить их участь, найти им «дело».

Муравьев поддерживает Невельского. Он не щадит сил для «амурского дела» — то добирается из Иркутска до Камчатки, то организует сплав по Амуру, то сам осматривает посты в устье Амура.

Муравьев в каждом эпизоде раскрывается с какой-то новой стороны. В первой встрече с Невельским в Петербурге он — вдумчивый, доброжелательно настроенный собеседник молодого офицера, возмечтавшего об исследованиях Дальнего Востока (Муравьев один из первых почувствовал в Невельском избыток силы, энергии и готовности осуществить задуманное, он решительно защищает его перед царем). В эпизоде встречи с богатым сибирским воротилой Кандинским Муравьев неприступен, суров, знает себе цену. В финале тетралогии он мягок и деликатен, и вместе с тем не упускает случая, чтобы незаметно отодвинуть Невельского в тень. Противоречия характера Муравьева отразили противоречия самой эпохи. Автор прав, измеряя фигуру каждого исторического деятеля мерой его заслуг перед отечеством.

Сфера открытия Невельского такова, что в действие втягиваются и министры, и адмиралы, и царь. За или против? Помощники, покровители или враги амурского дела? Государственники или клеветники? Среди прямых врагов исторических открытий капитана Невельского — Нессельроде, фигура мрачная и опасная. Среди покровителей особенно живо представлены Меньшиков, Перовский. Отношение к открытиям Невельского проверяет главное: дорога ли тому или иному деятелю будущность России.

Сатирическими красками обрисован в книге образ графа Нессельроде, ставшего высшим сановником при дворе. Он считает, что Россия не должна иметь самобытного пути. Действия царя Николая I обусловлены комплексом страхов: он страшно боится призрака революции, он хочет Россию «подморозить». Перед его глазами — тени пяти казненных декабристов. В Европе опять революция, идет 1848 год. В этих условиях Сибирь воспринимается как край ссылки. Но ему хочется порой блеснуть широтой, царской милостью. Да и трезвые мнения Муравьева, Меньшикова, других государственных деятелей веско легли на чашу весов. И потому все-таки открытие Невельского пробивает себе дорогу, все-таки звучит и царское слово: «Там, где русский флаг поставлен, он не будет опущен». Конечно, подвиг Невельского так и не был оценен по достоинству при его жизни. Автор показывает, что среди тех, кто был награжден за амурскую эпопею, Невельской, сыгравший первую роль, довольствовался второстепенной наградой. И все же, все же, все же… Подлинная награда все же не обошла Невельского. Это — признание его подвига народом, отечеством. Признание потомством.

Фигура Невельского остается заметной и в романе «Война за океан». В трех его частях («Петровская коса», «Амурский сплав» и «Петропавловская оборона») дается широкая панорама событий начала 50-х годов XIX века. В Крымской войне, несмотря на героизм и мужество русских солдат и матросов, царская Россия потерпела поражение. Англо-французские притязания простирались и на дальневосточные территории. Невельской и его сподвижники укрепили русский флаг в устье Амура, на Сахалине. Произошла схватка и на берегах Камчатки: там бесстрашно действовал адмирал Завойко.

Следуя логике самих событий, автор мог бы остаться в плену описательности, если бы его привлекали только эти события. Но каждый раз он пристально всматривается то в одно, то в другое лицо — от Невельского до простого матроса. Русские типы характеров: Чихачев, Бошняк, Казакевич, Петров — каждый из них одержим идеей служения отечеству. Они молоды, как и сам Невельской. Вот, скажем, Чихачев — «худой юноша, офицер». Николай Бошняк — двадцатилетний начальник Николаевского-на-Амуре поста. Но с каким бесстрашием они вновь уходят на обследование неведомых мест, преодолевая голод, холод, болота, гнус.

Автор откровенно восхищается своими героями, их рыцарством, их благородством. И это благородство проявляется в отношении и к солдатам, и к местным жителям, нанайцам. Не менее сложна, не менее драматична судьба простых солдат, на долю которых выпадает еще более горькая чаша забот, трудностей, невзгод.

Несомненно, одной из самых обаятельных фигур романа стала жена Невельского — Екатерина Ивановна. Задорнов как-то сказал, что в подвиге освоения Дальнего Востока женщинам нашего народа принадлежит честь не меньшая, чем мужчинам. Это верно. Среди таких женщин характер, «данный самой жизнью», — это Екатерина Ивановна Невельская.

В одной из статей о романе Задорнова было сказано, что изобразить Екатерину Ивановну писателю надо было затем, чтобы «преодолеть одноплановость образа Невельского». Нет, не затем Н. Задорнов столь много внимания уделил романтической, возвышенной любви своего героя. В жизни так и было — была большая любовь, были тяжкие переходы по Сибири, утомительные плавания на парусном судне, жизнь в устье Амура, на далеком посту, была трагедия матери, потерявшей ребенка; было сознание любящей женщины, что Россия не забудет Невельского, а значит и ее сподвижничество. Образ Екатерины Ивановны Невельской, в девичестве Ельчаниновой, неотъемлем от всего духа романа, утверждающего подлинную доблесть, человеческое благородство, целостность и полноту человеческих чувств.

Правда, нельзя не согласиться с критикой, что образ Невельского подчас дан как бы в романтической дымке, что в описаниях душевных движений есть элементы сентиментальности, мелодраматизма, что документальное не во всем дополняется глубоко психологическим. И все же — перед нами живой реальный характер. Не лишне здесь упомнить, что о Невельской с восхищением писали Николай Бошняк, Воин Римский-Корсаков, да и не с меньшим восхищением, цитируя уже Бошняка, писал А.П. Чехов в сахалинских очерках. С подлинной достоверностью даны и другие исторические лица.

Особенное внимание уделено в романе «Война за океан» образу Завойко. Автор вводит нас в мир размышлений этого незаурядного человека. Завойко — честолюбив, ему недостает той широты взгляда на амурские проблемы, которая присуща Невельскому. Но в главном он патриот своей родины, мужественный воин, организатор.

Оборона Петропавловска рисуется как широкая героическая панорама. На переднем плане мы видим адмирала Завойко, командира фрегата «Аврора» Изылметьева, братьев Максутовых и других подлинных героев обороны Петропавловска. На переднем плане и образы людей, представляющих матросскую и солдатскую массу, без героизма которой ни о какой победе и мечтать нельзя было. Здесь Маркешка Хабаров, Алексей Бердышов, Харитина — на их спокойное, уверенное и не крикливое мужество всегда можно надеяться. И надеялись. Но часто забывали, когда дело доходило до наград. «Заговорили про награды. Но про Маркешку никто не вспоминал. Он и сам стал думать, что не он попал в адмиральский фрегат. Всегда, что бы он ни сделал, считалось пустяком. Единственно, чем он горд и что люди за ним признали, это ружья, которые он умел делать. Маркешка и не желал, чтобы его награждали, хотя его выстрел возвестил врагу близкий разгром. Маркешка признавал свое назначение ничтожным и был счастлив, как каждый, кто сегодня жив, и рад исходу дела: „Да и кто я? Гуран и гуран! Все мы гураны!“» И в этом эпизоде, и во множестве других, где рядовой человек предстает в униженности, в забитости и вместе с тем во внутренней силе, в тихом, глубоко спрятанном чувстве достоинства.