Владимир Карпов - Взять живым !

• Название: Взять живым !
• Автор: Владимир Карпов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Тут грохнул такой хохот, что даже стекло в оконце, возле которого сидел Ромашкин, зазвенело тоненько, словно при близком разрыве снаряда.

- Ну, и чем это кончилось? - спросил Василий, когда все отсмеялись.

- А ничем и не кончилось, - солидно ответил Иван. - Мы с Груней душа в душу и по сей день. Вы, конечно, считаете, что у людей всегда сперва любовь появляется, потом они женятся. А вот у нас с Груней по-своему: сперва женились, а потом любовь располыхалась... Я ведь и фашиста почему в первом своем поиске удавил? Все от этой самой любви. Подумал, как фашисты над нашими бабами измываются, и не стерпел. От таких дум мне и теперь не убить фашиста тяжелее, чем убить.

Иван окинул всех быстрым взглядом. Разведчики не смеялись. Обращаясь к Ромашкину, сказал:

- Конец не конец, а вроде бы точку какую в той истории я, товарищ лейтенант, все же поставил. Вышел через неделю после свадьбы рыбки наловить: Груня ухи захотела. А на реке меня этот прыщ, сам-шестой, встречает. Кроме него самого, ребята все здоровые, убить не убьют, а покалечить могут. Уточняю обстановку: "Не бить ли меня собрались?" "Догадливый", - сипит Петька. "А за что? Не за девку ведь спор. Груня законная моя жена". Вижу, смутил их, замялись. "Правильно, жена, - говорит Петька, - а у кого ты увел ее?" Да тут Назар, конюх, дал Петьке под зад, он аж в кусты полетел. Поднялся, вопит: "Меня же за мое угощенье обижаете!" "Ты сам обидел нас, Петро, - сказал Назар. - На худое дело смутил: законного мужа разве бьют? Ставь еще две литры и пригласи Ивана, а не то самому фонарей подвесим". И что бы вы думали? Выставил Петька водку. За мир, значит. Одна маманя моя в обиде осталась: до дома не дотянул, без нее по дороге женился.

- Дуже гарно все зробилось! - воскликнул Богдан Шовкопляс. - Ты, Иван, сам великий, и душа у тэбэ большая. А вот за мэнэ ни одна дивчина замуж выходить не хотела.

Разведчики недоверчиво поглядели на Шовкопляса: парень чернобровый, белозубый, глаза веселые. Правда, нижняя челюсть немного вперед выдается и нос чуть набок. Но это замечаешь, лишь приглядевшись, а так всем хорош крепкий, рослый.

- Так я тильки теперь на справного чоловика похож став, - пояснил Богдан. - А був никудышний. Лежал колодой на печи, ревматизма мэни расколола ще хлопчиком, в десять рокив. По хате ковыляю, а шоб яку работу зробити или на игрище с хлопцами - ни-ни. Долежал до семнадцати рокив. В школи до седьмого классу доучился - учителя и на печи не забывали. Стал я почти жених, да кто за меня пойдет? Кому потрибна така колода?

- Как же тебя в армию взяли? - удивился Королевич.

- Погодь, костя, не забегай наперед... Ходили до мэнэ с уроками разни девчатки. И была среди них одна красавица, Галей ее звали. Така гарна, що очи ризало. А в самой ей очи - что твое море или там стратосфера. Звезды в них горят, як у той самой стратосферы.

Богдан разволновался, щеки у него порозовели, в глазах вроде бы тоже засверкали звезды.

- Я больной, больной, а красоту понимал. Дивлюсь на що Галю, знаю - не для мэнэ вона, но ничего зробить не можу. Вона ще по вулице иде, а у мэнэ сердце аж в присядки пляшет... Женихи за Галей гухом, один краше другого: Харитон - бригадир, орденоносец, Михайло - тракторист, весь в куделях, як Пушкин, и даже учитель из школы, культурный, при галстучке, а голову потерял. И вдруг та Галю сама кидается на колени перед моей постелью, положила голову мэни на плечо, плаче и причитав: "Не можу я быть счастлива, коли ты всю жизнь маяться будешь. Зачем нас в школе учили? Или неправду умный человек сказал: не милости мы должны ждать у природы, а сами зробити себе счастливо життя! Я тэбэ выкохаю!" Як сказала она мэни такое, усе у мэнэ перевернулось. Уси тормоза, уси прокладки в суставах расслабились, кровь забегала там, куда раньше ей ходу не было! И свадьба у нас, Иван, тоже была не обычная. Я не хотел свадьбы. "Погодь, - говорю, - проверь себя, Галю". А она: "Нет! Пусть будет свадьба, пусть люди бачут!" Сами понимаете, яко веселье, когда жених сиднем сидит, а невеста-раскрасавица вокруг него одна пляшет. Гости слезы тайком утирали. А моя Галю знай пляшет та песни спивае!

Богдан помолчал, вздохнул.

- После свадьбы она мэнэ в сад под яблони цветущие стала выводить. Где там выводить - выносила на руках своих. И все со смехом, с шутками. 6 хате - патефон, радио. Картинки из журнала "Огонек" на стены наклеены, таки веселы, ярки картинки - цветы, море, птицы, корабли, леса. Вот так без докторов и выкохала мэнэ Галю. Ходить я начал, потом бегать, плавать. На комбайнера выучился, и все село любовалось нами. Я с поля иду, а Галя дождать не может, навстречу бежит. Будто чуяла - короткое наше счастье, будто знала наперед, что разлучит нас война...

На том и оборвал Шовкопляс свой рассказ о себе и о своей Гале.

В блиндаже было тепло, от печки шел домовитый запах сохнущей одежды. Воркуя, закипал чайник, но вдали потрескивали приглушенные бревенчатым накатом пулеметные очереди.

- Кто еще, братцы, расскажет о свадьбе-женитьбе? - спросил Лузгин. может быть, Костя?

Королевич залился стыдливым румянцем, прикрыл ресницами голубые глаза.

- Я не женат...

- Но деваха-то есть?

Костя молчал. Казаков, выручая Королевича, попытался втянуть в разговор Голощапова:

- Может, ты, Алексей Кузьмин, о своем житье-бытье поведаешь?

Голощапов почесал в затылке и, как обухом, врезал:

- Все это муть! Первый год после женитьбы у всех сладкий. А проживете лет десять - двадцать, еще неизвестно, какие ваши Грунечки да Галечки станут. - Язва ты, Голощапов! - остановил его старшина разведвзвода Жмаченко. - зачем людей обижаешь? Хочешь говорить - скажи про себя, не хочешь - помолчи, а людей не трожь.

- Я и говорю про себя, а не про тебя.

Голощапов посопел и вдруг выложил, вызывающе глядя на слушателей:

- А я вот свою жену бил!.. Она тоже красавица была и, как в гости пойдем, хвостом туда-сюда. Ну, я и поддавал ей: не забывай, что муж есть!

- Про такое и слушать неинтересно. - махнул рукой старшина. Рассказал бы ты, Жук? Ты инженер, у тебя жизнь городская.

Жук был во взводе радистом. Рация, правда, взводу разведки не полагалась, но она была захвачена у немцев и застряла здесь. Анатолий Жук сразу разобрался в ней, что-то перемонтировал и с той поры стал взводным радистом.

- Ну, во-первых, я не инженер, а всего-навсего радиотехник, - поправил он Жмаченко. - А во-вторых, мои семейные дела тоже неинтересные. Помедлил, подумал и продолжал. - Сначала все шло хорошо, и любовь была, а потом рассыпалась. Перестали мы друг друга понимать, будто на разных волнах говорили: она не слышит меня, я не могу уловить ее.

- Почему же так получилось? - насторожился дотошный Коноплев, комсорг взвода.

- Да все из-за Шарика, - неопределенно ответил Жук.

- Из-за какого шарика? Зеленого, что ли? Мировые проблемы решали?

- Нет, собачка у нас была, Шариком звали.

Ребята выжидательно улыбнулись. Начало всем показалось занятным.

- Разве может у людей, к тому же образованных, из-за какой-то собачки жизнь испортиться? - удивился Коноплев.

- Может, - твердо сказал Жук. - До войны я жил под Москвой, в городе Пушкине. Домик там собственный у отца и матери. Шарик по двору бегал веселый такой рыжий пес, дворняжка простая. Окончил я техникум, послали работать в Караганду. Там встретил девчонку. Лизой звать. Тоже после техникума отрабатывала, зубной техник. Она москвичка, я вроде бы тоже москвич. Одним словом, поженились. Подработали деньжонок, мотоцикл с коляской купили. Живем не тужим. А мать с отцом в каждом письме: приезжай да приезжай, мы старые, кому дом оставим? Ну, отработали мы с Лизой положенное и махнули домой. Приехали ночью. Шарик нас встретил как полагается: прыгает, ластится и все норовит руку лизнуть. Только мотоцикл ему не понравился - понюхал, чихнул и отошел в сторону. И вот однажды Лиза говорит мне: "Давай хорошую собаку заведем". - "А Шарик чем плох?" - "Уж кормить, так породистую. Я сама достану в Москве, у моих знакомых есть отличные породы". Шарик стоит тут же, языком в себя ветерок гонит - жарко ему, смотрит преданными глазами, не понимает, о чем она речь ведет. Отец и мать промолчали, не хотели портить отношения с невесткой, думали: поговорит и забудет. Но Лиза не забыла. Недели через две принесла щенка-дога. И паспорт на этого пса принесла, там до шестого колена его родословная описана, а наречен он Нероном. Шарик встретил Нерона ласково, понял, что это щенок, хотя и был тот здоровущим. Ну, думаю, все уладится: одна или две собаки, какая разница? Но вскоре Лиза ведет меня к мотоциклу: "Заводи". "Зачем?" - "Шарика увезем, он уже там, под брезентом, в коляске". Выехали мы за город, Лиза выпустила Шарика, он скулит, жмется ко мне. Я говорю: "Его завтра же собачники поймают. Давай хоть подальше отвезем, в деревню, там собачников нет. К кому-нибудь прибьется". Лиза молча отвернулась; Смалодушничал я, бросил Шарика. И с той поры что-то надломилось в наших семейных отношениях: не тянет меня домой. Завел со мной серьезный разговор отец: "Может быть, из-за нас нелады у тебя с Лизой? Так мы свой век прожили. Хотите назад в Караганду, езжайте. Или нас, если мешаем, отправляй куда-нибудь". Я отцу ничего не сказал, а про себя подумал: "Ну да, как Шарика, посажу вас с матерью в коляску, завезу подальше и брошу".