Джимми Коллинз - Летчик испытатель

• Название: Летчик испытатель
• Автор: Джимми Коллинз
• Издательство: Государственное издательство «Художественная литература»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1939

Это не просто замечательное литературное произведение, это — чистосердечная, глубоко правдивая исповедь талантливого летчика, обреченного условиями капиталистического авиационного производства на полуголодное существование, случайные заработки в преступно-опасных полетах и наконец на гибель в одном из них. Попав в крайнюю нужду, Джимми Коллинз взялся за проведение весьма рискованного испытания одного опытного пикирующего бомбардировщика. Он прекрасно понимал весь авантюризм организации эксперимента, сознавал чрезвычайную опасность своей работы в воздухе. Но другого выхода у летчика не было — надо кормить и себя, и семью… Автор ярко, я бы сказал, талантливо повествует о ходе испытаний, своих злоключениях и курьезах в полетах. Но не это берет за душу. Коллинз подробно описал и свое… последнее испытание самолета на пикирование. Мужественному, высококвалифицированному летчику, попавшему в безысходные тиски нужды, развязка была настолько ясна, что он технически обоснованно изложил на бумаге свою будущую и, как оказалось, очень близкую гибель. Впоследствии выяснилось и еще одно леденящее душу обстоятельство: главу о собственной гибели Коллинз писал для того, чтобы дать… заработать своему другу-журналисту на сенсационной статье.

Оставлено правописание 1939 года — «итти», «во-время» и т. д.

---

Я сдался, и мы опять полетели. Я позволил ему без помехи бултыхаться в воздухе, пока дело не дошло до штопора. Я велел ему сделать штопор, а он начал крутую спираль. Я отнял у него управление, набрал высоту, опять велел ему сделать штопор, а он опять начал крутую спираль, и очень, к тому же, скверную!

Я подумал, что он, может быть, боится штопора, поэтому я сказал себе что-то вроде «а ну его к бесу» и велел ему сделать фигуру «триста шестьдесят». Он должен был подняться до пятнадцати тысяч футов, выключить мотор, сделать вираж, планируя, и закончить посадкой под тем местом, где был выключен мотор. Вместо этого он поднялся до двух тысяч футов, ввел самолет в крутую скользящую спираль, почти что в штопор — полюбились ему эти крутые спирали! — и держал его в таком положении. Мы кружились да кружились. Я дал ему волю. На этот раз я хотел, чтобы он убедился.

Я ждал этого момента и был готов, но на высоте двухсот футов самолет перехитрил меня — взял и перевернулся на спину. Я сделал быстрое движение, левой рукой рванул сектор мотора, выключил газ и впился обеими руками в ручку. Мой паренек, как безумный, тянул ее на себя, но своей внезапной энергичной атакой я взял над ним перевес и сумел протолкнуть ручку вперед как раз настолько, чтобы прекратить начавшийся штопор. Я был уверен, что при выходе из последовавшего за этим пике мы врежемся в землю, но каким-то чудом мы ее не задели.

Я сейчас же посадил машину и был так зол, что пошел прочь, не говоря ни слова. Но паренек шел за мной и упорно хныкал: — Мистер Коллинз, послушайте, мистер Коллинз, послушайте, — так что я сменил гнев на милость и остановился поговорить с ним.

Я еще не успел сказать ни слова, как он уже набросился на меня: — Послушайте, мистер Коллинз, пожалуйста, не выхватывайте у меня управление только потому, что я сделал один лишний виток. Я отлично мог бы и сам посадить самолет.

Рот у меня открылся и опять закрылся, — слов не было. Посадить самолет! Посадить нас обоих в калошу! Но как было вразумить его? Он ведь даже не понял, что мы были в штопоре. Он не понял, что мы чуть не сломали себе шею. Он решил, что мне просто недостает терпения!

Как сгорел самолет Гэйтса

Самолет лейтенанта Хангри Гэйтса загорелся в воздухе. Гэйтс выключил мотор и стал действовать быстро, но осмотрительно. Он отстегнул пояс и выбрался из кабины. Он совсем уже приготовился к прыжку, как вдруг что-то вспомнил. В бортовой сумке осталась бутылка замечательного довоенного виски, которую один приятель подарил ему перед самым полетом. Бутылка ему понадобится, если он приземлится благополучно. Он нырнул за ней в кабину, а потом прыгнул головой вниз, подальше от горящего самолета.

Он не задел за хвостовое оперение и, подумав, что и то слава богу, решил еще затянуть прыжок. Он не хотел, чтобы самолет упал ему на голову. Он не хотел, чтобы горящие обломки упали на его парашют, если он раскроет его слишком рано.

Переждав, сколько нужно, он уже хотел дернуть за кольцо, чтобы парашют раскрылся, но оказалось, что обе руки у него заняты. Он крепко прижал к себе бутылку виски левым локтем и таким образом освободил правую руку. Потом свободной рукой нашел кольцо, дернул, опять сжал бутылку обеими руками и стал ждать. Парашют раскрылся, и от рывка Гэйтс чуть не вылетел из лямок, но бутылку не выронил.

Он вспомнил о пылающем самолете. Он взглянул вверх, но увидел над собой только спасительный белый купол парашюта, четко врезанный в ясное голубое небо. Он огляделся по сторонам. Он увидел длинную струю черного дыма и проследил ее глазами, пока в конце ее, внизу, не разглядел падающий самолет. Самолет был ниже его и уже не опасен для парашюта. Гэйтс успел заметить, как самолет с силой врезался в небольшой лесок влево от него, а потом и сам он приземлился на лугу. Он крепко ударился о землю, упал, но бутылку из рук не выпустил. В безветренном воздухе парашют обмяк и лежал на земле, как куча тряпок.

Гэйтс приподнялся, сел и решил, что подкрепиться нужно сейчас же, еще до того, как отстегнуть лямки и сложить парашют. Он достал из подмышки бутылку и в ужасе уставился на нее, облизывая губы.

Это была совсем не бутылка. Это был огнетушитель!

Друзья на двойном управлении

Летная этика строго запрещает управлять машиной вдвоем. Но изредка, когда на одном самолете оказываются два летчика, это все-таки случается.

Однажды два пилота вели тяжело нагруженный бомбардировщик. Они были большими друзьями и одинаково хорошими летчиками. Поэтому-то, возможно, все и произошло.

Они сделали посадку на аэродроме Лов, в Тексасе, набрали горючего и опять стали рулить для взлета. Часть аэродрома была перекопана. Места для разбега оставалось в обрез.

Тяжело нагруженный самолет с двумя моторами «Либерти», колоссальными крыльями и целым лесом расчалок, неуклюже покатился по полю. Летчик, который вел машину, использовал почти всю площадку перед тем, как оторваться от земли. Потом он очень аккуратно взлетел, не слишком высоко, а так, чтобы только-только не задеть проводов, которые тянулись на его пути. Он рассчитал, что пролетит над самыми проводами, но в это время второй летчик, сидевший рядом с ним в другой кабине, решил, очевидно, что это ему не удастся, хотя я никак не могу понять, почему он сделал затем такую странную вещь, — разве что это была одна из тех глупостей, на которые мы все способны в критические минуты, если не держим себя в руках.

Как бы там ни было, оба мотора заглохли одновременно, и самолет грохнулся о провода и бесформенной грудой упал за дорогой, огибавшей аэропорт.

Оба летчика выскочили из-под обломков и пустились бежать. Тот, который вел самолет, держал над головой штурвал, очевидно, отломившийся во время аварии. Он дико размахивал им и гнался за вторым пилотом, крича, что есть мочи: — Я тебе покажу, как выключать мои моторы! Выключил мотор, когда у меня все шло так хорошо! Попадись ты мне только, я тебе шею сверну!

Не оступитесь!

На воздушной базе военного флота в Анакостии по одну сторону ангаров протекает река, а по другую расположен аэродром. Река служит местом взлета и посадки для гидропланов, аэродром — для сухопутных самолетов.

Один тамошний летчик несколько месяцев подряд летал исключительно на сухопутных машинах. Потом однажды поднялся на гидроплане. В качестве второго пилота он взял с собой одного из курсантов.

Полетав немного, летчик пошел на посадку. Но вместо того, чтобы вести самолет к реке, он стал снижаться над аэродромом.

Курсант молчал, пока не решил, что дольше молчать не смеет. Он толкнул летчика в бок, показал ему, что он сейчас посадит гидроплан на землю, и намекнул, что, может быть, лучше было бы пролететь немного подальше и сесть на реку. Летчик вполне с ним согласился. Он дал газ, сделал еще круг и стал садиться на реку. Он очень хорошо посадил машину и дал ей замедлить ход. Когда она почти остановилась, он обернулся к курсанту и стал извиняться, что чуть не посадил его на землю. Не переставая говорить, он расстегнул пояс.

— Нужно же было сделать такую глупость, — сказал он. — Я так долго летал на сухопутных самолетах, что, очевидно, стал снижаться там просто по привычке, не думая. Ужасно глупо.

Он был явно смущен и пристыжен.

— Да, — закончил он, — ужасно глупо, — и он встал и вылез из кабины на крыло.

— Всего хорошего, — сказал он и шагнул с крыла прямо в воду.

Любитель поскулить

Гэс-Пессимист заработал свою кличку на Брукском аэродроме, в Начальной военной школе летчиков. Он вечно твердил, что завтра его выгонят из школы. Окончив школу в Бруксе, он уверял, что не продержится и трех недель в Келли, школе высшего пилотажа, — в Бруксе ему, видите ли, просто повезло. Он окончил Келли первым в своем выпуске и говорил всем и каждому, что работы в гражданской авиации ему все равно не получить, уж лучше бы его выставили из школы.

Я встретил его через несколько месяцев в Чикаго. Он летал на одном из самых завидных участков западной почтовой линии. Он был убежден, что скоро потерпит аварию в ночном полете и на всю жизнь останется инвалидом, так что к чему, собственно, эта почтовая служба?

Я встретил его через несколько лет после того как его перевели на восточный участок, пересекающий Аллегенские горы. Он не понимал, какая польза ему будет после смерти от того, что сейчас ему больше платят. Разве в этих горах не гибнут все лучшие летчики?

Он взял отпуск и на время вернулся в армию. Я встретил его на аэродроме Митчел. Он сказал, что проводит отпуск в полетах, потому что захотелось для разнообразия полетать на военных машинах, немного развлечься.

— Но, знаешь, напрасно я это сделал, — сказал он. — Я слишком долго летал по прямой. Сегодня я чуть не столкнулся с одним в строю. Вряд ли я доживу до конца отпуска и вернусь на линию.