Дмитрий Лухманов - Жизнь моряка

• Название: Жизнь моряка
• Автор: Дмитрий Лухманов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В книгу одного из родоначальников советского морского флота легендарного капитана Д.А. Лухманова (1867-1946) вошли художественные произведения, написанные им более чем за шестьдесят лет службы на флоте.

---

Уральские казачьи офицеры походили на зажиточных мужиков в офицерских мундирах. Среди них были выслужившиеся из рядовых — седые пятидесятилетние сотники и даже хорунжие.

Казаки поражали своей темнотой и некультурностью. Смешно было видеть казачьих офицеров и их «дам», которые говорили «чо» вместо что, «шено» вместо сено, «лихоманка» вместо лихорадка и не только не пользовались пароходной кухней, но даже не употребляли пароходной посуды, боясь «обмирщиться».

В начале октября мы кончили перевозку казаков и получили совершенно необычное назначение: доставить из Баку в Энзели[37] возвращавшееся из Лондона чрезвычайное персидское посольство во главе с каким-то принцем. За несколько дней до назначенного отхода нас поставили на генеральную чистку и окраску. Специально назначенный на этот рейс ресторатор доставил целые вороха всевозможной провизии, гастрономических деликатесов и ящики вин, главным образом шампанского и ликеров. Между двумя смежными каютами первого класса вынули переборку и из двух маленьких соорудила для принца одну большую каюту «люкс». Я, как «язычник» и человек, бывший за границей, был назначен специальным уполномоченным по этой перевозке.

Наконец настал день отхода, и шикарные фаэтоны подвезли по пристани прямо к сходням высокопоставленных пассажиров. Среди них были: принц, высокий персиянин в европейском костюме и каракулевой шапочке, несколько персидских генералов, старый седобородый придворный мулла в чалме и очень подвижной и болтливый корреспондент француз. Провожали гостей бакинский губернатор Гюбш фон Грешталь, приехавшие из Тифлиса чиновники министерства иностранных дел, управляющий бакинской таможней, наш бакинский управляющий Гурдов, полицмейстер и жандармский полковник.

После банкета с замороженным шампанским и соответствующими тостами и пожеланиями провожающие оставили шхуну, и мы снялись.

Как только я спустился в кают-компанию, меня осадил француз. Он говорил без умолку. Суть его болтовни сводилась к следующему: принц — горький пьяница, те генералы, которые будут сидеть за столом поближе к нему, — тоже, но мулла будет зорко следить за всеми, чтобы никто не пил крепких напитков, и разрешит пить только воду, сдобренную красным вином. Мое искусство должно заключаться в том, чтобы дать возможность его высочеству выпивать за столом то, что он хочет. От этого, по словам француза, прямо зависела моя будущая карьера.

Я вызвал для консультации ресторатора.

Решено было на обеденный стол поставить только две бутылки бордо и два одинаковых больших граненых графина — один, поближе к мулле, — с ледяной водой, другой, поближе к принцу, — с ледяной водкой. Муллу и принца рассадить подальше друг от друга, муллу поближе к капитану, а принца поближе ко мне.

За обедом его высочество похвалил чистоту и температуру «воды», сравнив ее с водой какого-то горного потока в Персии. Мулла, пивший воду из другого графина, поддержал его. После этого принц собственноручно налил «воды» из своего графина трем своим приближенным.

Рейс до Энзели прошел благополучно, и принц послал специальную телеграмму меркурьевскому начальству, в которой не находил слов для выражения благодарности администрации парохода, которая сделала все, чтобы скрасить для него, не привыкшего к морским путешествиям, двое суток переезда открытым морем. Через несколько месяцев я получил персидский орден «Льва и Солнца».

По возвращении из энзелийского рейса в Баку меня ждала большая радость: я переводился старшим помощником на пароход «Великий князь Константин».

На «Константине» я познакомился с «дедушкой» флота «Кавказ и Меркурий» боцманом Василием Андреевичем.

Прослужив в Черноморском военном флоте «на старых правах» двадцать пять лет, отбыв Крымскую войну, этот герой Синопского боя и обороны Севастополя, несколько раз раненный, кавалер двух «егориев», служил на «Константине» тоже уже двадцать пятый год. Ему было под семьдесят лет, но он был еще очень бодр, подвижен и любил в свободное время «опрокинуть стаканчик».

Василий Андреевич был живым справочником по старым плаваниям и охотно рассказывал мне различные истории о былых, давно сошедших в могилу капитанах, о первых каспийских пароходах, о первом путешествии по Каспию восточного деспота Наср-Эддин-шаха. Про старый военный флот он не любил рассказывать.

— Ну что о нем растабаривать-то, — говаривал он, — показная была служба, для видимости все делали, на скорость били да на форс. Марселя в три минуты меняли, а как — не спрашивали. Чистоту на кораблях и в амуниции обожали, но и ее доводили до глупости. Любимое дело у начальства было совать мизинец в белой перчатке в ружейное дуло; как чуть запачкал перчатку, матросика, чья винтовка, драть, ну и зудили мы стволы изнутри дресвой да наждаком так, что пуля в ружье, как орех у обезьяны за щекой, болталась. Кому линьки-то принимать приятно?

— А здорово драли прежде, Василий Андреевич?

— Не приведи бог! Ну да что уж об этом говорить, прошло, слава богу. Конечно, и теперь дерут, но больше по суду. Теперь человека выпороть целая канитель, а тогда… Мичманишка какой-нибудь, молоко-то у него на губах не обсохло и делу-то своему морскому у нас, у старых матросов, учится, а чуть что не по нраву: «Унтер-цер, всыпать ему дюжину!» И всыпали без всяких стеснениев… Не люблю я этого времени вспоминать, ну его…

— А в дальние походы хаживали когда, Василий Андреевич?

— Вот когда «Русское общество» на Черном море образовалось, нас тогда из флота человек двести откомандировали на пароходы, так ходил в Англию… Смешно очень было. Пришли это мы в английский город Кардифф: город хороший, ничего, вот и пошли компанией на берег. Ну, выпили, конечно. Кто-то и говорит: «Давайте, ребята, молоком отпаиваться, а то неловко так-то на пароход идти». Зашли в молочную, а по-ихнему никто говорить не может. Мы молока спрашиваем, а хозяйка или там приказчица, вообще молочница, нам сыры разные предлагает. Как тут быть? Вот один из наших стал на четвереньки и мычит, как корова, а другой его будто доит, а третий для ясности пальцы ему к голове приставляет, будто рога… Поняла молочница: «йес, йес», — и сейчас принесла нам со льду молока в бутылках и стаканы. Все бы и сошло, да кочегары, наши же, как раз мимо молочной проходили и видели, как мы корову изображали… Вернулись мы на судно, а они нас «рогатыми» дразнят, ржут и мычат на нас по-коровьи. Мы их, конечно, «духами» из преисподней обложили, ну, они в драку. Подрались немного и «без берега» получили…

С тех пор и пошло: матросы кочегаров «духами» зовут, а кочегары матросов — «рогатыми».

— Василий Андреевич, расскажите что-нибудь про шаха.

— Про шаха? Вот тоже умора была. Везли мы его на «Константине» из Энзели в Астрахань, ездил он в гости к нашему царю, по его приглашению. Ну, конечно, все для него было специально устроено. Ехал он в общей дамской первого класса; все диваны оттуда убрали, вдоль переборок устроили кругом низенькие широкие тахты и все дорогими коврами застелили, а в общей мужской, в корме, тоже так устроили, там его жены ехали. По каютам — свита, а во втором классе — прислуга. На кормовой палубе, сзади рубки, из ковров целый шатер соорудили, а то внизу помещения не хватало… Прислали нам тогда из Питера дворцовых лакеев, поваров и поварят всяких и всю царскую посуду с гербами.

Вот, значит, стоим мы в Энзелях на якоре, смотрим, везут; идут персидские кирджимы[38], все коврами убраны, а впереди кирджим с музыкантами. Дудят, в бубны бьют, в барабаны, кто во что горазд. Ну, наше начальство все в мундирах на шканцах стоит. Капитаном у нас, царство ему небесное, покойник Перцев был, капитан первого ранга, помощники тоже из флотских. Команда была персидская и при ней персидский боцман, он вторым считался, а я старшим. Команду всю во флотскую форму обрядили… Ох и потеха была со шляпами!.. Тогда во флоте форма была — черные лакированные шляпы, и попали нам немножко великоватые… Ну, не держатся у них на бритых башках шляпы, ерзают во все стороны, так и пришлось к ним шкимки[39] пришить и под подбородком завязывать. Их тоже в ряд выстроили, и мы с ихним боцманом, при дудках, на правом фланге. А лакеи — все в красных кафтанах, галунами обшиты, на левом плече золотой эполет с аксельбантом — выстроились вдоль рубки…

Вот высадился шах со своими генералами, все в раззолоченных мундирах, с бриллиантовыми звездами, а у шаха на папахе бриллиантовый лев с султаном, на солнце так и горит.

Посмотрел он на всех, кто, думает, из них здесь поважнее… И прямо к лакеям в красных кафтанах, ручки им пожимать… А те кланяются в пояс и руки за спины прячут… Был тут при нем русский переводчик, тоже генерал, подскочил и стал ему с поклонами что-то объяснять. Шах насупился, потом махнул рукой и пошел в рубку, так ни с кем и не поздоровался.