Ирина Карнаухова - Наши собственные

• Название: Наши собственные
• Автор: Ирина Карнаухова
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Ты? - спрашивает Гера удивленно, берясь левой рукой за подоконник.Почему ты здесь?

- Так,- спокойно отвечает Лиля. Она дрожит; ей холодно в легком халатике, а Гера почему-то медлит и не забирается в комнату. Вот он подтянулся раз-другой...

- Не могу,- говорит он вдруг, сжав зубы,- помоги мне.

И Лиля, перегнувшись наружу, сразу залитая дождем, ослепленная ветром, подхватывает его и помогает Гере перевалиться через высокий подоконник.

Рассвет разгорается, и в свете слабенького солнца Гера стоит перед Лилей бледный, взъерошенный, с красной ссадиной через всю щеку; губы его дрожат, вода стекает с него ручьями.

- Сейчас же,- сказал он хрипло,- разбуди Василия Игнатьевича, тетю Аню, Таню, ну и... Юру, пожалуй,- слышишь? Сейчас же!

- Слышу,- ответила Лиля и повернулась к двери,- только опусти шпингалет.

14. Василию Игнатьевичу пришлось понять

Василий Игнатьевич первый вошел в комнату. За ним, зябко поеживаясь, спешили Анна Матвеевна и Таня. Юра никак не мог окончательно проснуться. Увидев Геру, Анна Матвеевна и Таня бросились к нему.

- Что с тобой, Гера? Что с тобой? Почему ты такой мокрый? Где ты был?

- А-а, это потом... Сейчас вот... Я достал... Прочесть надо.

Гера протянул Тане какой-то конверт из плотной желтоватой бумаги.

Рыжая полоса пересекала конверт, и сломанная сургучная печать осыпалась с него на пол.

Осторожно Таня взяла конверт, повертела в руках:

- Это по-немецки, Гера, я не умею.

- Дай-ка,- сказал Юматик. Он вынул из конверта письмо с незнакомым и странным грифом, с ползучим жутким пауком свастики и попытался прочесть.

- Гегейм бефель... Что такое "бефель"? - спросил он беспомощно.

- Это непременно, непременно нужно прочесть...- бормотал Гера, закрывая глаза.

- Неужели никто не может? - в отчаянии спросила Таня.

Анна Матвеевна и Василий Игнатьевич только молча с ужасом смотрели на бумагу, как будто бы чувствовали, что она несет с собой горе и кровь.

- Позовите Лилю...- хрипло сказал Гера, все больше бледнея.- Куда она делась?

Лиля быстро пришла на зов. Взяла бумагу, взглянула на нее раз, другой, оглядела всех - испуганных стариков, взволнованную Таню, недоумевающего Юматика, задержалась взглядом на Гере и тихо проронила Юре:

- Последи, чтобы никто не вошел в комнату. Читать сразу в переводе? спросила она спокойным, как всегда, голосом.

Никто ей даже не ответил.

- "Приказываю всем военным чинам вверенной мне армии: первое стрелять в каждого русского, приблизившегося к... местонахождению...- Нет.К расположению германской воинской части ближе чем на пятнадцать шагов, независимо от того мужчина это, женщина или ребенок..."

- Что? - спросила, не понимая, Таня.

- "...женщина или ребенок".

- Господи, что же это такое?..- прошептала Анна Матвеевна, силясь унять дрожь в руках.

- "Выспрашивать...- то есть нет,- выведывать у населения всеми доступными средствами... о местопребывании и семьях... большевиков, комсомольцев и евреев и ферванден"...- ах, да...- применять при этом подкуп, унд если нотвендиг, не останавливаться ни перед какими методами физического воздействия... Терроризировать население, не подчиняющееся приказам германского командования, массовыми... тодесуртайль... смертными приговорами".

Молчат все.

Только у Геры дергается нога и каблук дробно стучит по половице.

Все молчат.

Да, вот это и есть фашизм. Фашизм, который уничтожила советская армия и который никогда не должен воскреснуть вновь!

Василий Игнатьевич постоял тихонько и, пробормотав: "Ну и дурак ты, Василий Игнатьевич, старый дурак..." - поплелся из комнаты.

- Как страшно, как страшно! Там же наши люди,- прошептала Таня,Дети... матери...

- Тише воды, ниже травы надо жить; авось пронесет,- вздохнула Анна Матвеевна.

- Я не понимаю,- пожала плечами Лиля.- Это гунны какие-то, звери, а папа говорил, что это самая культурная нация.

- Культурная!..- рванулся к столу Гера.- Да их убивать, как волков, нужно.

В запале он ударил кулаком по столу - и краска сползла с его лица и побелели губы.

Лиля пристально взглянула на Геру, шагнула было к нему:

- Гера...

Но Таня перебила ее:

- Юматик, ты можешь рассказать обо всем Хорри и Леше... но так, чтобы не очень их напугать. Остальным - ни слова. Анна Матвеевна, все-таки пора готовить завтрак. А я пойду посмотрю, что делает Василий Игнатьевич, ведь старику очень тяжело...

Лиля и Гера остались одни в комнате. Лиля вплотную подошла к нему.

- Гера,- сказала она настойчиво, глядя прямо ему в глаза,- почему на пакете кровь?

Гера не ответил. Его глаза закрывались, он все грузнее опирался на стол и делался все бледнее.

- Тебе плохо,- спросила Лиля,- тебе больно? Сядь.

Быстрым движением она подставила стул, усадила Геру. Тот опустил голову на стол и пробормотал сквозь зубы:

- Оставь... Ни... чего, мне надо идти.- Но у него не было сил подняться.- Не... могу... Погляди, что у меня тут на плече?

Лиля ловко сняла рукав с одной его руки. Гера скрипнул зубами от боли. На плече содрана кожа, рана кровоточит, густые струйки сбегают по смуглой грязной спине.

- Ты же ранен,- прошептала Лиля и тоже побледнела,- ранен!.. Погоди...

- Пустяки, царапина!

Лиля вдруг начала считать: "Раз, два, три, четыре".

- Что ты? - обессиленно поднял голову Гера.

- Ничего... Ничего... Папа учил, когда очень растеряешься,- посчитай до десяти. Теперь все в порядке.

Лиля быстро подошла к аптечному шкафчику, взяла бинты и вату, пузырек с йодом.

- Гера, сейчас будет очень больно, но так нужно.

- Если нужно,- делай.

- Повернись к свету.

- ...Понимаешь, он успел отскочить.

- Неужели? - спросила Лиля и мазнула йодом.

Гера вздрогнул от боли.

- Да... и все из-за белки... Понимаешь, хрустнула... ветка... Он захрипел... и схватился за сумку.

- Да? Ну, вот и готово,- сказала Лиля спокойно, как будто бы она ничего только что не слышала и ничего только что не узнала.

- Лиля...- Гера впервые взглянул Лиле в лицо.- Лиля, я не хочу, чтобы кто-нибудь...

- Я знаю,- прервала его девочка.- Ну вот... мне надо идти принести воды,- я сегодня дежурю; а ты бы прилег.

- Нет, уж давай я принесу.

- Что ты! А рука?

- У меня есть другая,- усмехнулся Гера и, не глядя на Лилю, пошел к колодцу.

Вон видно из окна, как он вертит вал левой рукой.

А странная девочка Лиля распахнула окно и подставила лицо солнечному лучу и, зажмурившись, улыбнулась.

15. Раны болят

Раны бывают разные.

У Василия Игнатьевича была ранена душа. Он лежал зарывшись лицом в подушку и думал с горечью: "Как же так? Как же могли оставить, забыть нас с детьми здесь, среди этих ужасов и страхов? Почему не позаботились, не предупредили, не вывезли? Почему сейчас никто не поможет, не посоветует? Где Родина, о которой мы говорили ребятам, что она никогда не забывает? Забыла? А ведь она не дремала ни часу, когда сто человек с "Челюскина" остались на льдине в бушующем море. Она послала в полярную ночь ледоколы, собачьи упряжки, лыжников... Сутками не уходили с вахты радисты. Миллионы людей следили за спасательными работами. И, наконец, герои-летчики сели на необычайный аэродром и вывезли всех до единого на материк. Даже маленькая Карина, родившаяся в Ледовитом океане, вернулась домой здоровой и невредимой.

Почему же забыли о наших детях?

А когда Марина Раскова заблудилась в тайге, за ней тоже послали самолеты, вездеходы, опытных таежных охотников. За одной женщиной, пусть даже прославленной летчицей! Почему же, почему же забыли о нас, о ребятах, о детской здравнице?"

Вы не правы, Василий Игнатьевич, не надо сравнивать мирное время и первые дни внезапно грянувшей войны.

Да, не прислали за детьми, потому что коварно и неожиданно враг сбросил на город тонны бомб и город пылал, как факел, и обезумевшие люди выбегали из домов и падали у порога. Матери закрывали своим телом детей и гибли вместе с ними. Трое суток пограничники сдерживали натиск врага и полегли в окровавленную пыль, преграждая собой дорогу на восток, все, как один, все, как один.

Вы же знаете, Василий Игнатьевич, что сёла вокруг здравницы превращены в пепелища и люди ушли из них и прячутся в пуще и береговых плавнях. И разве вы не видели, как на дубовой ветви висел ваш старый друг, председатель сельсовета, впервые опустив могучие руки, и дуб стонал на ветру от гнева и стыда?

Кто мог вспомнить о случайно оказавшихся в здравнице детях, если пропала Ольга Павловна? И все же разве не приходила к вам Мокрина и не собиралась к вам еще раз, да упала мертвой на опушке леса,- закрывая своим телом собранный для вас узелок? И разве не стояли за ней народ, Родина?

Все это - трагическая неразбериха первых дней войны, когда страна захлебнулась кровью от предательского удара. Но подождите, она еще оправится, еще вздохнет полной грудью, и горе тогда врагам. А пока не надо отчаиваться, Василий Игнатьевич, и не надо роптать.