Вера Семенова - Чаша и Крест

• Название: Чаша и Крест
• Автор: Вера Семенова
• Жанр: Фэнтези

Действие происходит в вымышленном мире, расположенном на берегах Внутреннего Океана. Во всех странах этого мира действуют обычные законы — меняются правители, течет торговля, дворяне выясняют отношения со шпагой в руках. Но есть одна незыблемая вещь — вековая вражда между двумя магическими Орденами, Креста и Чаши, каждый из которых пытается направлять развитие мира Ничто не может привести к их примирению, ибо вражда щедро полита кровью, и Великие Магистры орденов испытывают друг к другу смертельную ненависть, замешанную на давних личных счетах. В этом мире и рождаются два главных героя, которым суждено изменить течение истории из-за великой любви, которая вспыхнет между ними и которая предсказана им заранее. Несмотря на все приключения, утраты и боль, выпавшие на их долю. Несмотря на то, что они расстаются, уверенные в гибели друг друга, и влюбляются заново, под другими именами. Войны, дуэли, морские сражения, захват крепостей и придворные интриги — это не более чем обрамление жизни, в которой есть две главные ценности — вечная любовь и преданная дружба.

---

Я не смог дотащить его до своей площадки, но нашел между скалами еще одну, ничуть не хуже, где и бросил ничком, а сам сел рядом на камни, хватая ртом воздух. Ободранные ладони горели огнем, и мне казалось, что всю кожу на лице стянуло от морской воды. Поэтому я даже не смог издать ни звука, когда моя ноша подняла голову, опираясь руками о гальку, и я увидел рыжие волосы незабываемого оттенка, на этот раз свисающие сосульками. Но даже прилипшие ко лбу и покрытые солью, они сохранили какой-то смутный отсвет, не узнать который было невозможно.

Мокрая с ног до головы, в разорванном о камни камзоле, с ссадиной на подбородке и следами морской соли на воротнике, на меня глядела Рандалин.

Сейчас она настолько не напоминала гордо прошедшую под нашим балконом женщину, что я даже не испытал никакой неловкости. Глаза ее казались огромными на неожиданно осунувшемся лице, и она смотрела на меня с каким-то лихорадочным выражением.

— Вы с ума сошли, что ли? — почти выкрикнул я наконец, когда обрел способность говорить. — Или это ваша манера купаться перед сном?

Она хотела ответить, но снова закашлялась и уткнулась лицом в гальку. Видимо, ноги ее не держали, поэтому я стащил совершенно мокрый и негнущийся от соли плащ, кое-как обернул ее плечи и потащил дальше, закинув одну ее руку себе на плечо. Она оказалась совсем не тяжелой, так что я без особого труда дотащил ее до маленького маяка на скалах, хотя она не больно-то мне помогала, бессильно загребая ногами по камням. На маяке мы оба получили то, на что я сильно надеялся — достаточное количество пресной воды, чтобы смыть соль, два относительно чистых, хоть и заштопанных плаща, и кружку подогретого отвара с какими-то плавающими в нем стеблями трав. Я жадно глотал его, надеясь с его помощью избавиться от соли во рту. Рандалин молча сидела на деревянной скамье, обхватив себя руками, и начинающие подсыхать волосы все так же свисали ей на лицо. Мне невольно захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть, чтобы вывести из этого странного безучастного состояния.

— Зачем вы полезли на берег? — спросил я наконец. — В такую погоду это самоубийство.

Она усмехнулась уголком рта. Я увидел ее глаза прямо перед собой и с удивлением заметил, что они часто меняют цвет — вместо ясных светло-серых, какие я видел вчера в порту, они были зеленоватые, подернутые какой-то дымкой.

— Вас ведь зовут Торстейн? — спросила она не особенно в тему. — Вы хронист у крестоносцев?

— Счастлив, что вы меня запомнили, — сказал я. — Но был бы еще больше рад, если бы вы все-таки ответили на мой вопрос.

Все-таки до Жерара мне было далеко, хоть я и пытался у него кое-что перенять. Она даже не заметила иронии в моем голосе, а все разглядывала меня с ног до головы своими новыми зелеными глазами.

— А вас не будет мучить совесть за спасение человека из чужого Ордена? Думаю, вашему Великому Магистру пришлось бы более по душе, если бы вы столкнули меня подальше в волны.

— Я слышал о манере чашников никогда не отвечать ни на один вопрос, — заметил я, подливая себе еще отвара из маленького длинноносого чайника, — но теперь я на практике убедился, что это так и есть.

Мои колкости ее совсем не задевали — она обращала на них внимания не больше, чем на лужу, растекающуюся на полу от ее сапог.

— Я действительно хотела умереть, — произнесла она, и от ее хриплого негромкого голоса у меня по спине побежали мурашки.

— Зачем? — только и мог спросить я. Потом, осознав глупость вопроса, открыл рот, чтобы еще что-то сказать, но слова не особенно находились. — И сейчас по-прежнему хотите?

— Нет, — коротко сказала Рандалин. — Когда шагаешь туда по своей воле, там слишком темно и страшно. Я больше не хочу.

Она снова обхватила себя руками за плечи, словно пытаясь согреться.

— У меня всякое было в жизни, — продолжала она, глядя в пол. — Меня убивали несколько раз, и много раз хотели со мной сделать такое, от чего любая женщина захотела бы утопиться. Я часто не знала, что со мной будет дальше и переживу ли я завтрашний день. Но я никогда особенно не боялась. И никогда не искала смерти.

Я молчал, глядя на опущенный передо мной затылок со спутанными волосами. Что я мог ей сказать? За последние два года я нередко видел сражения, я смотрел в глаза людям, которые хотели убить меня, и мне приходилось поэтому убивать самому. Но ни в битве, ни в лазарете после сражения я не слышал таких звуков боли, как те, что звучали сейчас в ее голосе.

— Вы знаете, Торстейн, что самое ужасное на свете? — спросила она, неожиданно вскидывая голову. — Когда пытаются причинить боль тебе, это можно перетерпеть. Но когда есть человек, который для тебя дороже жизни, и ты знаешь, что его мучают, терзают, рвут на части, и происходит это из-за тебя, по твоей вине… И вдобавок ты знаешь, что это случилось давно, что ничего не изменишь, что все слишком поздно, что смерть его была самой страшной, какой только можно себе представить… — она задохнулась, глаза ее были абсолютно сухими, но слова из горла выходили с тем же хрипом, похожим на сдавленное рыдание. — Что он умирал долго и перед смертью, наверно, проклинал мое имя, потому что если бы я не встала на его пути, то ничего этого не было бы…

— Не надо, — сказал я. — Не думайте об этом. Не говорите так, иначе можно сойти с ума.

— А я, наверно, и сошла с ума на какой-то момент, — уже спокойнее продолжала Рандалин. — Я узнала об этом сегодня. И сразу пошла на берег. Я не очень помнила, как иду. Волны меня сшибают с ног, а я улыбаюсь и глотаю воду, потому что мне хочется поскорей захлебнуться, чтобы все кончилось.

Я сел на скамью рядом с ней, обнял за плечи и крепко прижал к себе, словно пытаясь удержать. Теперь я не мог представить, что когда-то испытывал к ней чувство какого-то неловкого и смутного влечения. Наверно, такую нежность и привязанность я мог бы чувствовать к сестре, если бы она у меня была. Я не знал, что можно сделать, чтобы хотя бы на мгновение успокоилась ее боль — я физически ощущал, как она поселилась в ней, подобно туго свернутой пружине.

— А потом я вдруг поняла, что умирать страшно… — медленно произнесла Рандалин. Голос ее слегка спотыкался — видимо, она засыпала. — Не то чтобы больно — боль длится недолго. Но ты словно падаешь в какую-то темную бездну, и на дне тебя ждет что-то такое… нехорошее… теперь я понимаю, почему у нас в ордене отдельно просят за души самоубийц… Я никогда не думала, что я сама тоже…

— Забудьте об этом, — сказал я шепотом. — Не думайте ни о чем… хотя бы сейчас. Спите… Рандалин.

Ее голова клонилась все ниже, и я поспешно подвинулся, уложив ее на скамье и подсунув под голову свой плащ. Вторым сухим плащом я накрыл ее сверху, явственно ощутив запах соли и водорослей, которым пропитались ее волосы.

Неожиданно тень знакомой кривой усмешки вернулась на ее губы, и она прошептала, уже соскальзывая в сон:

— Вы напрасно пользуетесь сонными заклинаниями, Торстейн. Они на меня не действуют…

Под утро на маяк вломился Джулиан — видимо, неразлучная троица разыскивала свое сокровище по всем окрестностям. Увидев меня сидящим у стола в обществе догорающей свечи и остывшего чайника, а Рандалин свернувшейся клубочком на скамье, он распахнул глаза, выскочил за дверь и оглушительно засвистел. Через несколько минут в дверь ворвались уже все трое, причем у Джулиана шпага была выдвинута из ножен наполовину, а Санцио размахивал уже обнаженным клинком.

— Я тебя проткну насквозь! — заорал он с порога.

— Если не хочешь ее разбудить, говори потише, — сказал я сквозь зубы, рассматривая их с неприязнью. Все они были слишком жизнерадостны и полны лучезарной надежды для этой комнаты, под стропилами которой темным комком еще висела боль.

— Что ты с ней сделал? — угрюмо спросил Джулиан, стараясь говорить если не шепотом, то по крайней мере без лишних воплей. Поскольку шепот и обнаженная шпага сочетаются довольно плохо, он временно оставил свои попытки приставить ее к моему горлу.

— Я ее вытащил из воды, — ответил я. — А вот где были вы все в это время, непонятно.

— Какой воды? Что она могла там делать? Ты, наверно, сам ее туда столкнул, мерзавец! — надрывался Санцио. Джулиан обхватил его сзади одной рукой за горло, чтобы немного оттащить в сторону и слегка придушить его звучный голос трубадура и герольда.

Третий, тот же невысокий юноша с изогнутыми бровями, вел себя заметно тише прочих. Он наклонился, внимательно рассматривая лежащие на полу насквозь мокрые сапоги Рандалин. При этом я с немалым удивлением заметил, что брови и ресницы у него накрашены.

— Она что, была на берегу? — спросил он скорее не у меня, а просто размышляя вслух. — В такую бурю? Зачем?

— Спросите у нее сами, когда проснется.

— Люк, да что вы с ним беседуете! Пырните его кинжалом, или я сам это сделаю!