Руфи Руф - Ля-ля, детка!

• Название: Ля-ля, детка!
• Автор: Руфи Руф
• Жанр: Фэнтези

Предлагаю Вашему вниманию свою первую книгу "Ля-ля, детка!". Такой Вы пожалуй больше нигде не найдете. В своем роде эта история — загадка. Вам предстоит угадать: произошла ли она в реальности, или выдумана автором. Сюжет в том, что девочки, которых отцы лупят кулаками по челюсти, не выходят замуж за принцев. Они вырастают и влюбляются в парней, называющих себя сатанистами. И вот дальше и начинается самое интересное…

---

Но после тридцати все мои надежды рухнули. И не только из-за возраста. В моей колоде оказались только пики: мужчина, которого я любила, вытер об меня ноги и женился на другой. (Прямо какой-то римейк — по мотивам моего семнадцатилетия, только более жёсткий). Меня уволили с работы, и поскольку это было четвертое увольнение в послужном списке, то я была просто убита морально. Ко всему тому работа юриста не то чтобы не нравилась, а просто бесила! "Что я здесь делаю?" — хотелось мне спросить каждый раз, когда я поднимала глаза от офисных бумаг. Да, я пробовала сменить профессию. Писала статьи, сценарии для портфолио, ходила на собеседования в рекламные агентства. Но всюду натыкалась на одни и те же грабли. Дело не в том, что мне, как новичку, предстояло опуститься на самое дно новой профессии. А в том, что на любой работе, люди заняты отнюдь не творчеством. Власть, унижение, крысиная грызня за деньги, а толку — чуть. Никакой дружбы — каждый сам за себя. А если и дружат, то подбирают друзей по статусу, внешности и видимым атрибутам счастья. Дома как всегда кошмар, а вне дома — абсолютное одиночество. Здорово, короче.

30. РАБОТОДАТЕЛИ

На одной из работ, где к слову была бешеная текучка, я рвала попу на британский флаг — так старалась. Работала допоздна, мирилась с мизерной зарплатой на период оранжевой революции, которая имела наглость растянуться на полгода. Однажды я отравилась испорченным пирожком и меня рвало и тошнило прямо в рабочем кабинете. Ощущения — будто грязные волосы выросли у меня в горле и желудке, шевелясь при этом как змеи. Но я досидела по просьбе начальства на работе до полдвенадцатого ночи и сделала срочный договор. Который потом (само собой!) не понадобился. Когда я дома измерила температуру, она оказалась тридцать девять с половиной. Я не отказывалась от любых заданий: ни от юридических, ни от от так называемых общественных. Но это не помешало моему начальнику уволить меня так же, как и всех остальных. Это был первый день, когда я вышла из отпуска. Я даже не отошла с дороги, не успела войти в рабочее русло. На мои слова о моих прошлых заслугах мне ответили: "Ты можешь работать очень хорошо, но у тебя бывают перепады. И вообще нам нужен юрист-мужчина, который бы нас куда-то вёл и направлял". Смешно! Куда наёмный работник может направить директора и хозяина капитала? Разве что в тюрьму, но начальник явно имел в виду другое: персональные связи юриста в высоких кабинетах власти.

31. ИЗБИЛИ ГОЛУЮ

Итак, мне двадцать семь лет, и я снова без работы. Я переодеваюсь в комнате сестры без света: хватает отблесков серого вечера. Дверь на защёлку случайно не заперта. И хотела же закрыть как обычно, но думала, что в эти пару секунд никто не зайдет. Ведь это же быстро — снять лифчик, вывернуть чистую футболку с изнанки и натянуть её через голову. Однако закон подлости в том и состоит, что случается самое маловероятное. Папашка зашел так быстро, что я сильно испугалась. Именно от испуга я резко (резче чем следовало) вскрикнула: "Что такое? Выйди!". Что тут приятного — стоять топлес в одних трусах перед тем, кто избивал, унижал и издевался над тобой? Он взревел, и кинулся на меня с кулаками. Ударил голую сильно несколько раз в лицо. Кадр называется: "Груша и боксёр". Он никогда не уважал во мне девочку, девушку, женщину. С каждым разом побои будут становиться всё хуже и разнузданнее.

Если раньше я могла обмочиться и зарыдать, и побои прекращались, то в когда мне стукнет тридцать — картина будет совсем иной. За пятнадцать минут избиения я сильно обосцусь три раза — через равные промежутки времени. Но ни в первый, ни во второй, ни в третий раз побои не остановятся. Я буду сцать под себя, лежа в луже мочи, а меня в этот момент будут продолжать молотить кулаками в лицо.

32. "МАМА-МИЯ"

Конечное, иногда я делала плохие вещи. Принималась рыдать среди ночи — довольно громко. Или кричать. Я больше не выдерживаю. После побоев Крюгера, или после особенно отвратительной ссоры с мамой, боль захлестывает, и я начинаю кричать и размахивать руками с закрытыми глазами. Если она поблизости, у нее остаются синяки. Она, в очередной раз говорит, что никогда не простит меня, что я — монстр и подонок и между нами все кончено. Доходило до драк, удары сыпались с двух сторон, и мы обе ходили с синяками и царапинами. Бывало, я доводила ее до слез и она плакала в кухонное полотенце, или закрыв руками лицо. Она покрывалась красными пятнами в лице и груди, так что казалось ее сейчас хватит удар. А все потому, что я не могла видеть мать с лицом, искаженным ненавистью. Обезображенные черты, стиснутые до корней зубы и скрюченные пальцы рук делали ее похожей на Горгону. Она хватала меня за запястья, за плечи, шею, так что потом оставались синяки и глубокие царапины, и трясла, брызгая мне в лицо слюной. При этом она могла орать какие угодно злые вещи… Святая мадонна! Бывали дни, когда я от плохого настроения и ее грубых слов в мой адрес могла "раскрутиться". Вспыхнуть как спичка, жалея потом о самовозгорании. Начиналось все со шлепков, а заканчивалось вольной борьбой, во время которой мы хватали друг друга за волосы, били по голове и оставляли глубокие царапины на наших телах. Потом, причины ссоры казались смешными и вызывали слезы недоумения. "Как это могло случится? Как это опять произошло?". А она смотрит на меня с полными слез глазами, как будто хочет сказать: "Что же ты делаешь, сволочь?".

Но все было не так уж плохо. В другие дни, если она падала ночью в обморок, я поднимала ее и тащила до кровати. Искала нашатырь, клала компресс на голову. Готова была ее расцеловать и смешить, пока вечер не превращался в тройное ухахатывание. Вытаскивала из ее пальцев занозы, загнанные на даче и подкладывала под ноги подушку, чтобы они не так болели. Но все было неправильно. Жизнь под одной крышей с ее придурком — вот из-за чего на самом деле происходили все наши ссоры.

Она выдает мне примерно такой сценарий, если я высказываюсь в сторону Бредди:

— "Ты меня не уважаешь".

— (Я): "Давай разграничим эти вещи — уважение к тебе и то как я отношусь к Этому".

— "Нет, не разграничим! Ты должна меня уважать!"

— "Я должна уважать побои? Сломанную жизнь?!"

— "Тебе никто не мешал строить твою личную жизнь!!!!".

После скандалов, я вставала, словно мертвец из гроба, шла к ней мириться. Всегда первая делала первый шаг, просила мира и любви. Слова матери за кадром: "Света, ты хочешь того, чего не существует в природе! Той любви и дружбы, которой хочешь ТЫ, их нет!"

— "Но у других же они есть. Ты говоришь так из мести, потому что всего этого нет у тебя!".

— "Этого нет!!! Мир устроен проще. Ты зря теряешь время!".

…И все-таки… Все-таки это моя мама… и я люблю её.

Иногда она доводила меня до полубезумного состояния. До такого глубокого отчаяния и боли, что я хватала спички, зажигала их и тушила о тыльную сторону ладони. Или выбегала на балкон с намерением выброситься с него, но в последний момент тормозила, резко ударяясь о перила животом. В такие минуты я была как загнанный зверь в клетке: с зареванными глазами, раздираемая болью, ненавистью и отчаянием. И непониманием того, почему со мной так поступают. Почему не любят.

Мамина мама была удивительно доброй женщиной. Лучшее доказательство тому — Ба пролежала по больничкам лет двадцать пять с лейкозом. И до самого конца у нее было много хороших подруг, которые летели к ней, как мухи на мед. Муж — алкоголик, не богатая, не красавица, со следами иголок от капельниц, но все такая же веселая и любимая. Когда я находилась при ней, у меня было непреходящее ощущение чуда. Солнце? Это было нечто еще более чудесное! Она превращала меня в другого человека. Неудивительно, что для моей мамы бабушка была божеством. Такого же трепетного отношения она хотела от меня к себе. Но мама была другой, и я не могла выполнить ее желания. К тому же мамины взгляды и темперамент полностью отличались от моих. "Ты слишком громко смеешься! Ты скачешь, как обезьяна в лесу!". "Что ты опять одела? Цыганка Аза!". И через пятнадцать лет то же самое: "Красная помада? Волосы цвета божоле? — Проститутка!".

После увольнений меня всегда охватывала тоска. Ссоры с мамой в те периоды учащались. Последние годы мне стало еще тяжелее. Мать считала, что тот человек, в которого я влюбилась без взаимности, заморочил мне голову и довел до того, что я махнула рукой на работу. И это привело к тому, что меня уволили. Но я так не думаю. Мне просто наскучила профессия юриста, которая оказалась совсем не тем, чем я её представляла.

33. ПОЧЕМУ Я НЕ ХОЧУ ВЫДЕЛИТЬСЯ

Может показаться странным, что я не пыталась выделиться из толпы и добиться любви и уважения. Но я хожу только в открытые двери. И не люблю ломиться в закрытые. Это не гордость. Просто насильно мил не будешь, не так ли? Мне возражает Вика — жена бывшего босса: "Ты, как те толстые американские подростки, которые хотят, чтобы их любили за просто так, но при этом не стараются выглядеть лучше и сесть на диету".