Гилберт Адэр - Ход Роджера Мургатройда

• Название: Ход Роджера Мургатройда
• Автор: Гилберт Адэр
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, ХРАНИТЕЛЬ
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-040875-7

Перед вами – удивительный роман.

Роман, в котором причудливо переплетаются мотивы самых известных детективов Агаты Кристи, а на их основе создается новая, увлекательная криминальная интрига!

…Совершено загадочное убийство.

Подозреваются все обитатели и гости уединенного, занесенного снегом особняка.

Расследование ведет… сама Королева Английского Детектива!

---

Неожиданно первым ответил сам священник.

– Разумеется, – сказал он без излишне заметной горечи в голосе, – мое слово, мое честное слово, вероятно, стоит для вас заметно меньше, инспектор, чем могло весить раньше, учитывая мое недавнее признание, но я хотел бы поручиться за миссис Уоттис. Она крепко спала, когда я выбрался из-под одеяла в пять тридцать, и она крепко спала, когда я забрался под одеяло не долее чем семь-восемь минут спустя. Можете поверить мне или нет, как вам угодно.

– Мой милый викарий, – дипломатично ответил Трабшо. – Я здесь не для того, чтобы верить вам или не верить. Вам ли, или кому-либо еще, если на то пошло. Я здесь для того, чтобы выслушивать вас всех в надежде обнаружить какую-нибудь подсказку, как и почему и кем было совершено это убийство. Как у меня уже был случай напомнить вам, я приехал в Ффолкс-Мэнор не по собственному почину.

– Прошу вас, Трабшо, – сказал полковник. – Мы все тут перенапряжены. Эвадна, возможно, лишь с трудом прячет радость, что оказалась прямо замешанной в ситуацию «Ищи убийцу!», прежде знакомую ей лишь опосредствованно (не отрицайте, Эви, дорогая, у вас это на лице написано), но могу вас заверить, что для нас, остальных, сознание, что мы – подозреваемые в реальном загадочном убийстве, далеко не шутка.

А что до ручательства за наших прекрасных половин, по примеру Клема, боюсь, тут я швах. По обыкновению, я в пять тридцать спал как убитый, и Мэри могла отплясывать хучи-кучи перед зеркалом на комоде, насколько мне известно. Однако она и я пребываем в браке добрых двадцать шесть лет, двадцать шесть безоблачных лет, и вот ПОЭТОМУ я за нее ручаюсь. Вероятно, для полицейского вроде вас этого недостаточно, но для меня более чем.

Он положил руку на плечо жены и позволил, чтобы она сжала ее в своих.

Трабшо тем временем обратился к доктору:

– Рольф? В пять тридцать вы крепко спали, я полагаю?

– Боюсь, что да. Мы – то есть Мэдж и я, – мы склонны спать всю ночь напролет. Одна из тех причудливых привычек, которой мы обзавелись. Правду сказать, жаль. Знай я, что должно случиться, я бы постарался не засыпать. Но что поделаешь, никто заранее меня не предупредил.

– С вашего позволения, доктор, – сказал старший инспектор, вздохнув, – мы все тут могли бы обойтись без тяжеловесных сарказмов. Эти вопросы задавать обязательно. Мисс Маунт, вы поручитесь за себя, я полагаю?

– Если вы подразумеваете, была ли я в постели, была ли я в постели одна и спала ли я крепко в пять тридцать, ответ «да» по всем трем пунктам.

Старший инспектор снова вздохнул.

– А вы, мисс Резерфорд?

– Я? Я никогда прежде даже не слышала про пять тридцать утра!

– Хм, – сказал Трабшо, – это оставляет только мисс Селину. Разумеется, я подожду, чтобы она достаточно оправилась, прежде чем начну задавать ей какие-либо вопросы. И, пожалуйста, миссис Ффолкс, не надо такого испуганного вида! Я буду сама тактичность. Я умею справляться с такими деликатными ситуациями. Богу известно, у меня было достаточно практики.

Пристальным взглядом он обвел по очереди всех, находящихся в гостиной, а когда медленно повел взгляд в обратную сторону, то наконец остановил его на Коре Резерфорд.

– Быть может, мисс Резерфорд, – сказал он, – вы согласитесь быть следующей?

– С восторгом, – ответила актриса без колебаний.

Была ли она действительно кокетливо переходного возраста, который присваивала себе («Ну, не совсем светская попрыгунья-девочка, какой я была прежде, дорогуша»), или нет, но следует указать, что Кору Резерфорд никаким усилием воображения невозможно было представить старой иссохшей клячей. Она все еще обладала изящной фигурой, возможно, слишком изящной, чтобы сохраниться такой без искусственных подправок, и хотя было нелегко заглянуть под маску макияжа, который превратил ее лицо в окаменелую гримаску шаловливости, морщины на этом лице действительно отсутствовали.

– Клянусь, – возвестила она, – говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. И еще кое-что, – добавила она со страстной хрипотцой в голосе и эффектно взмахнула мундштуком.

– Отлично, – сказал Трабшо. – Так не могу ли я услышать ваш личный рассказ о стычке, которая вчера вечером произошла между вами и Раймондом Джентри?

– Безусловно, – ответила она, а над ее головой повисло колечко табачного дыма, будто нимб, потерявший святого. – Как вам, вероятно, до тошноты надоело выслушивать, Джентри побил абсолютный рекорд. Он был скотиной, мерзавцем чистейшей воды, самовлюбленным смугловатым мелким карьеристом с художественными волосами и пунцовыми губами и вечной похвальбой о знакомстве с магарани Раджастана или пумпом Пумпара или какими-то другими столь же маловероятными пашами или пашихами.

Но среди его историй имелась одна, совершенно другую версию которой я слышала из первоисточника. Как обычно, он забивал нам уши побасенками о всех знаменитостях, ему знакомых, и упомянул, что однажды пил коктейли в «Клариджесе» с Мольнаром – венгерским драматургом, как вы знаете, обаятельнейшим человеком, остроумным похлеще целой бочки мартышек. Ну а я знакома с Ференцем, с Ференцем Мольнаром то есть, очень близко знакома – я была звездой в его «Олимпии», помнишь, Эви? – и задолго до того, как я имела несчастье столкнуться с Джентри, сам Мольнар рассказал мне, что произошло.

Как-то вечером Джентри подошел к нему в «Клариджесе» и спросил, не согласится ли он дать интервью для этого его грязного листка. Ференц, естественно, отказался – он способен учуять запах подделок за милю, – а когда Джентри продолжал допекать его, просто повернулся на каблуках и ушел. Но в дверях посмотрел через плечо, и как вы думаете, что он увидел? Непотребный Джентри тихохонько допивал его – то есть Ференца – коктейль!

Ну и когда я услышала, как он мелет о том, как «пил коктейли с Мольнаром», я просто рассмеялась ему в лицо. Правду сказать, я так не смеялась с тех пор, как Минни Баттенберг перекрутила свое трико – буквально перекрутила и буквально трико – на премьере «Наверху, в комнате Мейбл».

Я вообще не терплю мужчин-сплетников, – продолжала она. – Согласно моему опыту, а он у меня богатейший, они все гомики. Откровенно говоря, когда Джентри только-только проделал свое па, входя в гостиную, я сразу его определила и не могла понять, что, во имя всего святого, могла получать от него бедняжка Селина. Ты знаешь, кого он мне напомнил, Эви?

– Нет, а кого?

– Злодея в той твоей истории, которая была так пикантна, что ее пришлось опубликовать во Франции.

– «Дело о фамильных драгоценностях»?

– Вот-вот. Такая прелесть! Но, конечно, не тот роман, который Эви имела хоть малейший шанс издать в нашей тускло-затхлой дыре. Действие, насколько помню, происходит в Портофино.

– Правильно, – сказала писательница. – Антуражем мне послужили…

– По-моему, сейчас мой черед, цыпочка, – сердито одернула ее Кора Резерфорд, не стерпев, чтобы ее заслонила даже авторша упомянутого романа. – Компания английских аристократов развлекалась на вилле у моря. А жутко изобретательный ход заключался в том, что преступление было раскрыто еще до того, как хоть кто-то из них понял, что оно произошло. Старая леди… леди… леди Белтем, верно? – у которой гостила эта компания, оставила бесценную фамильную драгоценность лежать на столике в будуаре, просто напрашиваясь, чтобы ее украли, – тяжелый фермуар из многих жемчужных нитей, ну, вы знаете, вроде тех, которые всегда носит королева Мария. Кроме того, она раздобыла себе нового с иголочки nombre,[7] достаточно молодого, чтобы годиться ей в сыновья или, точнее, во внуки. В романе он называется просто Мальчик, и всем, кроме мадам Белтем, очевидно, что он пиявка из пиявок. И тем более что его манеры и повадки не оставляют сомнения, что он, ну, вы понимаете, таковский? То есть уранового толка, как забавно называла это компания Оскара Уайльда. Ну и разумеется, по их единодушному мнению, он крутит с ополоумевшей старой хрычовкой единственно потому, что ему не терпится наложить свои жадные грязные лапки на жемчужный фермуар.

– Право же, мисс Резер… – начал старший инспектор в тщетной попытке направить поток в нужное русло.

– И вот тут ее племянник – племянник леди Белтем и наследник фамильного сокровища – нанимает частного сыщика и представляет его тетке как школьного друга, чтобы внедрить его в общество. Я говорю «его», так как против обыкновения этот сыщик не Алекса Бэддели, а загадочный юноша – Элиас Линдстром, по-моему, его зовут, который, как нам дается понять, тоже принадлежит к урановому толку.

Ну, как-то утром все нежатся на пляже, и тут из дверей виллы появляется Мальчик, раздевается под взором своей кудахтающей содержательницы и входит в океан, облаченный в великолепные обтягивающие фигуру купальные трусы. И в этот момент Линдстром понимает, что Мальчик только что стащил фермуар. Соль в том, что он – Линдстром – хочу я сказать – уже немножко поиграл с Мальчиком в спальне, исключительно дела ради, вы понимаете, и когда он вдруг видит очень даже внушительную выпуклость в трусах – выпуклость, ничем не схожую с тем, что он… полагаю, я могу обойтись без подробностей? – он понимает, что в них есть что-то еще, кроме фамильных драгоценностей. Так что, когда Мальчик выходит из океана, сыщик тут же сдергивает с него трусы до щиколоток – и из них вываливается жемчужный фермуар!