Скарлетт Томас - Наваждение Люмаса

• Название: Наваждение Люмаса
• Автор: Скарлетт Томас
• Издательство: Астрель, CORPUS
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-30929-8

Молодая аспирантка Эриел Манто обожает старинные книги. Однажды, заглянув в неприметную букинистическую лавку, она обнаруживает настоящее сокровище — сочинение полускандального ученого викторианской эпохи Томаса Люмаса, где описан секрет проникновения в иную реальность. Путешествия во времени, телепатия, прозрение будущего — возможно все, если знаешь рецепт. Эриел выкладывает за драгоценный том все свои деньги, не подозревая, что обладание раритетом не только подвергнет ее искушению испробовать методы Люмаса на себе, но и вызовет к ней пристальный интерес со стороны весьма опасных личностей. Девушку, однако, предупреждали, что над книгой тяготеет проклятие…

Свой первый роман английская писательница Скарлетт Томас опубликовала в двадцать шесть лет. Год спустя она с шумным успехом выпустила еще два, и газета Independent on Sunday включила ее в престижный список двадцати лучших молодых авторов. Из восьми остросюжетных романов Скарлетт Томас особенно высоко публика и критика оценили «Наваждение Люмаса».

---

— «Факт» — это всего лишь слово. Наука сама — не более чем коллекция слов. У меня есть подозрение, что истина находится за пределами языка и того, что мы называем «реальностью». Наверняка именно так оно и есть — если, конечно, истина вообще существует.

— Можно поподробнее? — Хизер нахмурилась.

— Ага. — Я кивнула и подняла одну бровь. — Сейчас он тебе объяснит!

— Все это лишь иллюзия, — сказал Адам. — Мифы о сотворении мира, религия, наука. Мы сами придумываем, как работает время, и поэтому можем, например, представить себе, как отматываем назад свою запись вселенной, и не сомневаться в том, что там, на этой пленке, запечатлено в отрезке времени, который мы называем «вчера». Но ведь и вчера тоже существует лишь потому, что мы его придумали: оно не реально. Невозможно доказать, что вчера вообще было. Все, в чем мы сами себя пытаемся убедить, не более чем вымысел, легенда.

— Ну конечно, — огорчилась Хизер. — Тут тебе не возразишь, но это-то как раз и подозрительно. И к тому же, если реальность — всего-навсего иллюзия, зачем мы тогда так суетимся?

— Это ты о чем?

— Ну, зачем пытаемся во всем разобраться. Пытаемся отыскать истину.

— Можно поискать истину и за пределами реальности, — сказал Адам.

— Интересно, каким образом?

Адам пожал плечами:

— Полагаю, что с помощью медитаций. Или сильно напившись.

Я хотела было ввернуть что-нибудь глубокомысленное из Деррида, но Хизер уже и без того выглядела огорченной, и я решила промолчать.

— Но ведь медитации — это не наука, — сказала она.

— О том и речь! — ответил Адам.

— Ой, только не начинай! — воскликнула Хизер взволнованно. — Терпеть не могу все эти ваши суеверия… Извини, но для того, чтобы заниматься наукой, достаточно слов и логики. У меня есть один вечерний курс для взрослых, и я всегда привожу им в пример паутину на стене за нашей аудиторией. Там у нас такой длинный коридор и вдоль стен висят оранжевые лампы. Лампы всегда горят. По вечерам видно, что куски паутины с запутавшимися в ней долгоножками и прочими ночными насекомыми натянуты прямо над лампами. Кто-то посмотрит и скажет: «Ну и умный же народ этим пауки! Знают, что надо плести паутины над лампами — чтобы насекомые слетались на свет и попадались в сети!» А другой сделает несколько шагов и поймет, что на самом-то деле паутина повсюду, просто видны только те ее части, которые освещены лампами. Поэт мог бы остановиться в этом коридоре и воспеть хитрый ум пауков. А ученый записал бы в блокнот точное число сплетенных сетей и пришел к выводу, что некоторые из них находятся над лампами всего лишь в результате случайного совпадения.

— Ну, так я ведь как раз об этом и говорю! — воскликнул Адам. — Я бы не стал утверждать, что пауки собирались использовать свет для заманивания насекомых. Я бы подумал, что никогда не смогу понять поведения пауков просто потому, что я не паук.

— Но ученые обязаны пытаться во всем разобраться. Должны все время задавать вопрос «почему?».

— Да, но толкового ответа на него они никогда не получат.

— Кстати, — сказала я как-то неожиданно громко. — Э-э… Кстати, к вопросу о науке и языке: я тут недавно прочитала одну вещь про Большой взрыв… Немного запутанную, но, в общем, речь о том, что если начать с некоторых базисных допущений о Большом взрыве, то путем логических рассуждений неизбежно приходишь к выводу, что мы живем либо в мультивселенной, либо во вселенной, сотворенной Богом. Третьего, получается, и не дано.

— Ох, у меня к концу ужина мозг лопнет! — застонала Хизер.

— А ты пей больше, — улыбнулся ей Адам.

Я наконец доела последний чесночный гренок, и Хизер с Адамом тоже положили на стол свои ножи и вилки. Потянувшись за сумкой, я достала из нее пачку сигарет.

— А разве, когда медитируешь и все такое, можно пить? — спросила Хизер.

— Ну, я это не так часто делаю.

Я не поняла, что он имел в виду — что не так часто медитирует или не так часто пьет, и подумала, что Хизер сейчас наверняка уточнит, но нет, не уточнила. Вместо этого она подняла со стола упавший листик салата и положила его обратно в миску.

— Ничего, если я закурю? — спросила я у нее.

— Кури, конечно. Я только открою заднюю дверь, если вы не против.

Она пошла открыть дверь, а мы с Адамом стали предпринимать вялые попытки убрать со стола, но тут Хизер вернулась и велела нам не суетиться и оставить все как есть.

— Ты мне лучше расскажи, что там за история с Богом и мультивселенной.

— Ну, — начала я, раскуривая сигарету. — Слушай, извини, у тебя нет чего-нибудь типа пепельницы? Я могу выйти покурить на улицу, если скажешь…

— Да брось, сейчас принесу блюдце!

— Бог или мультивселенная, — тихо повторил Адам, пока Хизер ходила за блюдцем. — Хм-м…

— Вы ведь знакомы с основами квантовой физики? — спросила я. — Я не про всякие там заморочки, а про самые простые вещи — те, о которых пишут в научно-популярных книжках. Ну, там, волновая функция, вероятность и все такое.

Адам помотал головой. Хизер склонила голову набок, как будто хотела, чтобы информация скатывалась по холмам ее разума и останавливалась в некой точке, откуда потом она сможет легко ее извлечь.

— Я должна это знать, — сказала она. — Кажется, когда-то знала. Но когда все время исследуешь только молекулярный уровень, простые вещи начинаешь забывать.

— Боюсь, я в этом вопросе — полная темнота, — сказал Адам.

— В общем, если коротко — только имейте в виду, я пишу диссертацию по филологии, так что вряд ли могу служить авторитетным источником, — квантовая физика имеет дело с элементарными частицами, то есть с частицами, которые меньше, чем атом.

Тут Адам нахмурил брови:

— Может, я чокнутый, но у меня такое странное чувство, будто однажды я видел одну такую частицу… Наверное, просто выпил лишнего. Думаю, когда-то я все это проходил, но потом забыл. И все-таки, несмотря ни на что, мой мозг умоляет, чтобы я спросил у тебя: что же, мать его, может быть меньше атома?

— Ой, ну как же, — откликнулась Хизер. — Все знают, что атом состоит из нейтронов, протонов и электронов.

— А они, в свою очередь, состоят из кварков, — подхватила я. — Только электрон ни из чего не состоит, он неделим — ну, по крайней мере, так принято считать. Сто лет назад и атом считали неделимым, а еще раньше и вовсе не знали о его существовании, так что неизвестно, сколько всего нам еще предстоит узнать.

Из открытой задней двери потянуло холодом, Хизер встала, взяла со спинки стула кофту и надела ее.

— Думаю, что насчет электрона не может быть никаких сомнений, — сказала она. — Бррр, холодно.

Мы с Адамом посмотрели друг на друга.

— Ну так вот, — продолжила я. — Квантовая физика занимается вот этими крошечными частицами вещества. Но когда физики впервые начали теоретизировать на тему этих частиц и наблюдать за ними с помощью ускорителя и прочей аппаратуры для экспериментов, они обнаружили, что элементарные частицы ведут себя совсем не так, как ожидалось.

— В смысле? — спросил Адам.

— Ну, оказалось, что все наши основополагающие принципы — прошлое, которое всегда предшествует будущему, причина и следствие, физика Ньютона и поэтика Аристотеля — ничто из этого не на уровне элементарных частиц не работает. В детерминированной вселенной, в которой, как полагал Ньютон, мы живем, всегда можно предсказать, что произойдет в следующий момент, если у тебя есть достаточное количество информации о том, что произошло раньше. И всегда во всем можно быть уверенным. На дворе либо день, либо ночь — и никогда то и другое одновременно. А вот на квантовом уровне все не так.

— Нет, у меня сейчас от этого всего просто голову снесет, — сказала Хизер.

— Ну да, все это, конечно, очень странно, — согласилась я. — Ведь бывают даже частицы, которые запросто проходят сквозь стены. А есть такие пары частиц, которые вроде как связаны друг с другом и остаются каким-то образом связанными, даже когда их разделяют миллионы миль. Эйнштейн называл это «призрачным действием на расстоянии» и полностью его отрицал — ведь получалось, что информация вроде как может перемещаться со скоростью большей, чем скорость света.

— А скорость света превысить нельзя, — сказала Хизер. — В этом я полностью поддерживаю Эйнштейна.

— Но, пожалуй, самое удивительное в мире элементарных частиц — это то, что всякие интересные вещи происходят с ними только тогда, когда ты за ними наблюдаешь. А пока на них никто не смотрит, они пребывают в подвешенном состоянии и могут занимать в атоме какое угодно положение — это называется суперпозиция или волновая функция.

Адам замотал головой:

— Боюсь, я перестал что-либо понимать.

— Ну смотри, — сказала я. — Представь себе, что ты вышел прогуляться, а я не знаю, где ты. Ты можешь быть в университете, или в парке, или в магазине, или в космическом корабле, или на Плутоне — да где угодно. Все это — допустимые возможности, хотя некоторые из них более вероятны, чем другие.