Мустай Карим - Долгое-долгое детство

• Название: Долгое-долгое детство
• Автор: Мустай Карим
• Жанр: Русская классическая проза

---

- И в Мекку сходишь, если суждено...

- Их-хи-и, сноха, туда же за большие грехи идут. А какие мои преступления, что ближе Мекки им и прощения не вымолить? Я ведь, енге, если подумать, прямиком в рай должен попасть. Почему, спросишь? Потому что я одну неверную душу - свою жену то есть - в ислам перетянул. Мало того, она целый подол мусульманских детей нарожала.

Старшая Мать улыбнулась как-то странно.

- Это хорошо, Талип, - сказала она, - что ты ее мусульманкой сделал. Но ты же душу с верой, в которой она родилась, разлучил. Не грех ли это? Всяк сущий только своему богу должен поклоняться.

- Нет, енге, на это меня что-то не хватает, не пойму, - честно ответил Круглый Талип.

Это он правильно сказал. Я тоже что-то не понял.

- Забрал бы ты эти шкуры, Талип, - решила покончить с делами Старшая Мать.

- Спасибо, енге, ремесло мое уважила, да еще сама пришла, со своими годами, положением не посчиталась. Только ведь и старый долг еще за мной, не уплачен. Я про те три пуда проса говорю, которые весной брал. И за эти шкуры сразу рассчитаться - тоже капитала нет. Не знаю, что и делать: и денег нет, и совесть есть... - завздыхал хозяин.

- И деньги будут. За тобой не пропадет. Живы будем - сочтемся, сказала Старшая Мать.

- Подожди-ка, енге, у меня колесо от самоката есть, отличное колесо. В таком большом, как ваше, хозяйстве обязательно на что-нибудь сгодится. - И он вынес из сарайчика колесо. - Вон как блестит. Я его на большаке подобрал.

Старшая Мать похлопала его по плечу:

- Не печалься, сынок, должником не останешься. И в твой домишко достаток заглянет.

- Хе, енге, я еще так разбогатею да разжирею... Вот только срок настанет. И все же тяжеловато пока. Эка! Чуть не забыл, у меня отменная штука есть. Медный кум-ган! Такой кумган - ишанам только омовение совершать. Знатная вещь, не по нашим... не по нам, в общем, возьми-ка его себе, - и он ринулся было в сарай. Старшая Мать жестом остановила его.

А самокатное колесо было - загляденье. Я, как увидел его, так и застыл. Пусти его с Верхнего конца улицы - до самого Тименея, пожалуй, докатится. Вот бы оторопели мальчишки с Тименеевской улицы!.. Только резинки нет, видно, кто-то себе выковырял. Старшая Мать взглянула на меня и сказала:

- Будь по-твоему, Талип, колесу хозяин нашелся. Считай, что за шкуры мы с тобой в расчете. - Она взяла это чудесное колесо из рук Талипа и вручила мне. - На, пусть ноги устали не знают.

Вот так нежданно-негаданно сокровище само мне в руки вплыло. Да разве такому колесу козьи шкуры цена? Расчет-то Талипу тяжеленько дался.

Завершая торги, Старшая Мать поднялась с места. Опять засуетился Круглый Талип.

- Вроде и осеннее обилие сейчас, енге, да как раз с чаем-сахаром нехватка случилась. Стыд ведь это - гостя без угощения отпустить! Эх, нищета всего унизительней!

- Не терзайся, Талип, хоть без чая, да не без чаяний - прожить можно, - утешила его Старшая Мать. - Все будет: и чай, и прочие угощения.

- Подожди-ка, енге, негоже гостю так уходить. По крайности, хоть пляской попотчую.

Сказал и тут же, руки в боки, пустился в пляс с припевками:

Гость во двор - хозяин в пляс, Так и пляшет целый час Можно заново начать, Если нечем угощать.

Нет соломы для коня,

Нет для бражки ячменя, :

Рот разинет - вот те на!

Вся душа насквозь видна!

Плясал он увлеченно, с пылом, крутился, вертелся, несколько раз пробежался, даже вприсядку попрыгал. Когда Талип завершил пляску, Старшая Мать сказала:

- Афарин! За почет-уважение, веселье-угощение спасибо!

- Гулять так гулять, енге, давай еще и песенкой уважу. Вот послушай...

Строй гвардейский одолеть Всех на свете может, Как увидит немчура Так в штаны наложит!

Это наша песня, гвардейская. Я ведь даром что маленький, у царя в гвардии служил. Все - под матицу, один я - со ступку. Хи, это же потеха, как я в гвардию попал! На большой поляне, енге, выстроили войско - с тысячу, а то и больше. Вышел самый большой генерал и начал гвардейцев себе отбирать. Отступит назад шагов на пятнадцать двадцать, разбежится и - как пнет с разбегу солдата ногой под колено! Богатыри из богатырей ничком падали. Из ста один, может, и выстоит. А кто выстоял, тех генерал вперед выводит и первыми ставит. Все гифриты* словно. Вот так разбежался он и пнул под колено меня. Я и не охнул. Генерал глаза вытаращил. Спереди зашел, сзади зашел, всего меня с головы до ног взглядом ощупал. Потом отступил он еще дальше, на сорок шагов, разбежался и пнул меня под второе колено. Я и не дрогнул. "Молодец, солдат! - сказал тогда генерал. - Встанешь в строю самым последним, будешь самым первым, самым верным моим гвардейцем. Когда ты сзади, никто нас под колено пнуть не сможет". Так и сказал, бедняга. Немного после того прошло, мы сами ему под колено и пнули. Сначала на четвереньки упал, потом и вовсе покатился. Это случилось, когда царя свалили и гнездо его по ветру пустили.

Закончив рассказ, Талип во все глаза уставился на Старшую Мать.

- Может, лишнего что сказал или что не так сделал, не обессудь, енге...

- Не беда, без лишку здесь и не обойдешься, для правды порой, чтоб поверили, и приврешь немножко.

*Гифрит - сказочное чудовище.

- Не обойдешься, енге, не обойдешься, - охотно согласился "гвардеец".

Круглый Талип проводил нас до ворот. У меня на каждом шагу макушка неба касается. Какие богатства-сокровища с собой уносим: две припевки, одну пляску, одну песню и - отменное самокатное колесо! И все это - за лохматые козьи шкуры никчемные. Спицы колеса на солнце сверкают. Нетнет да сверкнут перед глазами и белые зубы Талипа, который спел нам такую красивую песню. Вот уж кто и впрямь бесхитростный!

Я посмотрел назад. Круглый Талип все еще стоит у ворот, поблескивают редкая рыжеватая бороденка, тонкие усы, убогая шапка глубоко нахлобучена. Пройдут дни, бураны улицы задуют, сугробы возведут, и весь аул увидит, какая под этой шапчонкой ходила голова...

ПОТЕХИ РАДИ

Мало что Муртаза, теперь, кажется, и Салих за табак принялся, сказала Старшая Мать под вечер. - Совсем теперь в доме спички не держатся.

Куда эти спички уходят, только я один знаю. И Шай-хаттар. Потому что мы в ихней бане в карты режемся. Что ни день, я две, а то и три коробки просаживаю. Невезучий я. Карта не идет. Я уже вконец обнищал. Но не отчаиваюсь. Рано или поздно, а фарт придет. Тогда я все состояние, что Шайхаттару спустил, назад верну. Семь копеек медных денег, четыре винтовочные гильзы, две булавки, ножик с костяной ручкой, который зять Мухтар подарил, и счетом без счета коробок спичек. А пока все это в прожорливом кармане Шайхаттара сидит. И не только законное свое достояние верну, но и его в долгах утоплю. Ничего, и на наши ворота жар-птица сядет. Вот увидите. Мне даже сон такой приснился: когда Шайхаттар уже все просадил и ничего не осталось, он начал свои волосы по волосинке выдирать и на кон ставить. Только и патлы все проиграл. И каждый волос сразу золотой нитью становился - бери и аркан плети. А лысая голова будто бы, как воробьиное яйцо, вся в веснушках. Схватился Шайхаттар за лысину и заплакал: "Только волосы верни! Только волосы! Сроду больше жульничать не буду! Коли не веришь - вот, камень съем!" - и с хрустом начал булыжник из банной каменки грызть. Много съел, чуть не всю каменку, только самые крупные остались. Да ведь и я не дурак, не поддался, не разжалобился. "Ладно, - говорю, - наяву разберемся".

Мне этот сон прошлой ночью приснился. А сегодня он у меня еще три пуговицы, два рыболовных крючка и последнюю коробку спичек выиграл. До нитки разоренный, приплелся я домой, а тут Старшая Мать грех белого пса на черного пса валит.

- Салих-агай не курит, Старшая Мать, - заступился я. Как же я свой заведомый грех на другого навешу?

- Что ни день, уйма спичек пропадает...

- Теперь, Старшая Мать, спички плохие стали делать. Три спички чиркнешь - одна зажжется. Потому и расход-ливы очень, - сказал я, что от людей слышал.

- Ты и смерти отговорку придумаешь, - улыбнулась Старшая Мать. Сходи-ка в лавку, пока не стемнело, принеси уж какие есть.

Хотя и лень порядком, но слова Старшей Матери не ослушаешься. Я ведь теперь самая верная ее опора. Отец и Младшая Мать всю мелкоту нашу в сани ссыпали и к моей сайрановской сестре Гайникамал отправились. Старшие братья лес заготовлять уехали, не вернулись еще. Дома я да она.

- Бурая корова последнее дохаживает. Вот отелится сегодня ночью, а нам и фонарь нечем зажечь. Дни-то вон какие лютые стоят. Как бы теленка не поморозить.

Это она дает понять, что поручение, которое я исполню, очень важное. Из всей нашей скотины я больше всех эту буренку люблю. Добрая она, приветливая, послушная, от стада не отобьется, со двора не убредет. Глянет на тебя полными глазами, так и душа проваливается. Будто есть у нее к тебе какие-то слова необыкновенные, только сказать не может. Иногда она мне кажется чем-то на Старшую Мать похожей. "Языка только нет", - думаю.

Старшая Мать положила мне в горстку денежку в три копейки.