Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

• Название: Падение царского режима. Том 3
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Третий том "Падения царского режима", изданный в 1925 году, содержит материалы Комиссии Временного правительства по расследованию должностных преступлений высших деятелей царского режима, а именно, допросы: начальника С.-Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, начальника дворцовой охраны А. И. Спиридовича, дворцового коменданта В. Н. Воейкова, министра внутренних дел Н. А. Маклакова, заведующего охраной Распутина М. С. Комиссарова, директоров департамента полиции П. Г. Курлова и М. И. Трусевича, ближайшего друга царской семьи и Распутина А. А. Вырубовой, товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, председателя совета министров И. Л. Горемыкина, поклонницы Распутина О. А. Лохтиной, вице-директора департамента полиции, позже члена совета по делам печати и председателя петроградского комитета по делам печати, ещё позже члена совета министра внутренних дел С. Е. Виссарионова, а также показания члена 3 и 4-й государственной думы меньшевика Н. С. Чхеидзе.

---

Горемыкин. — Этого не помню; с моей стороны не было никаких в этом отношении настояний. Я получил только от графа Фредерикса письмо, что государь недоволен назначением ко двору Саблина, и потому было сделано распоряжение, чтобы никаких известий и распоряжений не публиковать до тех пор, пока правительство не встанет на какую-нибудь точку зрения, кого назначить.

Председатель. — Только в одном этом случае вы вышли за пределы законных прав?

Горемыкин. — Я только сделал распоряжение, чтобы военная цензура не допускала этого. Но это никогда не было исполнено. А что касается назначений, то я могу сказать только одно: по моим представлениям состоялись только два назначения министров, — графа Игнатьева и Александра Алексееевича Хвостова. Все остальные против моего желания были назначены.

Председатель. — Что же это за порядок, когда министры назначаются против желания председателя совета министров?

Горемыкин. — Не знаю. Был назначен А. Н. Хвостов, несмотря на мои протесты. Шаховской кажется был назначен. Кто же еще был назначен? — Я уже не помню теперь.

Председатель. — Вы говорите, что Шаховской был назначен против вашего желания?

Горемыкин.— Нет, Шаховской не против. Шаховской был просто назначен высочайшим повелением. Меня даже не спрашивали в этом отношении.

Председатель. — Что же, представляли вы бывшему императору о невозможности и нежелательности такого порядка?

Горемыкин. — Представлял — не о порядке самом, а о той или другой личности.

Председатель. — Ну и что же?

Горемыкин. — Ничего.

Председатель. — Значит, вы указывали на невозможность назначения Хвостова по его личным свойствам?

Горемыкин. — По его личным свойствам.

Председатель. — Какие же личные свойства его служили в ваших глазах препятствием к занятию им поста министра внутренних дел?

Горемыкин. — Все его прошлое.

Председатель. — Что именно в его прошлом?

Горемыкин. — Я не помню теперь. Вы спросите его дядю, Александра Алексеевича Хвостова; я просил, чтобы выслушали мнение Александра Хвостова, который лучше его знал, чем я.

Председатель. — Что же, мнение дяди не было спрошено?

Горемыкин. — Было спрошено, сколько мне известно. Несмотря на это, Хвостов был назначен.

Председатель. — Может быть, дядя похвалил племянника?

Горемыкин. — Нет.

Руднев. — Скажите, пожалуйста, Маклаков при вас ушел с поста министра внутренних дел?

Горемыкин. — Да, да, при мне.

Руднев. — Он назначен тоже без вашего участия? Вы принимали меры, чтобы он ушел. Вы были довольны его деятельностью?

Горемыкин. — Я никакого неудовольствия против него не имел. Почему он ушел, я совершенно, решительно не знаю.

Руднев. — Князь Щербатов был назначен при вашем содействии? Вы делали указания на него?

Горемыкин. — Нет, я не указывал. Не помню теперь.

Руднев. — Не известна ли вам причина ухода Щербатова?

Горемыкин. — Нет, мне это неизвестно.

Руднев. — Вы говорили, что отрицательно относились к А. Н. Хвостову; а вы не имели желания провести на этот пост Стремоухова, когда ушел князь Щербатов.

Горемыкин. — Стремоухова? Я в первый раз слышу эту фамилию.

Руднев. — Не было ли при вас, когда вы были председателем совета министров, разговоров о мариавитской секте?

Горемыкин. — Не было разговоров.

Руднев. — Не было ли при вас разговора об учреждении ипотечных банков в Польше?

Горемыкин.— Я не помню теперь, может быть, и было.

Руднев. — Теперь скажите, вы знаете князя Андроникова?

Горемыкин. — Как же, знаю Андроникова — странный человек. Он ко мне приставал, он несколько раз бывал и никогда не являлся с пустыми руками, всегда с букетом роз или с конфектами, которых я не ем, потому что мне запрещены конфекты.

Руднев. — А с докладами для государя он не являлся к вам?

Горемыкин. — Нет, нет. Он меня раз просил доставить письмо великому князю Николаю Николаевичу, но я должен сказать, что я этого письма не доставил. Я передал его, сколько помню, князю Орлову.

Руднев. — Затем, он вам иконы преподносил?

Горемыкин. — Может быть.

Руднев. — Освященные в присутствии митрополита Флавиана и В. К. Саблера в Москве.

Горемыкин. — Понятия не имею.

Руднев. — А в юбилее вашем принимал какое-нибудь участие Андроников?

Горемыкин. — Как же. Юбилей мой справлялся 75 лет от рождения, в первый год моего назначения, в 1914 году. Он писал во многие места и, сколько я помню, принимал участие.

Руднев. — А не был ли он автором адреса, вам поднесенного?

Горемыкин. — Не знаю, может быть.

Руднев. — Не в то ли время составлена брошюра на правах рукописи «И. Л. Горемыкин»?

Горемыкин. — Может быть.

Руднев. — Вы знаете Анспах, преподавателя французского языка во многих учебных заведениях? Этот Анспах у вас не был с Андрониковым по поводу составления этой брошюрки?

Горемыкин. — В первый раз слышу. Может быть. Я решительно не помню. Анспах для меня новая фамилия.

Председатель. — Мы остановились на частном вопросе, в виду вашего указания на то, что деятельность ваша в порядке верховного управления проявлялась единственно в назначениях; не было ли мероприятий более общего характера, которые вы с бывшим императором проводили в порядке верховного управления?

Горемыкин. — Что такое?

Председатель. — Вопреки букве и смыслу изданного в порядке 87 статьи высочайшего повеления от 20 июля 1914 года о военной цензуре, вами была проведена мера, направленная к распространению деятельности военной цензуры на дела внутреннего управления.

Горемыкин. — Нет, этого никогда не было, я никакой цензурой не занимался.

Председатель. — Я напомню вам историю вашей деятельности в этом направлении. Не помните ли вашего письма военному министру Сухомлинову от 18 ноября 1914 года?

Горемыкин. — Пожалуйста, прочтите это письмо, так я не помню.

Председатель. — Письмо совершенно официальное. Оно довольно большое, но, в виду выраженного вами желания, я позволю себе его огласить. Письмо председателя совета министров И. Л. Горемыкина военному министру Сухомлинову от 18 ноября 1914 года, совершенно доверительно (читает): — «Высочайше утвержденным, 9 ноября 1914 года, особым журналом совета министров, перечень воспрещенных к оглашению в печати сведений, касающихся внешней безопасности России и ее военноморской и сухопутной обороны, дополнен особым пунктом нижеследующего содержания: «Сведения о предположениях, постановлениях и мероприятиях по совету министров, как связанных с чрезвычайными расходами на потребности военного времени, так равно вызываемых военными обстоятельствами». Целью приведенного постановления является недопущение в печати таких материалов и известий, несвоевременное оглашение которых не отвечает государственным интересам, либо может послужить на пользу нашим врагам. В соответствии с этим, в примечание к упомянутому перечню введено указание в том смысле, что от действия вновь устанавливаемого запрета изъемлются сведения, кои опубликованы или впредь будут опубликованы канцеляриею совета министров или же будут разрешены ею к опубликованию. Изложенные постановления, в согласность с предоставленными правительственной власти, законом о государственной измене путем шпионства, полномочиями по изданию ограничительного перечня, распространяются лишь на данные, связанные с государственною обороною и внешнею безопасностью страны. Между тем, в печать теми или иными скрытыми путями нередко проникают сведения, хотя и не могущие быть подведенными под указанный общий признак, но появление коих на страницах газет и иных изданий представляется, особенно в нынешнее военное время, весьма нежелательным. К числу таковых сведений должны быть, прежде всего, отнесены сообщения о возникающих в среде совета министров разномыслиях по отдельным вопросам, дающие повод, сделавшись достоянием гласности, ко всевозможным неблагоприятным для совета в его целом и для отдельных его членов суждениям. Не подлежит сомнению, что в обстановке переживаемых событий, вызывающей напряжение всех правительственных сил, всемерное поддержание авторитета высшего органа государственного управления в лице совета министров составляет повелительную потребность настоящей минуты. Равным образом, существенно важным представляется недопущение разглашения в печати о находящихся в производстве совета министров правительственных предположениях в области окраинных, инородческих, вероисповедных и других однородных вопросов. Пока таковые предположения не облеклись в законченную форму и ознакомление с ними общества не входит в виды правительства, — обнародование их или сообщение слухов о них может поставить совет министров в затруднительное положение и возбудить среди заинтересованных кругов населения либо несбыточные надежды, либо нежелательные, с политической точки зрения, разочарования, а в некоторых случаях — повлечь за собой обострение национальной розни и вражды. Само собою разумеется, что подобных явлений следует всячески избегать в современных условиях, когда в единении всех подданных России и сплочении их вокруг общего знамени кроется один из серьезнейших залогов доведения до конца успешной борьбы с нашим врагом. Нельзя, наконец, не отметить, что в интересах планомерного течения правительственной деятельности было бы необходимо ограждать от разглашения во всеобщее сведение печатью слухов о взаимоотношениях совета министров и законодательных установлений, а равно официально необоснованных сообщений о возможных перемещениях в составе членов совета министров с суждениями о вероятных кандидатах на якобы освобождающиеся министерские посты. Изъясненные соображения побуждают меня обратиться к вашему высокопревосходительству с покорнейшей просьбою, не изволите ли вы признать возможным, в целях устранения вышеприведенных нежелательных явлений в деятельности печати в условиях военного времени, преподать обслуживающим военную цензуру специальным органам руководящие указания о недопущении появления в газетах и иных повременных изданиях сведений и сообщений в соответствии с приведенными в настоящем письме объяснениями. Обязываюсь присовокупить, что все те данные и материалы по совету министров, сохранение которых в тайне не вызывается безусловною необходимостью, будут обнародываться канцеляриею совета министров или непосредственно, или через осведомительное бюро при министерстве внутренних дел, или, наконец, через заслуживающих доверия сотрудников периодических изданий, которые будут снабжаться соответственными удостоверениями. Примите, милостивый государь, уверения в отличном моем уважении и совершенной преданности. (Подписал) Горемыкин». Таким образом, в этом письме, пользуясь законом о военной цензуре, которая не допускает оглашения сведений, могущих повредить военным интересам государства, вы выразили пожелание, чтобы были запрещены к печатанию сведения о деятельности совета министров, слуг государства, по ряду вопросов, касающихся существенных прав граждан; пожелание о том, чтобы не военные интересы государства, а интересы совета министров и отдельных его членов были охраняемы от возможных нареканий органами военной цензуры, которые призваны блюсти интересы государства.