Николай Стуриков - Сотый шанс

• Название: Сотый шанс
• Автор: Николай Стуриков
• Издательство: Чувашское книжное издательство
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1979

О беспримерном подвиге Героя Советского Союза Михаила Девятаева, о его товарищах, бежавших на Родину из фашистского концлагеря на вражеском самолете, рассказывает эта документальная повесть.

Это рассказ о мужестве и несгибаемой воле советских людей, которых не сломили никакие невзгоды.

Летчик Девятаев стал первым в стране капитаном речного корабля на подводных крыльях.

Книга рассчитана на широкий круг читателя.

---

Двое, выскочив по расчищенной дорожке, по-пластунски поползли к капониру, в котором стоял «хейнкель» с прогретыми моторами.

А Корж, построив оставшихся в шеренгу, отдавал распоряжения:

— Мишка — летчик. Мы захватываем самолет и сегодня же будем в Москве! Кутергин, надевай шинель вахмана. Как просигналят, поведешь нас строем.

Девятаев и Соколов подобрались к тыльному входу капонира и замерли, услышав за валом немецкие голоса. Значит, механики здесь. Еле переводя спершееся дыхание, прикрылись краешком маскировочной сетки. Техники переговаривались. Соколов отчетливо понимал их речь. И когда они, собрав инструменты, ушли через широкий выход, Володя перевел Михаилу:

— Пошли в столовую. Двое вернутся через час, а третий будет где-то на наблюдательной вышке. Самолет полетит на какой-то эксперимент.

— Вот мы и покажем им «эксперимент»,— Девятаев представлял себя уже за штурвалом, уже в полете. Ведь сколько готовился к этому мигу!

Выждав, когда немцы отойдут подальше, шагнули к «хейнкелю». И вот они возле машины с фашистскими опознавательными знаками. По сравнению с привычными истребителями она была не только чужой, малоизвестной, но и показалась летчику невероятно огромной.

Первое препятствие: дверь нижнего лаза на замке. Захлопнут и бомболюк. Под руками нет инструмента. Летчик перед самолетом остался беспомощным.

С крыла можно попробовать пробраться в кабину. Но крылья высоко, стремянки нет.

— Володя, подсади меня!

Пальцы летчика скользнули по кромке плоскости и сорвались.

— Давай струбцину!

Но струбцина деревяшка, ею дверцу не пробьешь. На секунду взгляд упал на колодку под колесом. Нажал на защелку, сложил, вытащил. Пробил в дюрале дыру, просунул руку и оттянул внутреннюю ручку замка.

Дверца открылась.

Огромный фюзеляж «хейнкеля» проглотил невысокого костлявого человека с худыми руками.

Вот она, кабина. Метнувшись на пилотское сиденье, утонул в нем. Ведь летчик перед вылетом надевает парашют и садится на него. Был в фюзеляже какой-то ящик, утопил его вместо парашюта в сиденье. Ноги легли па педали, руки достают до кнопок па приборном щитке. Ручку управления держать удобно.

— Володя, зови наших. Колодку подложи под колесо.

Уверенный, что теперь все пойдет своим чередом, Михаил взглядом окинул самолет с левого до правого крыла. Какой он непривычно большой. Еще раз вспомнил урок, который недавно преподнес русскому «зеваке» немецкий пилот.

Моторы расчехлены. Попробовал штурвал. Ходит свободно — Володя успел снять струбцины.

— От винта! — по привычке скомандовал летчик. Открыл бензобаки. Насосом качнул горючее. Установил зажигание. Нажал на кнопку стартера.

Все проделал в той последовательности, как и немецкий летчик.

Но что упустил? Приборные стрелки не шелохнулись. Мотор не отозвался.

Да, догадался. Второпях забыл включить рубильник аккумуляторной батареи, подать от нее ток. Вот он, злосчастный рубильник.

Еще раз — на кнопку стартера.

И снова — предательский молчок.

Лихорадочно заметался по кабине. Схватился за провода. Они ведут за бронеспинку. За ней ящик. Ящик пустой.

Аккумуляторы!.. Нет аккумуляторов!..

Покачнувшись в тупом изнеможении, летчик упал на холодный дюралевый пол фюзеляжа. В голове стремительно пронеслась самая чудовищная мысль:

«Все пропало! Теперь погибнем!..»

Снизу, через люк, услышал тревожно-требовательные голоса:

— Миша, что ты там делаешь?

— Заводи моторы!

— Не тяни время! Немцы могут подойти!

Не в силах подняться, на руках подполз к раскрытой дверце. Высунулся наружу:

— Аккумуляторы!.. Тележка такая…

И всех как ветром сдуло. И Кривоногова с винтовкой, и Кутергина в шинели вахмана…

Катят тележку с аккумуляторной батареей, тащат лесенку. Соколов взбирается по ней, подает кабель со штепселем.

Куда протягивали его немецкие техники, летчик видел. Нашел розетку.

Забегали стрелки на приборах, замерцали сигнальные глазки. Наконец-то…

Летчик, обливаясь потом от перенапряжения, сорвал с себя верхнюю одежду, положил на ящик, брошенный в углубление для парашюта. Сидеть стало удобнее. Рядом на штурманском месте пристроился Соколов. Внизу только «вахман» в эсэсовской шинели отбрасывал от самолета какие-то ящики. Да Кривоногов с немецкой винтовкой. Ему убирать колодки из-под колес «хейнкеля».

Девятаев еще раз проконтролировал свои познания в запуске двигателей. Успокоился, сосредоточился. Без усилий нажал на кнопку стартера, не торопясь перевел «лапку» зажигания.

Левый мотор знакомо, как ему и полагается, несколько раз фыркнул и ровно заработал. Летчик прибавил обороты — слушается.

Завел и правый двигатель.

Оба винта слились в ровные желтовато-прозрачные круги.

Девятаев проверяет работу моторов на разных режимах — до полного газа. Гул и рев самолетных двигателей на аэродроме в лётный день — явление обычное. И никому из немцев, конечно, не придет в голову, что на одной из их машин секторы газа переводит человек в нательной рубашке.

А он уже сигналит Кривоногову:

— Убирай колодки, всем в самолет!

Иван что-то замешкался. Под левым колесом колодка зажата. Кривоногов размахивает руками:

— Сдай назад!

От такой шутки летчик даже расхохотался. — Иди,— крикнул на ухо новоиспеченному «штурману»,— сожми колодку.

Соколов быстренько спрыгнул и вместе с Иваном вернулся на свое место.

Летчик, отпустив тормоза, плавно подал газ. «Хейнкель» покатился. Нажал на них — остановился. Рулить можно.

Капонир остался позади. По бетонированной дорожке, на которой летчик и его разношерстный экипаж сегодня засыпал бомбовые воронки, теперь катится к взлетной полосе. А навстречу — только что вернувшиеся истребители.

— Всем в фюзеляж! — закричал Девятаев.— Спрятаться!

А самому — не укрыться. Он может только пригнуться, чтоб не заметили его белую рубаху.

Скорее надо к старту, к бетонной полосе.

И тут же, словно назло, подстерегла еще одна опасность. Над аэродромом перестроились для посадки «юнкерсы». Ведущий пошел на снижение. Бомбардировщики садятся по одному. Их принимает женщина-стартер.

Подальше от нее — там телефон.

Порулил в другую, будто к ангарам, сторону. И следом за посадкой последнего «юнкерса» был на бетонке метров за двести до линии старта.

Женщина-стартер в черной, выделяющейся на снегу, шинели помахала ракетницей пилоту «хейнкеля». Должно, подзывала подрулить поближе, к месту старта.

Но тогда она все поймет…

— А ну тебя, фрау, к чертям собачьим!

У края бетонки на всю мощность синхронно взревели моторы. Тормоза плавно отпущены. Два винта, врезаясь лопастями в воздух, уверенно понесли тяжелую машину по взлетной полосе. Все быстрее и быстрее.

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов,—

запел рослый «вахман» в самолете. Его поддержали. Голосов было не слышно — их заглушал рев двигателей. Но люди пели. Они, заклейменные, бесправные и голодные рабы, теперь вырвались из плена! Кончилась каторга, позади остался ад!

Летчик чувствует: скорости на пробеге хватает. Пора подать ручку от себя. Стабилизатор, приподнявшись, оторвет от бетонки хвостовое колесо. С двух, передних, воздух, став подъемной силой, понесет машину на крыльях, поднимая ее выше и выше.

Девятаев подает ручку управления вперед. Штурвал должен идти легко. Михаил его проверял. А тут словно заклинило. Давит на ручку что есть мочи. Хвост «хейнкеля» не поднимается. Какая-то тайная сила превозмогает напряженные усилия летчика.

Еще последнее усилие. Самолет лишь дернулся в кренах. И мчится на трех точках.

Не взлететь!..

Выход единственный — прекратить пробег.

Рывком сбросил газ. Тяги у винтов не стало. Но «хейнкель», разогнавшись, стремительно мчится по инерции. Критический момент для гашения скорости остался там, где боролся со штурвалом. Здесь бетонка полого пошла к морю.

Тормозить нельзя — самолет может скапотировать, перевернуться через моторы. И все-таки нажал на тормоза, хвостовое оперение поднялось. Отпустил. Услышал удар заднего колеса о бетонку. Еще раз резко затормозил и отпустил. Еще «костыль» стукнул по бетонке.

Скорость стала угасать, но на разворот идти рано: сразу перевернешься.

А впереди, за полосой, обрыв и море.

Все, теперь конец!

Море проглотит и самолет, и тех, кто был в нем.

Остались секунды.

Под колесами уже не бетонка, а прибрежный снег и песок.

На последних метрах остался последний шанс.

Бытует у летчиков неписаный закон: если в критическом положении ты использовал девяносто девять шансов из ста, а про сотый забыл, то не можешь считать, что сделал все. Ты обязан, должен найти этот неуловимый сотый!